Падаю, падаю, падаю… Я падаю и не знаю, как долго это будет продолжаться. Закрываю глаза и вижу надоевшие фиолетовые круги, такие красивые, но такие противные! Они режут зрение совершенством своей красоты, похожие на снег из болезненной бесконечной истории – он падает, кружится, опускается, так же как и я, вместе со мной, и не прекращается никогда.
Где-то кричат люди, им нужна вода, много воды, но вокруг нет ни одной реки, даже мелкого пруда нет. Может быть, они хотят потушить пожар, представляю себе рыжие языки пламени, голодные, ненасытные, почти что вижу чёрную обугленную руку, жертву неугасимого огня, почему же эта рука так напоминает мою? Они нашли реку, они повернули её русло мне навстречу, и теперь вся их долгожданная вода вся течёт прямо в меня, только очень медленно. Дайте-ка я встану, пойду, пожалуй, на запад, который всегда меня тянул – знаете, раньше не было времени ни минуты. А сейчас пора, ведь все эти их пожары и метания вокруг обугленных частей тел так неинтересны! Встаю и иду на закат, потому что меня там наверняка что-то ждёт. Не хочу больше падать, усилием воли разрываю невидимые путы и становлюсь свободным…
***
Оно раскинулось впереди, от края до края, поглотило горизонт и объявило себя местным богом. Сначала я подумал, что это болото – тягучее, зловонное, тёмное, но болото больше напоминало озеро с густой тёплой массой вместо воды, красной и тяжёлой. Лишь когда я подошёл ближе к линии ленивого чахлого прибоя, я понял – это масса лизала мне ноги, здесь не могло быть ошибки, просто я увидел перед собой озеро крови. Но страшно не стало, потому что в озере точно так же, как всегда, отражалось заходящее солнце, и волны мелкой рябью пробегали по поверхности. Пожары остались позади, доносясь до моего острого слуха чужими голосами. Там люди бегали по тлеющей земле, взвалив на плечи вёдра и багры, а я был далеко. Мухи стаей вились над головой, руки устали отгонять – кровь привлекала их запахом и густотой, словно засахаренный старый мёд. Потом кто-то стёр всех мух невидимым ластиком, и мне стало легче. На западе рдело багряное марево, искажая ровную линию горизонта, красивое пылающее марево. И я подумал, что нет мне спасения от огня, даже здесь, на берегу удивительного озера из крови. Очертания другого берега тревожили, их словно вообще не было, неотчётливых и изменчивых. Не нужно смотреть туда, нет, иначе голоса сразу кричат почти в ухо, больно! Я-то думал, что кроме меня тут никого не будет, но ошибся – она сидела на берегу и ждала. Её белёсые бесцветные волосы развевались на ветру, который морщил кровяное озеро волнами, и спина у неё была сгорбленно-прямая одновременно, такая парадоксальная вещь, когда две противоположности сливаются. Она обернулась и сказала:
- Ты что-то не спешил.
Брови её и ресницы были снежно-белые, как у альбиноса, а глаза тёмные, и в них отражалось всё, что я видел вокруг. Я видел, что не был обугленным, что люди перестарались, вливая в мои вены реку с чистой пресной водой, им не нужны были багры и вёдра, но разве они это знали?
- Забудь про них, сейчас ты сам по себе, один на один со мной и нашим миром.
Женщина-альбинос ласково посмотрела на меня, и я её узнал. Она напоминала мою мать, только мать не успела состариться, молодость взорвала её изнутри. А вот Она, с большой буквы – Она, состарилась и стала мудрой, как камень из священной горы Мория. Так вот, я узнал эту женщину и обрадовался, что вижу её опять. Много лет назад, в метро, случайная встреча, дороги разошлись…. Сказала, что мы ещё увидимся, и слово сдержала, но почему именно здесь? Я лёгок, я падаю, падаю, падаю, но не настолько уж и падаю, чтобы не понять, что мой долгожданный мир явился взору неспроста. Как голоса мешают, просто беда! Вы только послушайте, о чём они говорят: "… Их хватит на день. На один-единственный день, понимаете? Сидите рядом, никуда не отлучайтесь, держите руку, иначе игла проколет вену насквозь…»
"...Боже, почему так долго, за что нам такое мучение, Господи, помоги!»
