Мы часто считаем, что все ответы на вопросы можно найти у Пушкина. И это логично: он — наше всё, и автор «Энциклопедии русской жизни».
Однако и к творчеству Пушкина у современных читателей возникает множество вопросов. Например, почему для понимания его текстов часто необходим словарь, хотя именно он заложил основы современного русского языка?
Давайте попробуем глубже погрузиться в музыку пушкинского стиха, разгадать его символы и иносказания, исправить ошибки и найти точные значения слов. Мы по-новому взглянем на крылатые фразы и увидим Пушкина через призму его поэзии, прозы и писем — живого человека с его мыслями, чувствами и увлечениями. А не просто памятник поэту (который, впрочем, тоже хорош).
Приглашаю вас в продолжить увлекательное путешествие по пушкинским маршрутам!
П.И. Чайковский
Вступление к опере "Евгений Онегин"
Что мы знаем о любви и счастье в понимании Пушкина? Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны. На свете счастья нет, но есть покой и воля. И заменой счастию служит привычка. Вот набор стереотипов, которыми владеет большинство.
Всё намного сложнее и многообразнее: в Пушкинском поэтическом наследии более пятисот упоминаний о любви и больше ста проявлений счастья.
Пушкин был пылко влюбчив и всегда в кого-то влюблён: И младости веселые права,
Томленье чувств, восторги, слезы счастья, И поцелуй, и нежные слова, — всего это было в его жизни в избытке.
Любовь для Пушкина — и божество, и вдохновенье. Она очень живая: то робка — вся дух смиренья, терпения и целомудрия, святыня, то томительно-волнующа и ревнива, свободная, кипящая, полная чудес.
Но были в жизни и творчестве поэта и Любовь родного пепелища И к мертвым прадедам любовь. И счастье боевое, беглое счастие русских побед он успел воспеть. «Слепым счастьем», по традиции тех лет, Пушкин называл Фортуну.
Главная в жизни Пушкина любовь — это всё же поэзия, о которой он пишет: Любовь стихов, любовь моей свободы. Теряя свободу, поэт добровольно отрекался от словесного «многоречия»: чтобы душа была счастлива, считал он, довольно и одного.
В русском языке счастье изначально, этимологически — не любовь, а «счастливая, добрая участь». «Завидная доля», о которой мечтал Пушкин в «Пора, мой друг, пора!». Это стихотворение — в каком-то смысле итог всей его жизни. Когда, творя, он забывал обиды от Фортуны и врагов. Когда сердце просило уже не счастья, не любви — покоя.
Представьте картину: море, полный штиль, и вдруг — вдохновение, и строка бежит, как ладья, на всех парусах. Вот оно, счастье.
Судьба на руль уже склонилась, Спокойно светят небеса, Ладья крылатая пустилась — Расправит счастье паруса… Поэзию Пушкин всегда сравнивал со свободной стихией моря. Моря безграничной, всеохватной любви.
«Привычка свыше нам дана: Замена счастию она»
«Привычка свыше нам дана: Замена счастию она» — мы используем этот пушкинский афоризм, когда шутим над своими пристрастиями, не всегда хорошими и полезными. И ссылаемся на «Евгения Онегина». Но, боюсь, не помним ни в связи с чем прозвучали, ни о чем говорили эти слова.
А в них — итог истории четы Лариных, родителей Татьяны и Ольги.
Отставной военный, в чине бригадира (а это что-то вроде полковника или генерал-майора), прибыл в Москву и подобрал себе на «ярмарке невест» молодую, «скроенную по моде» и себе «к лицу» супругу. Которую и увез от соблазнов света — «В свою деревню, где она Рвалась и плакала сначала, С супругом чуть не развелась; Потом хозяйством занялась, Привыкла и довольна стала». Словом, «стерпелось-слюбилось».
Что же помогло тихому семейному счастью?
Во-первых, бригадирша научилась «супругом самодержавно управлять», получив некоторую свободу.
Во-вторых, не только «езжала по работам» и вела хозяйство, время от времени выпуская пар: служанок била, осердясь, да брила лбы мужикам, отправляя в солдаты. Но и позволяла себе и маленькие человеческие радости — вроде бани по субботам и других деревенских удовольствий.
В-третьих, она, как могла, сохраняла аристократизм: звала Акульку Селиной, говорила в нос и носила очень узкий корсет.
Все это со временем «перевелось»: уютный теплый халат, шлафор, и помещичий чепец оказались удобнее бальных нарядов, деревенский быт вошел в привычку.
И вот — вердикт: Привычка свыше нам дана: Замена счастию она.
