Были приторно-сладкие летние дни всё короче,
Но однажды в июле метелью взорвался рассвет.
Просто кто-то бездомный в окно постучал среди ночи
И, улыбкой играя, сказал, что тебя больше нет.
Свечи плавили воск, языками лизали мне сердце,
Жгли себя до утра и рыдали беззвучно огнём…
Просто в мирную церковь впустили враги иноверца,
Осквернили алтарь и навек позабыли о нём.
А когда серый сумрак сгустился над мёртвой Невою,
И подобие чайки крылом расчертило волну,
Я пошла босиком, отрекаясь от всех, за тобою,
Объявляя жестокому миру святую войну.
Я хотела им верить и душу отдать всю задаром,
Но глумливо кривились их лица при виде меня,
И душа пропиталась насквозь ненавистным угаром
Бесконечно чужого далёкого летнего дня.
Я искала тебя, обезумев от боли и страха,
По следам и по запаху, будто собака, гналась.
Только ты ускользал; а во мгле тебя встретила плаха,
И петлёю стянулась на шее – как смерть – наша связь.
Я, дождём рассыпаясь и снегом игольчатым тая,
Наблюдала десятками глаз, что горели везде,
Как лицо сатаны вместо солнца, багровым сияя,
На востоке всходило в порочной своей красоте.
Я ослепла от света, и кровь в моих жилах застыла.
Я кричала, и горечью плакала в небе звезда.
Но никто не помог, даже мать на порог не пустила,
Потому что она не узнала меня, как всегда.
Лишь закаты опять пели тихие гимны Иуде,
Свои длинные цепи в полнеба вокруг распластав…
А луна отражалась в тяжёлом серебряном блюде,
Словно свёрнутый кольцами дремлющий белый удав.
Далия Витта (с) 1998
