Многажды описывал в дневниках Измайловский вернисаж, всевозможные рынки. Некоторые из этих набросков довольно приличные, но главная их ценность в абсолютной правдивости. Именно по таким зарисовкам с натуры можно впоследствии судить о времени и нравах. Вот парочка таких записей (лето 2005-го года).

 

    «Оптовый рынок «Афганец». Ещё довольно рано и особого наплыва покупателей нет. Павильоны, павильоны, павильоны… Аккуратными рядами висят синие, чёрные, серые джинсы. Хожу, присматриваюсь. У витрины (или как там можно назвать металлическую решётку с развешанными на ней брюками?) меня ловит немолодой кавказец. Коричневое лицо, бойкий круглый череп в серебристой оправе седины, тараканья подвижность чёрных глаз. Начинается такой разговор.

    - Чего хочещь? Брюки хочещь, да?

    - Да вот, смотрю.

    - Всё! Говори, какие нравятся.

    - Сначала цену скажите.

    - А-а-а, стой, брат, говори, какие хочещь.

    - Ну вот эти ничего.

    - Иди сюда, мерить будещь!

    - Как? Я…

    - Погоди! Чего боишься? Сколько тут у тебя?

    С гомосексуальной нежностью кавказец оплетает мои бока белой лентой сантиметра.

    - Так, сто сэмь! Иди сюда!

    За витриной, среди нагромождения коробок, из чёрной сумки извлекаются одна за другой пары тонких, глянцево блестящих брюк.

    - Меряй!

    - Да подождите, может, у меня денег не хватит.

    - А-а-а! Меряй, брат. Для тебя скину сотню. Ты – первый покупатель, мне для почина важно одну пару отдать, а потом… Я тебе говорю, лучших штанов на рынке нету. Клянусь тебе!

    - Ну ладно.

    Снимаю штаны, механически оглядываюсь и вижу, что по крайней мере с одной стороны я открыт для обзора рыночной публики. Поспешно подтягиваю брюки.

    - Эй, хозяин!

    - Что такое?

    - Как же я буду мерить, меня же все видят?!

    - А-а-а! Встань за ящики, да? Кто тебя там видит, да?

    Брюки оказались тесноваты. Кавказец ищет другую пару с таким остервенением, с каким служебная овчарка роется в земле, разыскивая важную улику.

    - Отлично сидят, как на тебя сшиты!

    - Допустим. Цену-то я сегодня узнаю?

    - Узнаешь, брат, почему не узнаешь? Семьсот пятьдесят.

    - О-о-о…

    - Семьсот! Шестьсот пятьдесят. Я же тэбе говорю (Интимно берёт меня за локоть.), мне для почина позарез нужно продать первую пару!

    Я мнусь, мямлю что-то невразумительное. Брюки неплохие, но материал тонковатый.

    - Где тонковатый? Смотри!

    И продавец трёт брючину пальцами, выворачивает штаны наизнанку, а потом, демонстрируя качество ткани, скручивает штанину в тонкую спираль и так растягивает её, что я пугаюсь.

    - Ладно-ладно, не беспокойтесь. Я похожу по рынку и, может, ещё вернусь.

    - Чего ходить? Зачем ходить, слушай?! Дешевле, чем у меня всё равно не найдёшь!

    Спустя четверть часа  опять попадаю в загорелые лапы торговца.

    - Всё!- он жестом мясника рубит ладонью воздух.- Я полтораста хотел тебе скинуть, а?

    - Ну.

    - А теперь двести пятьдесят сбрасываю! Бери за пятьсот! Мне это нужно, надо мне так, понимаешь? Ну должен я их продать, клянусь тебе, брат!

    Он ещё долго морочил мне голову, оплетал меня жгучей паутиной красноречия, что-то доказывал мне, намекая на чуть ли не мистическое значение покупки брюк. Но я не поддался. Хватило силы духа. Портки (чёрные плотные джинсы) я купил у пузатого «дяди Вовы» в круглых совиных очках. Дядя Вова был немногословен, но прост и весел. Прощаясь, я пожал ему руку.

    - Удачного дня!- говорю.

    - Вот за это двойное спасибо,- ответил дядя Вова.

    Так были куплены штаны в один из жарких июльских дней начала двадцать первого столетия. Заплачено за них пятьсот рублей.»

 

 

                                                                               (Продолжение следует)