Говоря так, Пушкин цитирует французского писателя-романтика Шатобриана, его повесть «Рене, или Следствия страстей», где есть слова: Si j’avais la folie de croire encore au bonheur, je le chercherais dans l’habitude — «Если бы я еще имел глупость верить в счастье, я искал бы его в привычке», так это звучит в переводе. Так что Пушкин говорил о тихом семейном счастье взамен безумных страстей. А не о наших сомнительных привычках.
«Я к вам пишу — Чего же боле?»
«Я к вам пишу — Чего же боле?» — слова, которыми Татьяна Ларина начала свое ставшее знаменитым письмо Онегину, уже в конце XIX века были названы «ходячими и меткими» и попали в «Сборник образных слов и иносказаний» первого русского фразеолога Мориса Михельсона. Со значением: ни убавить, ни прибавить к уже сказанному.
Но в Татьянином «чего же боле» нет ничего иносказательного. Строка «Я к вам пишу» — вполне этикетная, но для барышни XIX века настолько дерзновенна — самим фактом письма, что уже сама по себе содержит и признание, и повод для общественного осуждения, и не требует пояснений. Татьяна могла действительно больше ничего не писать, стыдом и страхом замирая, вверяя себя чести адресата. Онегин уже должен был как-то ей ответить: нарушение правил жизни и этикета — из ряда вон, что еще могло быть хуже?
П. И. Чайковский
"Евгений Онегин"
Сцена письма Татьяны
Но Пушкину важен душевный трепет, жар сердца, живость чувств, стоящие за необдуманным, написанным в порыве, письмом и дерзкая смелость Татьяны быть не такой, как все. Хотя она и пишет по-французски, а Пушкин являет читателю «неполный, слабый перевод, с живой картины список бледный», письмо впечатляет — да так, что его уже два века цитируют и переписывают.
Приведу лишь один пример — у *Льва Рубинштейна в «Появлении героя» есть такой диалог: «– Ну что я вам могу сказать! — Послушай, что я написал». Внимательный читатель вспомнит и «ходячие» пушкинские строки, и что было дальше — по тексту: «Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня». И не оставит, постарается услышать и понять поэта. Так что «Я к вам пишу — чего же боле?» — это не синоним исчерпанности, завершенности сказанного, а знак весомости поступка, слова как дела.
«Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей»…
«Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» — эта цитата из романа Пушкина «Евгений Онегин» давно стала крылатой. Народ её, впрочем, подправил: заменил «легче» на «больше» (добавив к афоризму нотку вульгарности).
Считается, что эти слова — про холодность, которая способна вызвать любовную страсть. Доля правды здесь есть: «приблизь — и оттолкни» — вот принцип любовной науки, преподанной свету еще в XVIII веке «чувствительными» авторами, писателями-сентименталистами Шодерло де Лакло и Ричардсоном. Герой последнего, Ловелас, настолько на этом поприще отличился, что его имя стало нарицательным: так до сих пор называют распутников, коварных соблазнителей и искателей любовных побед и приключений.
К моменту, когда Онегин раздумывает о превратностях любви, он уже отнюдь не ловелас, да и в красавиц больше не влюбляется, так — волочится за ними потихоньку от скуки… И вот — письмо Татьяны, а в нем не только чувства, но и видения, смелые девичьи мечты!
Помните, какую небыль намечтала Таня? Не то во сне, не то в её воображении Онегин проникает в темноте в ее спальню, склоняется к изголовью и нежно что-то шепчет — наверное, слова любви… И думает Онегин: легко же чувства девы возбудить, не дав на деле к этому повода! Не он ведь обманул, а она обманулась, приняв мечту за реальность!
Отсюда то, что нас учили считать отповедью: Послушайте ж меня без гнева: Сменит не раз младая дева Мечтами легкие мечты… И совет «учиться властвовать собою», чтобы не случилось беды. Очень похоже на заботу старшего брата, каким и представляет себя Онегин. Кстати, Пушкин своего героя одобрил, похвалив за милый поступок и явленное души прямое благородство.
Так что никаких, пожалуйста, господа читатели, к Онегину «недоброхотств» и всяких «Чем больше женщину мы меньше, тем меньше больше она нам».
Но это уже не Пушкин, а Жванецкий.
И все же...
Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Её порывы благотворны,
Как бури вешние полям:
В дожде страстей они свежеют,
И обновляются, и зреют —
И жизнь могущая даёт
И пышный цвет и сладкий плод.
(из романа «Евгений Онегин»)
*«Появление героя» — одно из произведений Льва Рубинштейна. В нём автор использует чередование фрагментов разных языков: от вульгарно-обиходного до рафинированного учёного сленга.