И вот ещё одна зарисовка о рынке.
«У входа навстречу мне выкатил гремящую тележку коротконогий парень с ассирийскими вытаращенными глазами. Пустые ящики грозно колыхались на ней, как дворец во время землетрясения. Я уступил ему дорогу, вошёл в калитку, прорезанную в железных воротах. Машинально огляделся. Палатки, лотки, павильоны, густо позолоченные июльским солнцем, выцветшая, подобно джинсовой ткани, голубизна неба. Мельтешение покупателей, жизнерадостный запах фруктов и грязи.
Первым делом иду покупать себе летнюю кепку. На помосте, как на эшафоте, торчат отрубленные головы манекенов в разноцветных бейсболках. Лоток пузырится выпуклыми рядами головных уборов. Взгляд притягивает соломенная ковбойская шляпа со шнуром.
- Алё, а кто хозяин?
Подходит крашеная блондинка, девушка-газель. Газель-то газель, но только глаза плотоядные.
- Слушаю вас.
- Можно померить шляпу?
- Можно. Щас зеркало принесу.
Зачем мне ковбойская шляпа? Слишком вызывающий будет вид. К чему весь этот карнавал? Но не могу отказать себе в удовольствии полюбоваться на себя в шляпе техасского рейнджера.
Девушка несёт зеркало. Волшебный прямоугольник то хватает солнечный луч, то заставляет отражающихся в нём людей менять направление движения, то поднимает дыбом землю со всеми впечатанными в неё окурками и плевками. Наконец, зеркало передо мной. В нём я вижу несколько растерянное бородатое лицо под молодецкой шляпой с лихо закрученными полями. Две секунды я рейнджер, потом спешу снять её. Если бы чуть замешкался, уже захотел бы купить коня и дёрнуть отсюда к техасской матери!
- Маловата. Спасибо.
- Больших размеров нет.
- Жаль.
Зеркало уходит вместе с несбывшейся мечтой.
Рассматриваю кепки. Ни одна из них не радует взор. Особенно наглой выглядит красно-белая хамка с косой надписью на тулье. Какое-то короткое слово, возможно даже нецензурное…
- Ну что,- с едва уловимой насмешкой осведомляется «газель»,- ничего не выбрали?
- Нет,- говорю,- спасибо.
Газель отходит, я для неё уже не существую.
Рядом здоровяк в майке, оголяющей сплошь татуированные руки, торгует джинсовой одеждой. Я делаю шаг к нему… и погибаю.
- Чего, братан?- и уже с проворством краба он подбирается ко мне.- Штанишки хочешь? Курточку?
- Мне бы джинсы какие-нибудь… подешевле…
- Ага! Есть! Есть такие! Специально для тебя, братан! Какой цвет нужен?
- Н-ну синие, например… А какие ещё есть?
- Выбирай!- жест в сторону решётчатой стенки, на которой стройными рядами висят брюки. Ощупываю ткань.
- Ткань отличная. Чистый хлопок! Какой у тебя размер?
- Лучше скажите цена какая?
- Эти по семьсот пятьдесят, эти по пятьсот. А эти за тысячу с лишним.
- Какие, говорите, за пятьсот?
- О, гляди!
Натруженные до желтизны пальцы по очереди выдёргивают из ряда штанины, затем откуда-то из-за спины достают белую ленту сантиметра.
- Щас тебя померим…
Секунда – и я в тонком аркане с жирными цифрами.
- Сто семь! Круто, братан! На тебя самый мужской размер нужен.
- Да что вы?
- Иди сюда!
Он, как багром, зацепил мою руку, завёл за витрину и нагнулся над сумкой. С усердием сыскной овчарки роется он в ней и, наконец, суёт мне чёрные джинсы.
- Меряй!
- Эти по пятьсот?
С наигранной гримасой здоровяк делает ладонью жест, точно хочет придавить мои последние сомнения.
Я расстёгиваю брюки, спускаю их, механически оглядываюсь… С одной стороны я отлично просматриваюсь рыночной публикой.
- Хозяин!
- Чего?
- Меня же все видят!
- Где все? Все мимо идут.»