Г

 Галстук.  Сейчас бы припомнить, когда первый раз… Нет, ну нет, ну, конечно, глупость! Кто же способен восстановить в памяти самую первую в жизни встречу с тем или иным предметом? Именно «встречу», поскольку в младенчестве, в раннем детстве, ты знакомишься с вещью, как с новым человеком, не зная, что от неё можно ожидать… Я, сквозь мутноватую воду протекшего времени, вижу несколько отцовских галстуков, висящих на тонкой металлической скобе с внутренней стороны дверцы платяного шкафа. Особенно запечатлелся один – светлый, с голубовато-зеленоватым орнаментом. Орнамент сродни чешуе или кольчуге… Что-то такое… Ну, подобным образом могла выглядеть фуфайка Нептуна. И ещё у меня в детстве этот орнамент вызывал причудливую ассоциацию с раздавленными виноградинами… Короче, ещё совсем маленьким, ощущавшим себя у платяного шкафа, словно перед воротами сурового замка, я уже умел оценивать вещь, и галстук отца мне категорически не нравился.

     С лёгкостью и великой охотой отстраняюсь от размышлений фрейдовского толка. Не время для них сейчас и не место. Теперь в том же шкафу, на той же скобе, висят мои собственные галстуки. Давно не было случая надеть какой-нибудь из них. Я даже забыл, как выглядит их подвижно-шёлковый, лианоподобный ряд. Не поленюсь, пойду и гляну…

     Хм… Если отобразить историю моих отношений с галстуками отдельными фразами-вешками, то выглядеть это будет так.

     Первый галстук – галстук-регат, с застёжкой в виде резиновых хвостиков. Надевал лет в 10-12, разыгрывая моноспектакль для себя самого. Изображал не то лорда, не то инспектора полиции.

     «Взрослые игры» начались лет в 16. ГУМ. Космический гул под потолком всей этой чрезмерной архитектуры. Так и слышится: «Гум-гум-гум-гум-гум…» А я склоняюсь над ящиками с шёлковыми лентами галстуков, трогаю их с робостью молодого влюблённого. И ещё галстуки висят на белых металлических рогах, растущих прямо из стен галантерейного отдела…

     О чудо! О всплеск мощной радости! Я научился сам завязывать галстук!!! Заворожено смотрю на себя в зеркало. Смотрю на первый удавшийся узел. Возможно, это не плод моих усилий. Возможно, истерзанный многократными попытками галстук сам, наконец, решил завязаться, чтобы от него отвязались. Недаром же на ярлычке указано – «галстук-самовяз»…

     И много чего было потом… Магазин «Мужская одежда» на «Рижской», чей запах сравним разве что с запахом «Волшебной лавки» Уэллса. Всасывание глазами каждой буквы, когда, изучая историю моды, доходил до глав, где речь шла об аксессуарах и галстуках. Купленный в Берлине зажим для галстука, который кажется теперь таким бедным и никчёмным. Открытие «некслипа» - это нечто среднее между галстуком и шейным платком. Бола-тай, - американский вариант с пряжкой и кожаным шнурком. Настоящая, старорежимная булавка для галстука в виде подковы, усыпанной гранатами. 85 способов завязать галстук…

     И главная прелесть этой детали туалета - в её безусловной ненужности, с практической точки зрения. Единственная чисто-декоративная деталь мужского туалета. Но какая любопытнейшая у неё история! Как много значит она для создания образа! О, он, галстук, одна из немногих вещей, элегантной шёлковой петлёй, связывающих нынешнего человека с прощлым, с тем же дендизмом, со временем, когда не жалели времени на завязывание банта или узла, потому что умели жить со вкусом, смакуя мгновения, а не наспех проглатывая часы и минуты, давясь ими, как встречным ветром в бешеной скачке неизвестно куда…

     Ну, а ежели коротко… Да за каким хреном говорить коротко о том, что действительно любишь?!!!

