Перебираю в памяти картинки, сцены, события… Восстанавливаю ощущения, испытанные в детстве и отрочестве… Всё-то и не припомнишь, конечно, а что-то приходится отсеивать. Поди разбери – что отсеять, что попробовать материализовать в слове. Ведь что «отсеешь», то и пожнёшь…
Ты вот говорила о Коломенском… Знаешь…
Брат и мама на отдалении: он пишет этюд акварелью, она – руководит. Судя по её жестикуляции, становящейся всё интенсивней, что-то у Севки идёт не так. Мама не художник, но искусство понимает. Она сама – произведение искусства. А любовь к нам воспламеняет её творческое начало, ей невыносимо становится видеть неудачное пятно на шершавой, как мурашками покрытой, акварельной бумаге…
А я уже кончил писать. Желания подолгу корпеть над пейзажем с натуры нет ни малейшего. Во-первых, не получается, чтобы было похоже. Во-вторых, сильно мешает сосредоточиться открытость пространства. Я не защищён от сторонних взглядов четырьмя стенами комнаты, толщиной набитыми книгами шкафов… Резкий и сладкий запах красок смешивается с живым запахом травы и прогретого воздуха. Тянет уйти подальше от складного стула и этюдника… И я ухожу в тенистую глубь, вхожу, как в воду, в чёрно-зелёное, двигающееся от лёгких выдохов ветра, в то, что неохотно, упорствуя всеми ветками, пропускает солнце. Солнце сочится сквозь зелень, и пятнышки света под ногами – как призраки монет ещё не найденного клада.
Мне скучно. Я уныло, от безысходности, поглаживаю плечо безликой каменной бабы, языческого изваяния, тяжело стоящего в траве, похожего не колоссальную шахматную фигуру… Видно боги там, выше этих разбухших облаков, играли в шахматы, и один из них смахнул волной рукава эту фигуру… И вот она, упав, вонзилась в землю. Ушла в неё на глубину полутора взрослых ладоней…
Я поглаживаю ноздреватое, нагретое и пахнущее вечностью плечо…
Про школу вспоминать противно, тяжело. В начальной школе меня травила, упорно пыталась расплющить (чуть не написал – «превратить в лагерную пыль») наш классный руководитель. Дружить со сверстниками я не умел. А к восьмому классу меня уже травила банда наших лидеров из класса… Помню, как один из них, например, просто так, со скуки, с любопытством заглядывая за грань дозволенного, несколько раз плюнул мне в лицо… Плевки падали мне на глаз, на щёку, как холодные слизняки. И я не дал ему в морду, не стёр плевки… Потому что всегда был труслив и горд…
Впечатления от книг? У-у-у, тут стоит только начать углубляться… Вот запамятовал, что было сперва – телесериал «Отверженные» или сама книга Гюго… И сколько мне было лет, когда впервые я наполнился ими… Н-ну, довольно рано, лет… восемь… наверное…
Сериал… сериал… Отчётливо помню, как Вальжан, пятясь – нет! просто идя задом наперёд (видимо, при наступлении жандармов), говорит кому-то (жандармам?): «Я – Жан Вальжан.» О!... Чёрно-белый телевизор! Он приучал не распыляться, ценить сухую графику силуэтов и тонкую игру серых полутонов. Благодаря ему, так врезались мне изломы света на маленькой Козетте, не то поднимающей ведро с водой, не то заламывающей руки. И белёсые, выгоревшие на палящем солнце зла глаза Тенардье. И выбегающие ночью из-за дуги уличного поворота жандармы с висячими саблями и в полукруглых шляпах. И поседевший, прочно совместившийся с образом отца Всеволода Жан Вальжан, погружающий себе в руку дымящееся долото… И Жавер с безжалостным подбородком. Подбородок его рвался вперёд, его удерживали тугие поводья бакенбард… Жавер в финале летел головой вниз с моста, и в детской памяти остался не стирающийся оттиск – сверкнувший всплеск воды у чёрной пасти арки…
А книга… Два тома цвета каземата. Старческая желтизна и вялая мягкость страниц. И физическое ощущение, как при чтении в твоём сердце распускается горячая, наливающаяся пунцовым роза… И накипающие слёзы… И предельно ясное осознание того, что в тебя входит настоящая, всё преображающая любовь…
P.S. А вот несколько детских работ моего брата Севы. Вообще мама сохранила несколько сотен наших ранних рисунков; эти же я выбрал, чтобы вы, достославные друзья мои, могли сами убедиться, как он талантлив...
1. "Грустный шут" ( 10 лет )
2. Иллюстрация к "Мёртвым душам" (15 лет)
3. Тоже иллюстрация к "Мёртвым душам".
4. "Ломоть арбуза" (10-12 лет)
5. "Натюрморт с грибами" (12 лет)
6. Ещё один натюрморт того же периода.
7. Овцебык. (Лет 15-16.)
8. Какая-то пантера или кто-то ещё из этих кромешно-кошачьих (тоже лет 15-16).
9. "Вид из окна" (не старше 16 лет).
10. Плюшкин (из того же цикла иллюстраций).
11. Раскаяние Чичикова (опять-таки лет 15).
12. Тигр. (15 лет)
