В году, эдак, 2005 мы с моей подругой Татой прогуливались по Москве в районе Ленинской библиотеке. Был май. А в мае старые улочки в тех местах бесконечно уютны и прекрасны. И вот мы спускаемся к музею Рериха и тут я останавливаюсь как вкопанный. Гром, который меня сразил предстал в форме новенькой "Феррари". Примерно такой:
[571x342]
Честно скажу, я обожаю красивые машины. Я могу часами любоваться плавными линиями корпуса, изящными изгибами фар, непостижимой игрой бликов на поверхности боковых зеркал. Естественно в тот раз я не удержался от восторженной реплики: Посмотри! Какая красота!

Тата посмотрела, только не красоту, а на меня, причем так, словно я обозвал ее любимого Бродского низким вульгарным циником без всякого вкуса и стиля. Хмуро пробубнила, что машина не может быть красивой. Это всего лишь железная коробка с пятью слоями краски. Техника функциональна и практична, не более. Эта машина - всего лишь результат труда. Брось в нее камень и она превратится в обычную железку с вмятиной на лобовом стекле. Красота же не может быть законченной. Она неуловима и бесконечна. Красивым может быть дерево на лесной поляне рано утром. Причем красивым оно будет и днем и вечером. И каждый раз ты будешь ощущать эту красоту чуть иначе, чем до этого.

Та же реакция у нее была, когда я затащил ее в Пушкинский музей на выставку архитектора-футуриста Нормана Фостера. Я восхищался макетами космических небоскребов:
[543x700]
Тата морщилась, закатывала глаза, ворчала, что ей невыразимо скучно и тошно и пыталась перетянуть меня к импрессионистам в соседнем зале.

После Фостера к спорам о техногенной красоте мы с ней больше не возвращались.