Кобзон Иосиф - Еврейское местечко.Штетл

Недавно я  ездил погостить к себе на малую родину, где прошло моё детство и юность.

Это огромное село Рашково, которое в советское время пользовалось большой популярностью у  ленинградцев и москвичей, которые приезжали семьями на целое лето, платя небольшую квартплату. А по прошествию времени,  деньги переставали быть двигателем, т.к. квартиранты и хозяева начинали дружить и деньги только мешали. У нас жила пара бездетных  школьных преподавателей. Николай Петрович был изумительным  преподавателем русского языка и литературы, а Марья Алексеевна преподавала химию.

Дважды я учился в Ленинграде  (7 кл. и 9й кл.) Николай Петрович был директором школы и мне оставалось только учиться, учиться, и учиться, как завещал тов. Ленин. Мать снабжала пол-Ленинграда сухофруктами и целебными травами (она была травницей),таким образом, все были при своих интересах.

Но пишу я это не в связи с воспоминаниями о Ленинграде. Мой Рашков (о) был одним из центров еврейской оседлости, такие  как Умань, Бершадь, Бердичев, Черновцы и др. В селе проживало около 1500 многодетных семей. У меня в классе, на 30 учеников  треть была представлена евреями, а классов у нас было 4.Зачит только в 1966 году наша школа выпустила 35-40 еврейских школьников-абитуриентов.

Я поступал вместе со своим другом Яшей Зельцером в Одесский мединститут. Яша окончил школу с двумя четвёрками и то по физкультуре и какого-то несущественного предмета, а  у меня пару пятёрок сиротливо сгрудились в уголке аттестата, перемешавшись с четвёрками и даже тройками по математике.

Так вот представьте себе, что я набрал проходные баллы и поступил, а  Яша  был, буквально, «завален», получив двойку по химии.

Так мы, впервые в жизни, столкнулись с государственным  антисемитизмом.

Потом пошла полоса уездов и прощальных  обниманий и поцелуев на вокзалах и аэтопортах.

Рашков был покинут как-то мгновенно и незаметно. Сначала стало тихо в самом центре, где дома были заколочены досками крест-на крест, где жили более богатые и  продвинутые еврейские семьи. Бедняки выезжали, когда выежать было проще и дешевле.

Я был на Пасху в Рашково  и, разумеется, мне захотелось прогуляться по местам «боевой» и «трудовой» славы.

Село мне напоминало натурные декорации  к съёмке фильма Габриеля Гарсиа Маркеса – «Сто лет одиночества». всё заросло одичавшим виноградом  и вишневыми деревьями. Я заметил, что одно крыльцо не забито досками и на балконе кто-то сидит. Я спросил сестру:  «Что скупают брошенные еврейские дома?»

Нет! – ответила она. Здесь живёт хозяин. Ты что не помнишь? Он был у нас парикмахером…Герш Абрамович Пинчевский. Мы зашли, он по голосу узнал мою сестру (она медсестра и от соцобеспечения делает уколы одиноким инвалидам). Меня он спросил местный ли я ? Я ему рассказал коротенько свою биографию. Он попросил ощупать  мою голову и, проделав профессиональные пассы на моём темечке, выдал: Вы сын Акулины Терентьевны, я помню вашу голову. Ваша мама очень часто вас приводила ко мне, и вы никогда не имели вшей, что я запомнил…Это говорил 102 летний слепой, но я ясной памятью  старик. НА мой нетактичный вопрос, почему он остался один на всё село невыезжант, разве нет у него родственников?

Оказывается у него всё есть и его чуть ли не силой хотели вывезти в Израиль или Америку. Он отказался потому, что Родину, дорогой Штетл  и могилу его супруги  нельзя с собой взять. Слово «Штетл» Меня мгновенно вернуло в юность. Так слово «Село» было почтовым адресом. Слово «Местечко» было для  межнациональных разговоров, а слово «Штетл» было чисто еврейским обозначением своего местожительства с  примесью нежности и теплоты. Сравните с русскими: Деревенька моя, Городочек.

На днях, я узнал, что Герш Абрамович  покинул наш мир и наконец-то воссоединился  со своей женой на кладбище. С ним умер штетл Рашково, что было ожидаемо, но без сожаления об этом нельзя говорить.

Честно скажу, что песни в исполнении Иосифа Кобзона меня до недавнего времени оставляли без учащения  пульса. Все они забронзовели, как и он сам. Но в последнее время он наконец-то начал петь, что его еврейская душа алкала и жаждала. Всю жизнь петь песни штетлов, песни еврейских центров оседлости. Вчера я случайно прислушался к  его песне «Еврейское местечко» Боже! Это же песня о моём Рашкове, о моих друзьях евреях. Предлагаю вам её послушать.