Мама приезжала раз в неделю. Привозила леденцов и денег, смех и слезы, сала и вина. В городе у ней работы много, и в коллегу страстно влюблена. У него квартира, дача, «Волга», он у них ведущий журналист! Дед качает головой: «Сорока! Всё моташься, что осенний лист!»
Мама рано утром уезжает. Костю будит дед: «Вставай, внучок! Я тебе уж сырников нажарил. Кушай со сгущёнкой, горячо!»
Солнца шар встаёт напротив окон. Воздух из волокон светлых соткан, тонок, как начищенный хрусталь. В небе – ниточки летящих стай. Осень. Октября разгар в рябинах. Прилетел снегирь, и до клеста
осталась пара ледяных крупинок…

Дед целый день толчется по делам – он хлопотлив, как летняя пчела. Кролям уже успел почистить клетки. У мисок разноцветные розетки жуют вовсю запаренный горох. Дед поучает: «Не ленись, родимый. Трудиться всякому необходимо. Так человеку заповедал Бог!»
О Боге Костя мало знал, признаться. Мол, где-то есть, как в речке линь да сом, как есть в лесу линяющие зайцы, что бой за жизнь свою ведут с лисой. А больше – ничего не знал о Боге. Не спрашивал. К чему? У пацана был вечный дед, и все его тревоги развеивал рассказами сполна. Дед знал про всё про вся на этом свете: откуда к нам приходит стылый ветер, порвав в горах невидимую цепь. Он пек хлебы в большой старинной печке. Огонь бросал тепло ему на плечи, и тени танцевали на лице, когда дед открывал заслонку ловко. Пока открыта печка - чур, не слова! Там - мертвые. Молчание - их речь.
- Там бабушка и Мурка и Залайка? И старый наш конёк, бедняга Греч?
- Нет, звери нас не ждут в печных угольях. Они уходят в небо - не догонишь. По радуге, по синей полосе. Здесь только люди нам родные все.

***

– Ох, Константин Савельич, я с вестями... – соседка на ночь глядя, тётя Таня. – Ваш дед упал и помер на крыльце...
Он изменился в сердце и в лице. Пошёл писать «без содержания отпуск».
… Деревня с той же все рекой и лодкой, с гусями в лужах, мыканьем коров, и заготовкой дров и тьмы кормов.
Он деда проводил – не плача, молча. Такая боль внутри цветёт и точит, что впору в ухо небу горько выть, как по ночам в осоке воет выпь. Мать не приехала – горящий репортаж. Ей сельский этот незачем винтаж. Отца итак схоронят местным миром. А у нее – работа, муж, в квартира, породистый огромный сенбернар. Дом дедов был уже ужасно стар. Он так устал терять своих хозяев. Своих котов, своих коней и псов…
От горя дом как будто выплыл в сон, и не дышал, и не скрипел, а замер. И Костя в дровнике поленья взял. И печь топил, и у огня сидел. И каялся, что временной предел никак подвинуть, вспять вернуть нельзя.
- Прости, дедуль, давно не приезжал... – сказал, и сжалась жалобно душа.
И показалось – в пламени печи дед улыбается, и машет, и молчит.
И курит, и дымок от сигареты – тень горького прощального привета: «Мол, затоскуешь, возвращайся к печке, в которой в пламени певучем пляшет вечность. Верь рыжему веселому огню: покуда помнишь, я тебя храню…»

Елена Холодова

8 – 11 октября 2025 г.