Танец её был не просто яркий, страстный и темпераментный. Он был наполнен
глубокими чувствами. В современных партиях, которые оказались наиболее
запоминающимися в её репертуаре, она стала «греметь» начиная с балета
Лавровского «Ночной город».
Нина Тимофеева
Но самые яркие у неё, это роли драматические. Те, что на её
индивидуальность были поставлены Юрием Григоровичем. Они конечно и
стали вершиной творчества Нины Тимофеевой:
Хозяйка Медной горы в «Каменном цветок», Эгина в «Спартаке», и особенно
Мехмене Бану в «Легенде о любви»…
Балерина Нина Тимофеева. Камиль Сен-Санс "Умирающий лебедь". Государственный академический Большой театр СССР. Кадр фильма "Большой балет. Секрет успеха". 1965 год.
Сейчас не хватает личностей на сцене. Нина Тимофеева такой личностью
несомненно была.
Одна из лучших учениц Марины Семеновой и Галины Улановой она заставляла
не просто восхищаться технической стороной своего таланта, она заставляла
зал сопереживать.
Солисты балета Нина Тимофеева в роли Эгины (слева) и Марис Лиепа в роли Красса (справа) в балете Арама Хачатуряна "Спартак" на сцене Большого театра СССР.
Когда она танцевала Эгину в "Спартаке", то в ее монологах, в стальной
упругости ее движений были очевидны все расчеты и просчеты знатной
куртизанки. В ее соблазнительных танцах был нескрываемый цинизм.
Тимофеева демонстрировала не только высокое танцевальное мастерство, но
и искусство актрисы.
Мехменэ-Бану в балете Григоровича "Легенда о любви" изумляла дьявольской
энергией. Технические возможности Тимофеевой казались беспредельными,
словно трудностей для нее не существовало. Динамика движения передавала
силу внутреннего порыва, страстную натуру, она выполняла головоломные
трюки, но у нее они были выражением напряженнейшей внутренней жизни.
Юрий Григорович признавался, что Мехменэ-Бану лучше всех танцевала
Тимофеева.
В балете "Легенда о любви"
С такой же видимой легкостью балерина танцевала Хозяйку Медной горы в
"Каменном цветке". В положениях рук, в переходах от одного движения к
другому чувствовалось пугливое любопытство, боль одиночества. Рассказывая
о работе над "Каменным цветком", Тимофеева употребила такое выражение:
"сложная кривая внутренних состояний". Бесстрастность ее внешнего
поведения была только маской, фантастичность хореографического рисунка
скрывала земные страсти.
Три партии в балетах Григоровича - вершина ее артистических достижений.
В них просвечивала незаурядность натуры.
В балете "Каменный цветок"
В жизни Нина Владимировна была скромным человеком, не выносила
атрибутов богемной жизни, светских приемов и шумных компаний, не любила
общаться с журналистами.
– В балет мама попала совершенно случайно,– рассказывает единственная
дочь – Надежда Тимофеева.
Дочь. Надежда Тимофеева
– Моя бабушка – ее мама – Фрида Федоровна работала концертмейстером в
Театре оперы и балета имени Кирова в Ленинграде. Кстати, аккомпанировала
самой Марии Романовой – маме Галины Сергеевны Улановой.
Это было в тридцатые годы прошлого теперь уже века: становление школы
советского балета.
Когда в 41-м году началась война, театр отправился в эвакуацию в Пермь,
бабушка с шестилетней мамой поехали с остальными. Театр работал в
эвакуации, выпускали спектакли, поднимая дух тружеников тыла, – в те годы
люди старались держаться вместе. Сотрудники театра получали хлебные
карточки. Кто-то посоветовал Фриде Федоровне: пусть Ниночка в «Волшебной
флейте» танцует скорохода – и ей тоже будет положена хлебная карточка. И
мама «затанцевала», видимо, влюбилась в балет.
