Отдельно, как и обещала, отсканировала множество репродукций фрагментов ТРОИЦЫ, используя книгу и "ТРОИЦА АНДРЕЯ РУБЛЕВА. АНТОЛОГИЯ"Издательство ИСКУССТВО, М., 1981 год. В книге собраны цитаты из статей искусствоведов, писавших о знамкенитейшей иконе, положившей, как мне кажется, начало нового канона для изображения, известного ранее как "Авраамово гостеприимство". На иконе Рублева, если мы сравним ее с более ранними изображениями, мы увидим и гармонию, и доконичную простоту, отсутствие лишних деталей, плпстичность изображенных фигур, динамику их жестов, а еще природу и жилое здание - чисто человеческие ценности.
Из приведенных в книге статей хочу поместить здесь выдержки только из двух, показавшихся мне наиболее интересными. Остальные, как, впрочем, и приведенные мною, но полнолстью, можно прочесть по ссылке, так как они имеются в интернете.
http://andrey-rublev.ru/antology.php
Алпатов Михаил Владимирович
Никто не писал об Андрее Рублеве и его "Троице" столько, сколько один из ведущих советских историков искусства, Михаил Владимирович Алпатов (1902- 1986).
Вот выдержки из его статьи:
«Троица Рублева - это настоящая икона, и в этом она отличается от греческих надгробных рельефов. Но поскольку речь идет об ее внутреннем смысле, необходимо признать, что в ней многое родственно античности. Три ангела сидят за трапезой, как и персонажи на стелах, погруженные в раздумье о таинстве жизни, о любви и страдании. Фигуры пребывают в особом пространстве, слегка выступают из плоскости, как и в греческих рельефах. Пропорции соразмерные, интервалы между фигурами уравновешенные, контуры плавные, и это также напоминает греческие стелы. Правда, образы Рублева более удлиненные, формы более легкие. Вместе с тем русский мастер проявляет большую чуткость к органической красоте человеческого тела. Рука ангела с тонкими удлиненными пальцами передана с той грацией и простотой, которая нас чарует в рельефах Парфенона. В ней чувствуется тот ритм, который господствует во всей иконе. Сочетание геометрической правильности с чуткостью к натуре - наглядное выражение классической основы искусства Рублева.
Но чем больше входишь в сравнительно-исторические исследования искусства, тем больше начинаешь понимать близость творчества народов, отделенных друг от друга пространством и временем, но воодушевленных общими стремлениями. В ангелах Рублева не так полно раскрыты душевные силы человека, как в образах его западных современников. Зато Рублеву удалось увидеть в их слитном единстве и возвышенно-прекрасное и человечески-близкое; при этом самый порыв к высокому у Рублева не настолько стремителен, чтобы за ним должно было последовать обратное движение, настроение смирения и покаяния, которое у западных мастеров, и в частности у Боттичелли, так часто сменяет радостные взлеты воображения. В ангелах Рублева выражена та совокупность нравственных сил человека, при которой ни одна из них не приходит в действие без участия другой.
Восточные отцы уподобляли Троицу природе отцовства, Августин уподоблял ее двойственной природе человеческого духа. Догматы обрастали учеными толкованиями, но представить их образно и наглядно было невыполнимой задачей. За сто лет до Рублева величайший поэт средневековья Данте в завершающих строках своей комедии пытался рассказать, как ему представилась Троица в раю. Он говорит об увиденных им трех светлых кругах, сравнивает их с белыми лилиями, а себя- с геометром, пытающимся измерить окружность. Если в искусстве можно говорить о постановке определенных задач и их решении, то Рублев в Троице решил задачу, над которой билось едва ли не все средневековье. Все представления о высшем благе, которым жили люди его времени, обрели в его Троице плоть и кровь, были выражены образно и наглядно. Троица Рублева поражает богатством своего содержания. Здесь и библейская легенда, и философское глубокомыслие, и рассказ, и созерцание, и беседа, и сосредоточенность, и нежность, и любовь, и задумчивость, и грусть, и сквозь грусть проглядывает светлая радость. Все так собрано вокруг главного образа, что предметы - горка, дерево, дом и чаша - характеризуют не только внешние обстоятельства появления трех юношей, но и их душевное состояние, поэтические мечты. Ничто не принуждало Рублева заключить свою композицию в круг, и все же круг, на который Данте смотрел недоуменным взором «геометра, включен в художественную плоть, как скрытая мелодия пронизывает ее. Икона производит впечатление чего-то замкнутого, завершенного, но в ней много движения, гибкости, скользящего плавного ритма. Создание Рублева так и осталось неизвестно за пределами Московской Руси. Но можно думать, если бы Троица стала известна византийцам, они признали бы в ней счастливое завершение своих многовековых исканий...
