Посмотрела вчера фильм Ренаты Литвиновой «Последняя сказка Риты» и весь день думала, о чем же этот фильм. Мне кажется, что это опять про нас, людей. О людях без души, которые даже смерти не нужны. Люди без души вроде бы живые, но на самом деле они мертвые. Как Литвинова в этом права. Не думаю, что фильм может понравится большому количеству людей. Не могу сказать, что и мне он понравился, но, может быть, через какое-то время я его пересмотрю.

Мнения:

Анжелика Пушкова:

В гостях у сказки

Поэтическая фантасмагория о смерти, в которой Рената Литвинова открывает двери в чистом поле и прикуривает через стекло.

В заброшенный корпус полуразрушенной московской больницы поступает Маргарита Готье (Кузина), усталого вида элегантная женщина с постоянной тягой к курению. Диагноз не озвучивается, но по кафкианской обстановке сразу становится ясно, что выписка ей уже не грозит. Красиво провожать ее на тот свет будут пьющая подруга юности (Друбич) и разговорчивая блондинка по фамилии Неубивко (Литвинова), совмещающая должности местной медсестры и чего-то гораздо большего.

От Ренаты Литвиновой принято ждать холодного, манерного, подчеркнуто интеллектуального кино. В ее второй игровой режиссерской работе тоже присутствуют обильные снегопады, морг и даже шикарная смерть с косой и бокалом шампанского, но «Последняя сказка Риты» неожиданно получилась еще и на удивление чувственной. Ни в одном другом фильме вам не удастся найти столь ослепительное февральское солнце, а от полуторачасового любования моргом еще никогда так сильно не хотелось жить. Не говоря уж о том, что так стильно прикуривать не получалось даже у героев классических нуаров.

У Литвиновой получается красиво декаденствовать и одновременно говорить нечто очень серьезное. Играя со своими людьми-куклами, она успевает шутить про памятник Гагарину и в тоже время выставляет на всеобщее обозрение настоящий слепок русской души (пусть и в ее богемно-интеллигентском преломлении). Прилечь в порыве отчаяния в сугроб на Тверском бульваре, стреляться из двух пистолетов разом и позировать в вечерних платьях на фоне обшарпанных дворов — тут вам и Серебряный век, и предперестроечная городская романтика, и бог знает что еще.

В самой запоминающейся сцене Татьяна Друбич, лежа на лавочке, глушит коньяк, а по ее умопомрачительной шляпке скачут вороны, и все это под аккомпанемент замечательных песен Земфиры, оказавшихся в литвиновском мире как дома. И тут волей-неволей создается ощущение, что, если попытаться представить себе кинематографический аналог слова «волшебство», он определенно будет выглядеть как-то так. ИСТОЧНИК .САЙТ ФИЛЬМА .