Когда после войны вернулись в Ленинград, поступила в Вагановское
хореографическое. На занятиях, по воспоминаниям маминых подруг (с теми,
кто жив, мы переписываемся), бесконечно рыдала, что у нее ничего не
получается. Педагоги успокаивали: «Ниночка, ты очень талантливая,
трудолюбивая, но слишком уж строга к себе».
А бабушка говорила: «У нашей Нины совершенно нет характера – не умеет
пойти «куда надо» и выпросить или потребовать себе роль. Выпрашивают
другие – и они получают, а наша Ниночка остается с фигой».
Очень гордая была! – Майя Плисецкая всю жизнь посвятила искусству,
отказавшись от счастья материнства. Ваша мама родила вас – это решение
могло стоить ей карьере.
Воспитывать меня ей помогала бабушка Фрида. Ну и конечно, мама очень
часто таскала меня в театр, я выросла за кулисами Большого, сидела на
репетициях. Наблюдала «обратную сторону медали»: балет – это не только
красота и порхание, но и многочасовые тренировки, стертые в кровь ноги...
И... интриги. Мамин друг и коллега Марис Лиепа как-то при мне сказал:
«Каждый спектакль – как экзамен. Но «экзаменуют» не для того, чтобы
похвалить за усердие и талант – совсем наоборот, приходят посмотреть,
что ты еще можешь и не пора ли тебя пнуть со сцены...»
"Пнуть» или нет, решало руководство. А коллеги с нетерпением ждали, когда
очередную звезду сочтут старой для балета – и появится шанс занять место.
Ведь талантливых много.
На сцене Тимофеева была звездой. А вот личная жизнь складывалась
драматично.
Отец Надежды – известный оператор Георгий Рерберг, снимавший
киношедевры с Андреем Кончаловским («Первый учитель», «История Аси
Клячиной, которая любила, да не вышла замуж», «Дворянское гнездо»), с
Тарковским («Зеркало»), с Марком Захаровым («Двенадцать стульев»),
красавец-сердцеед, именно с него написали главного героя нашумевшего
сериала Валерия Тодоровского «Оттепель».
Ближайший друг и коллега Рерберга оператор Вадим Алисов рассказал нам,
что это был невероятный роман – Рерберга и Тимофеевой.
– Мы выезжали в экспедицию на съемки за пятьсот километров от Москвы.
Накануне выходного (он у нас был один за неделю) Гоша на своей машине
срывался в ночь, – поведал Вадим Валентинович.
– Мчался к своей Нине, чтобы провести с ней один день, а следующим вечером
уехать обратно, проведя обе ночи в дороге. Но что не сделаешь ради любви.
В то время он буквально светился от счастья!
О причинах их разрыва я ничего не знаю, ходили слухи, будто он ее жутко
ревновал, ведь за ней пытались ухаживать многие.
– Если и была ревность, то совершенно беспочвенная, – убеждена дочь
Надежда.
– Будучи роковой красавицей на сцене, в жизни мама была очень домашней.
Не носила макияж, одевалась скромно. Артисты часто устраивают посиделки
после спектакля, отмечая удачную премьеру или еще какое-либо событие, –
она никогда не участвовала, отработала – и домой.
По этой причине некоторые считали ее высокомерной. Она такой не была.
Просто милая и домашняя. Дома была просто мамой, хотя и довольно строгой
– сама привыкла жить по графику и приучала меня.
В качестве отдыха она занималась йогой. Или читала книги.
Расставание же с Гошей, думаю, случилось вот по какой причине.
Он относился к богемной кинотусовке. Что такое кинобогема того времени –
ночью кутили в ресторанах, а днем снимали свое гениальное кино .
Гоше наверняка хотелось, чтобы любимая женщина разделяла с ним радости
ночных компаний, это же весело. Но у балетных жизнь – это режим.
Невозможно днем репетировать, вечером блистать на сцене Большого, а
ночами зависать в ресторанах с любимым, да еще одновременно воспитывая
ребенка. Просто разный круг интересов...
И мои родители в итоге пошли по жизни разными дорогами. Хотя, безусловно,
мама любила. Иначе не родила бы меня. Ведь дети рождаются только по
огромной любви.
