Толчок и звон разбитого стекла. Я сунулась лицом в колени. Потом мы все выскочили из машины. Последней вышла Кира. Она ревела и жаловалась, что потеряла свои варежки. Варежки в машине нашлись. Я решила, что раз ребенок плачет, то значит цел. И ошиблась. Мы с Киркой сидели в Икарусе, который на нас наехал и ждали ГАИ. И тут я вдруг увидела, что лоб моей дочери становится как подушка. Мягкий и надвинувшийся ей на глаза лоб. За несколько минут до этого я сказала водителям, что все в порядке, что скорая не нужна. Теперь я вышла из машины и сказала, что скорую вызывать все же придется. Кирка плакала. Мы с ней вышли из машины, потому что ее тошнило. А потом приехала скорая, и меня не хотели брать в машину скорой. Но все же взяли. Я ненавижу этот момент, когда все в руках посторонних людей. Они смилостивились. Взяли меня и Алку. И вот мы поехали в Раухфуса. Там "врач сдал - врач принял", Алка поехала на скорой дальше зашивать коленку, но обещала за мной вернуться. А я осталась сидеть в боксе рядом с Киркой. Потом мы пошли на рентген. Кира шла, запрокинув голову, не глядя себе под ноги. Почему-то никакой каталки нам не выдали. На стол для рентгена она доже забиралась сама. (Ненавижу! Ненавижу этих жестокосердый клятвопреступников, безжалостный садистов!!!) И ей сделали рентген головы, и стало ясно, что у нее перелом черепа - лобной кости слева с заходом на теменную. Каталка сразу нашлась. Но еще скорее врач взял с меня подписку о том, что я даю согласие на операцию. Я дала. Врач себя обезопасил. А потом Кирку положили в палату на двадцать человек, а меня выгнали. Просто выгнали на улицу с детскими вещами в руках. С заблеваннми детскими вещами, а моя девочка осталась там блевать и мучиться головной болью.
Тут вернулась Алка. Она стала мне поддержкой. Мы взяли такси и поехали к ней ночевать.