За чаем

Дружить они, конечно, не дружили. Цезарь вообще такой человек...

Два слова о нём. Тридцатипятилетний подвижный мужчина, невероятно даже подвижный - при таком крепком, даже немного пугающем телосложении. Эдакая глыба с рыжеватой скульптурной лепки головой. Он не явно рыжий, а какой-то красно-бурый. При том  глаза - резкой, неестественной голубизны. Странное сочетание, да? Как две незабудки в салате из свёклы. Цезарь чрезмерен во всём: улыбается так, словно съесть тебя хочет; если является в гости, так непременно в лимонной желтизны пиджаке; когда пишет записку, может, нажав, сломать пополам авторучку... Голос у него густоты и силы, сравнимой лишь со звуками стихии: гром, обвал в горах и т.п.. Работает фотографом в той же газете, что и Хромов. Недавно развёлся с женой, так просто - для разнообразия. Она так и не опомнилась до сих пор... А если про характер...

Всю жизнь он делает, что хочет. Это совершенно без преувеличения! Многие из зависти называют его шизанутым. Напрасно, кстати, Цезарь - вне подозрений. Он всегда говорит правду и меры в этом тоже, конечно, не знает. Можно сказать, особенно в этом он меры не знает. Само собой, регулярно попадает во всевозможные истории. И практически о всех из них рассказывает после со смехом. И с каким смехом!... Один раз, захохотав, выбил затылком окно на кухне. Хозяйка, очень приличная сдержанная женщина, вышла из себя и от возмущения вдребезги разбила хрустальную вазу с конфетами. После холодно попросила Цезаря никогда больше не переступать порог её дома. Цезарь ушёл, хохоча.

"Цезарь", конечно, прозвище. Появилось очень просто: любимая фраза его: "И ты... Брут?!"

В общем, читать о таком дядьке - ничего, можно. А вот попробуйте с ним пообщаться. Тем более - дружить. Вот Хромов и не дружил. Но встречался и чай с ним пил много чаще, нежели прочие...

Итак...

Чай разливал Виктор.

- Тебе не дам чайник,- сказал он Цезарю.- Опять всю заварку в одну свою лохань сольёшь. И учти, будешь много ржать - выгоню.

- А нельзя ржать много или мало,- громыхнул басом Цезарь.- Ржёшь столько, сколько захочется...

- Это ты так считаешь. А у меня уши не железные. Нервы, кстати, тоже.

- А как ты меня выгнать-то собираешься?- искренне поинтересовался Цезарь.- Если я упрусь, так ты это... только живот надорвёшь. Во мне ж сто семнадцать кило!

- Смотри сам живот не надорви,- огрызнулся Виктор.

- Ну, если только от смеху,- отозвался рыжий фотограф и тут же и затрясся и пустил первые громовые раскаты.

-  Ну, поехал,- вздохнул Хромов.- Сахара тебе сколько? Того, что в сахарнице хватит?

Нахохотавшись до слёз, до закатной багровости, Цезарь сыпанул себе в чашку из сахарницы, весело, с рындовым звоном, закрутил ложкой, выплёскивая на клеёнку. Собственно, для чая ему Виктор подал не чашку, а фарфоровую бульонницу.

- Смешной ты, Виктоша!- заявил бодрый гость, отхлёбывая из своей дымящейся посудины.- Всё солидности напускаешь... Джентельменничаешь... Расслабился бы, а? С Анкой неужели тоже такой фасон-гарсон наводишь?

- Тебя не спросили... Между прочим, ты Анке понравился. Я вообще за неё тревожусь в последнее время. Странной какой-то стала...

- А чего странного? Я бабам всю жизнь был люб! А твоей котофейке вообще должны нравиться "мичиганы" типа меня.

- Какие ещё "мичиганы"?

- Индейцы, ковбойцы, зверобои всякие. О! Ирокезы ещё есть!

- Идиотина... Мичиган - это штат в Америке!

- Хрен с ним! Я про то, что боец таким тютелькам нужен, Клин Втиснут на лошади. Такое уж у них устройство...

- Ты-то почему знаешь? У тебя приличных женщин и не было никогда.

- Врёшь, гад! Почему не было?!

- Откуда ты их мог взять? С антресолей вытащил? Или парочка в фотолабораторию залетали? На красный огонёк...

- Кончай травить крысят цикутой! А что, Верка не приличная была?

- Приличная.

- Во...

- Во потому ты и бросил её. Не знал, что с ней делать.

Цезарь воззрился на Хромова с горьким укором.

- И ты... Брут?!...

Между прочим, на самом деле звали Цезаря Ростиславом. А фамилия его была - Тётушкин. Нет, я серьёзно...