"...Я не поеду ночью домой, я боюсь, что уеду, а утром будет поздно…»
***
Несколько дней мы ничего не делали. Она ничего и не хочет делать, лишь показывает мне фотографии из детства, причём мои. Я их помню, но с ней смотрю как бы заново. Она такая забавная, постоянно рассказывает какие-то интересные вещи, доселе мне неизвестные – например про то, откуда здесь взялось озеро. О, это целая история: раньше на его месте пересекались несколько широких дорог, целый узел из путей и тропинок. А потом хлынул дождь и шёл много лет подряд… Что-то знакомое есть в её истории про бесконечный дождь, но сейчас очень трудно сосредоточиться. Я просто смотрю на неё, на то, как у неё шевелятся бледные тонкие губы, и считаю до миллиона – сегодня я дошел до трёхсот тысяч. Зачем я это делаю? Не знаю, показалось, что без подобных интеллектуальных упражнений станет чуть тоскливо. Одновременно мне удаётся наблюдать за далёкими жалкими людьми, которые до сих пор бегают и тушат пожар, нет слов, до чего я их презираю за бесполезную трату времени. Моя женщина-альбинос не говорит, как её зовут – а для чего? Она никак не называет себя, лишь иногда вскользь бросает простое и понятное слово, которое я тотчас забываю, это слово заменяет ей имя. Голоса «оттуда» уже не так мешают, словом, покой и благодать постепенно воцаряются в этом чудном мире, испорченном только огромным количеством темной массы озера.
***
Однажды наступил необычный день – или час, я совсем потерялся во времени, потому что живу тут без часов и без календаря. Она сказала:
- Хочешь, искупаемся?
Я опешил от прямолинейности предложения, но любопытство пересилило, и мне оставалось кивнуть головой в знак согласия. Кровь была очень тёплой, приятной, более плотной, чем вода, и поэтому плыть в ней было гораздо проще. Меня привлекали очертания того берега, скрытые туманом, и я искренне, вслух, выразил желание добраться туда когда-нибудь. Но она вдруг расстроилась.
- Я пограничник, а не лодочник, - ответила она печально, хотя я не просил её о лодке, я даже не думал о лодке, которая отвезла бы меня на ту сторону!
- Тебе не нравится здесь?
Её вопрос прозвучал так тихо и медленно, что я не смог на него ответить, меня сбили голоса извне, опять заглушившие всё остальное:
"...Придётся добавлять самое сильное средство, но это лекарство опасно…»
"...Очень плохие результаты, мужайтесь!..»
Потом голоса стёр невидимый ластик, точно так же, как мух раньше, и я увидел её лицо очень близко перед собой. Показывая пальцем в сторону горизонта, Пограничник произнесла шелестящим голосом:
- Слушай. Там – другой мир, потрясающе красивый и очень страшный. Ты даже не можешь себе представить, насколько он прекрасен и как ужасает, особенно с непривычки. Но там одиночество, бескрайнее и бездонное море одиночества, и там не будет меня. Кто поговорит с тобой, кто станет раздражать тебя звуками дурацких голосов «оттуда»? Никто. Выбирай сам, я не буду тебе мешать и помогать тоже не буду.
Честно сказать, я очень хотел тишины и красоты, но совсем не хотел ужаса и одиночества. На секунду мне представилась равнина, заросшая диковинными цветами, скребущими небо своими лепестками, и птицы, которые превращались в бабочек, а потом обратно в птиц. Но кроме этого меня ждала абсолютная пустота и ещё нечто, чего я не мог знать - никогда на свете.
Она села, как и в самый первый миг нашего знакомства, на голый мокрый песок, и белые волосы снова начал трепать ласковый бриз. На лице у неё заалели брызги, долетающие от еле живой линии прибоя, и эти брызги быстро сворачивались и застывали. Нежность… Я ничего не чувствовал к ней, ни нежности, ни доброго участия, ни ненависти – вообще ничего. Она была равнодушна ко мне, как и весь этот мир, хотя он пришёлся мне по сердцу. Вот тогда я догадался, как попасть на тот берег. Небо над озером потемнело, изредка вспыхивая оранжевым сиянием нездешних всполохов; поверхность почти застыла и загустела настолько, что по ней можно было идти. Я сделал первый шаг…
"...Срочно подключайте аппарат искусственного дыхания…»
Я уверенно шёл навстречу другому берегу.
" … Мы теряем его!..»
Туман рассеивался, открывая невероятные нагромождения островерхих скал вдали и гроздья огромных многоугольных звёзд на низком небе. И когда я это всё увидел, пожары прекратились, и уставшие люди с баграми остановили свой безумный бег. Воздух распирал грудь, чистый, свежий, напоследок только хотелось обернуться и проверить – сидит ли Пограничник на песке за спиной, там, у кромки кровяной воды?
Она сидела. И я повернул назад.
***
Выписка из истории болезни: « …вышел из комы 17-го октября 2002 года».
04.10.02 (с) Далия Витта
Иллюстрация моя же.
