Задроченный он был. Сам собой, потому что, как он сам себя задрачивал, его бы никто и никогда. Стоишь, бывало, утром возле корпуса, куришь, и смотришь, как он на пару пилит. Сам такой, знаешь, узкоплечий, брючки - а-ля - комсомолец без стипендии, и на голове волосы зализаны. С пробором. Полный п…ц, короче. У него, кстати, фамилия с этим многоемким словом рифмовалась прекрасно. А походка… Представь: идет по улице мужик. Боец, пахарь. Плечи в разлет, рост два метра, кровь с молоком, и руки к торсу не прилегают из-за мышц. Представил? А теперь убираем рост до метра семидесяти трех, плечи сужаем до максимума, с рук убираем мышцы(начисто) и оставляем от этого всего только походку. Что еще. А… Нос. Такой знаешь, ближневосточный нос. И вот пилит он себе на пару, а его уже заворачивают и начинают всякие вопросы задавать. Типа, и че ты такой и че ты сякой. В общем, дрочили его.

С бабами это вообще трагедия была. Не видели они его в упор. Без упора тоже и со всякими другими приспособлениями не видели. Вот только когда, переписать там что-то или сделать или решить тут они сразу рядом. А он напишет, решит и все это с улыбочкой такой застенчивой. Может и влюблен он был в кого, да только мы всякие его попытки понравиться кому-нибудь жестко пресекали. Как? Ты вообще слушаешь или нет?

И самое противное в нем знаешь, что было? Честность. Честный, козел, до икоты. Все знали, что если что пообещает, то сделает обязательно. Святой нашелся, бля… Били мы его, ох, били за эту его порядочность и мягкотелость.

А потом рвануло у него крышу. В смысле не с крышей разошелся, а просто стал он вдруг хамить всем подряд. Начал с учителей. Была у нас преподаватель Вера Васильевна. Мы ее Тетей Лошадью звали. Так он ее под конец учебы на нет изводил. Лошадью этой. Стихи писал и все такое. Весь поток ржал. Но это все фигня, стихи эти и прочее говно.

После третьего курса нас на три месяца отправили на практику и не куда небудь, а на Южный берег Крыма, на три месяца, прикинь? И вот там все началось. Кто его знает, как он к такой жизни пришел, а вот в общагу он пришел обкуренным в драбадан, да еще и пьяным в косяк. Где он эту траву нашел без знания местности и продавцов, мы так и не узнали. Так и не сознался, сука. Мы сами потом нашли точечку и продавца. Но это потом расскажу. Не, трава была ничего так, с прицепом. Слушай, ты или слушаешь или…

Вот, значит, пришел он и давай нас матом крыть, причем со знанием предмета и знанием начал анатомии. Как причем тут анатомия? Пошел ты в жопу, мудак… Понял теперь, да?
Ни хера ты в оспцы…оспцо.., в осциологии, бля не тянешь. Че? Наука это такая – природу русского мата изучает. Короче первый вечер мы ему простили, так, - дали в ухо и все. Но вот после этого он с катушек слетел основательно. Через две недели он дал по голове одному работяге с завода, через еще одну с утра отбуцкал двух наших соседей, причем одного бил спинкой от сломанного об соседа же стула. Разошелся так, что даже мы - его соседи, стали пошугиваться. И глаза, знаешь, такие диковатые…

Это начало, подожди. Почти каждый вечер мы встречали нашего Байрона обкуренным в дым, а где он эту траву брал и за какие деньги - так никто и не узнал. Потом он перешел на водяру. Тоже заквашивал по полной. Вообще - увлекающийся мальчик…

Да жив он, все с ним нормально, на заводе, говорят, где-то парится или в шахте, у него все в семье горные инженеры, вот и он мог в промышленность двинуть. А лето мы заканчивали в тихом бенце, потому как этот козел нас начал попугивать смутно. Да, добрался и до нас…
И что самое интересное, приехал в город и снова задрочился. Вроде воздух из него выкачали. Или наоборот – не тот на место закачали…