Неизменное, кажется, даже въевшееся в подкорку мозга своей постоянностью полуразвалившееся разодранное кресло посреди комнаты вновь сдерживало скрипы под весом сидящего в нём высокого мужчины в тёмном костюме. По плечам его струились очень длинные прямые волосы, отливающие всеми оттенками синего, и дело было даже не в искажённом ночном свете. Правая половина лица его была надёжно спрятана под густой чёлкой. Но вам даже не обязательно знать, что там, поскольку и без того видны глубокие синяки вокруг век и чуть потрескавшиеся синюшные губы на немного вытянутом лице. Мужчина сидел в этих четырёх пыльных голых стенах, откинувшись в кресле, и методично почёсывал густую чёрную шевелюру тощего подростка пятнадцати лет на вид, который устроил свою голову на одной из коленок сидящего. Алые глаза мальчишки были полуприкрыты, однако слабые красные блики света всё же отражались на щеках. Худые руки почти без мышц немощно приобнимали ту ногу, на которой покоилась голова. Это было так странно, это была такая неправильная парочка, что им самим было неуютно. В тишине дремлющего города они молчали, глядя в никуда и разделяя общую тоску по разным поводам. И даже звон тишины смолк.