Пуришев Борис Иванович (1903 - 1989) - исследователь древнерусской живописи, профессор.
Б.И.Пуришев правильно обращает внимание читателей на шедевр московского художника
"Троица" дает наиболее полное понятие о творчестве Рублева,. Он верно уловил ясность и величавую простоту "Троицы", заметно отличающуюся этим от намеренной утонченности современных ей итальянских, немецких и французских картин, но обнаруживающую родство с искусством греческой классики и таких
мастеров итальянского Возрождения, как Перуджино, Джорджоне и Рафаэль.
Подлинную природу его искусства составляют классическая ясность и гармония. Через византийскую живопись, в которой никогда не иссякали античные мотивы, Рублев глубоко и с большой творческой мудростью проникает в сущность эстетического идеала древней Эллады. Отталкиваясь от беспокойного, резко индивидуализированного стиля Феофана Грека (в котором ряд исследователей без достаточного для того основания хотел видеть учителя Рублева), он населяет свои произведения идеальными образами, черты которых в значительной мере подсказаны ему многовековой историей византийской живописи... В отличие от Феофана Рублев не порывает с традициями византийского классицизма. Это сказывается и в его Троице и во владимирских фресках, производящих подчас несколько архаическое впечатление. Было бы, однако, глубоко неправильным усматривать в этом косность художественной мысли Рублева. Он необычайно чуток к достижениям новой византийской живописи, о чем достаточно убедительно свидетельствует хотя бы та же Троица. В то же время он не порывает и с миром византийского классицизма, так как ему импонирует величавая торжественность форм и представлений последнего. Чуждый всему суетному, мятежному и дисгармоничному, Рублев продолжает лелеять в своем художественном сознании идеальные видения величавой старины, не разрывает нитей, идущих к нему от монументального искусства Дафни. У него было в высокой степени развито чувство монументального, и его обращение к стенописям, от которых до нас дошли всего лишь скудные фрагменты, было, разумеется, отнюдь не случайным. Но при всем том Рублев, по существу, далек от … духа средневизантийского искусства, которое растворяло человека в безличном однообразии церковной догматики, отвергало его в качестве субъекта жизненного процесса...
В Троице изысканная динамика парабол подчинена классически ясному, замкнутому в себе построению целого, к числу характерных свойств которого относится и безупречная цветовая гармония, давшая И.Э.Грабарю основание говорить о типологической близости Рублева-колориста к венецианцам XVI века. Подчиняя свои "чистые, звонкие и сильные" краски гармонирующему началу, Рублев возвышается до редкого тонального совершенства, возможного лишь на ступени подлинно великого искусства. В ряду мастеров старорусской живописи Рублев был, быть может, самым "классическим", что оправдывает его сближение не только с живописцами умбрийской и сиенской школ, но и с Перуджино, Джорджоне и Рафаэлем. В тесной связи с классической природой Рублева стоит и его культ выразительной линии, силуэтного контура, который, однако, у него еще не приводит к нераздельному торжеству графически-плоскостного начала. Формы у Рублева сохраняют известную пластичность, объемность, пространство не утрачивает определенной конкретности, краски не служат лишь целям иллюминирования, но играют наряду с линией самостоятельную роль в гармоническом построении картины. Все это способствует монументальной выразительности произведений Рублева...
Рублев не чуждается реального, его искусство не отрицает жизни в ее чувственных основах, но реальное неизменно соединяется у него с идеальным в гармоническом синтезе. В этом подлинное величие Рублева, основы его духовного родства с искусством древней Греции и итальянского Ренессанса. Именно поэтому, будучи представителем средневекового искусства, Рублев в то же время, по существу, является крупнейшим мастером русского Возрождения, наиболее полно и в то же время самобытно воплотившим в своем творчестве эстетический идеал, созвучный искусству Эллады.