Последующие спутники жизни Нины Тимофеевой были из одного с нею круга:
композитор Кирилл Молчанов, дирижер Геннадий Рождественский...
Кирилл Молчанов
Но первый умер в театральной ложе во время спектакля – Нина, узнав о
трагедии, нашла мужество взять себя в руки и дотанцевала до финала.
«Потому что зрители купили билет, будет несправедливо по отношению к ним,
если я дам волю своему горю...» – так она сказала.
А Геннадий ушел от нее к другой. Так тоже бывает.
-Почему Нина Тимофеева все-таки ушла из балета? – А это не ее желание!
В 1988-м многих в Большом театре вышибли на пенсию. Это известная
история, и нелицеприятная для советского искусства: люди, составлявшие
славу советского балета, вдруг оказались не нужны.
Ни мама, ни Марис Лиепа, ни еще с десяток прекрасных артистов.
Судьбы их были сломаны. Они ведь жили балетом!
Тех, кто их выгнал (руководство театра), можно понять: советские примы и
премьеры уже танцевали меньше, старели... Но им нужно платить зарплату.
Это невыгодно. В общем, чистая экономика и ничего личного. Вот только само
увольнение было исполнено некорректно, грубо: маме и остальным
«ненужным» просто сказали, чтоб больше не приходили в театр...
Помню, как мама лежала несколько дней в своей комнате на диване, глядя в
пустоту, видимо, пытаясь собраться с мыслями и понять, как жить дальше...
Марис очень быстро умер – в 54 года сердце не выдержало.
И мама по большому счету до конца дней так больше и не оправилась от этого
удара – увольнения со сцены, которую она считала смыслом своей жизни.
Нину пригласили преподавать балет в Иерусалим. И она переехала, вместе с
дочерью и Фридой Федоровной, продав фактически за бесценок огромную
квартиру в Брюсовом переулке. Это самый центр Москвы! Творческие люди
непрактичные, их легко обмануть. И маму, говорит Надежда, ловкие аферисты
обвели вокруг пальца. Возвращаться было некуда.
Три поколения
– В Иерусалиме наша жизнь складывалась невероятно трудно, – признается
Надежда Георгиевна. – Бабушка тосковала по родине и быстро умерла.
Мама бесконечно рыдала. Но работали мы обе не покладая рук, ведь надо
было на что-то жить.
Открыли балетную школу, появились ученики.
Мама выступала перед зрителями в небольшом зале, танцуя
почти до 70 лет. Она оставалась стройной, легкой, выглядела гораздо моложе.
Отдавала себе отчет, для чего танцует – уже не ради искусства, а элементарно
заработать на жизнь.
Впрочем, в 90-е и на нашей родине людям было не легче, так что я не
жалуюсь, вообще уныние – это грех.
В последние годы мама перестала танцевать, – делится наша собеседница.
– Выделили от государства небольшую квартирку на окраине Иерусалима.
Стол, шкаф, кровать – все очень скромно.
Маме хотелось быть одной, это чувствовалось – и я съехала в отдельное
жилье, позже у меня появилась своя семья. Маму навещала, привозила ей
продукты. Она каждый раз благодарила, но... «Ты же знаешь, мне совсем
ничего не нужно». Привезенное неделями лежало у нее в холодильнике: она
привыкла есть очень мало, балетные же вечно на диете. Ходила в храм,
подолгу молча стояла у икон.
Трудно предположить, о чем она думала наедине с Господом. Свою пенсию
тратила на бездомных собак и кошек – подбирала, кормила их, лечила...
Как-то я спросила, жалеет ли она о чем-нибудь.
Мама ответила: «Что ты, нет. Я занималась любимой профессией, и это самое
главное. Да, было трудно, но трудности делают нас сильнее, закаляют
характер и воспитывают дух на пути к Богу...»
К Богу она ушла в ноябре 2014-го, умерла тихо, во сне.
ИД "Собеседник". 2019.