                                                    Д

Довлатов. Не так давно послушал, как актёр N читает «Иностранку» Довлатова. Не хочу называть фамилии актёра, ведь мало ли – вдруг каким-нибудь фантастическим образом до него дойдёт эта запись, и он, естественно, будет уязвлён, поскольку вряд ли воспримет текст адекватно и расценит его, как ядовитую критику. Расстроится, не дай Бог… А я-то как раз ничего против него не имею.

     Дело не в том, что он, этот N, «плохо» прочитал повесть. «Нормально» прочитал. С профессиональной точки зрения, даже вполне прилично: без кривляния, с серьёзным проникновением в текст, даже с почти благородной сдержанностью. Порядочный и, видимо, добросовестный человек этот N. НО!... Вот один пример. Время от времени авторский текст, то есть комментарии самого Довлатова по поводу происходящего, он читает слегка посмеиваясь. Снисходительно-ласково так, мол, такой вот у меня беззлобный человеколюбивый юмор. И это… ужасно меня огорчало во время прослушивания.

      Никому не собираюсь навязывать своё личное отношение к Довлатову и к его прозе. Тем более, не собираюсь учить актёра-профессионала, как читать художественный текст. Твою любовь к писателю другие могут либо разделять, либо не разделять – дело свободное. Да и любит-то каждый по-своему. А без свободы трактования - искусство чтеца вообще перестало бы быть искусством. Тем не менее, не случайно прицепился я к этим смешочкам, которыми, как бантиками или цветочками, украшал актёр довлатовский текст. Стиль данного писателя исключает малейшую навязчивость. Сам язык очищен, безупречно ясен, доведён практически до чистоты звучания флейты. Ошибиться с интонациями здесь, казалось бы, невозможно. Текст для исполнителя должен быть чем-то вроде нот для певца: смотри и пой, как там указано. Герои Довлатова почти никогда не смеются над своими или чужими шутками. Они вообще редко смеются, - юмор, усталая, выстраданная ирония просто разлиты, как говорится, в самой атмосфере. Именно это и является важнейшей составляющей обаяния его прозы. Естественность, ненавязчивость, органичность иронии в жизни изображённых персонажей. Начни её подчёркивать специальными интонациями, смешками или многозначительными паузами – улетучится в один миг тонкий аромат, перебьётся грубым запахом специй и острых приправ.

     Да и вообще чаще всего явный смех уничтожает комическое. Не случайно же издревле считалось, что рассказчик анекдота не должен сам смеяться. И… Ладно, чего я, действительно, привязался к посмеиванию актёра N? Он ведь из самых хороших чувств. Мягко так, деликатно, дал нам понять, где, по его мнению, особенно смешные места. Жаль только, что от этого они утратили половину своей прелести.

     Сам Довлатов читал свои вещи довольно монотонно, абсолютно нейтрально, быстро и, вместе с тем, тщательно проговаривая слова. Правда, очень приятным баритоном, низким, с едва заметной гнусавостью. Есть такие голоса – ничего особенного, даже поскрипывание в них есть какое-то. А вот слушать приятно! Видимо, какими-то трудно объяснимыми сигналами точно передаётся то, что слушаешь ты выдающуюся личность. К актёрству это никакого отношения не имеет. Просто эманация таланта – ничего больше.

     Вот опять чувство вины у меня перед актёром N. Вроде как упрекаю его за то, что он не Довлатов. Да не в том дело! Дело, как всегда, во мне… Довлатов – это моё, личное, сокровенное. Когда его кто-то читает вслух (кроме меня самого, разумеется), я сразу настораживаюсь. Точно кто-то в моём присутствии начинает рассказывать о моём близком друге или возлюбленной. Пусть даже и нахваливает их, а всё же не теми словами, не так, как надо было бы…

     Мама моя говорит: «При твоём характере ни одна женщина с тобой не уживётся!» Возможно, что и так. Но если женщина сможет хорошо прочесть вслух Довлатова… Ну, тогда и у неё и у меня есть шансы ужиться!...