ЭКСГУМАЦИЯ ФАШИЗМА

[250x250]

В 2014 году мы стали очевидцами страшного события — легализации фашизма. Ультраправый переворот и геноцид русских на Украине были поддержаны ведущими западными странами. США и Канада демонстративно проголосовали против резолюции ООН о недопустимости героизации нацизма. Это знаковое событие означает, что либеральное общество вступает в состояние неоархаики, как это имело место в 1930-е годы.

[250x250]

Александр Щипков

Давно обращало на себя внимание постепенное превращение понятия «фашизм» из научного термина в пустой эмоциональный ярлык, который политики и блогеры использовали в перепалках по любому поводу. Сегодня резкое похолодание политического климата ощутимо, но не все готовы признать очевидное: фашизм реабилитирован, русскому обществу объявлена война. В России период «отрицания болезни» затянулся, и это тревожный факт.

Необходимо восстановить в правах понятие «фашизм», напомнить о его подлинном содержании.

Когда-то термин «фашизм» обозначал локальное явление — режим итальянского диктатора Бенито Муссолини. Позднее он поменял смысл и стал синонимом нацизма (национал-социализма) Третьего рейха. В течение 1950–1990-х западная политология стала называть фашизмом любой репрессивный режим и отождествляла его с паранаучным термином «тоталитаризм». Это было сделано для того, чтобы объединить нацизм и коммунизм, явления идеологически полярные и имеющие разные социальные базы. В одном случае — крупную буржуазию и средний класс, в другом — пролетариат и городские низы.

Теория бинарного тоталитаризма не имеет серьезного научного статуса. Термину «фашизм» сегодня возвращен его исторический смысл. Это синоним расизма и всех его разновидностей — культур-расизма (идея культурного превосходства), социал-расизма (идея социального неравенства как от природы данного разделения людей на господ и холопов) и т.п.

Основная идея этих доктрин одна: миф превосходства и принцип «градации человеческого материала». При этом всегда находится группа, в отношении которой «закон не писан» и «всё дозволено».

Фашизм направлен против той части идентичности, которую человек не может изменить, — этнической. Этим он принципиально отличается от обычного авторитаризма, требующего к себе идеологической лояльности. Фашизм не оставляет человеку никакого «или». Именно поэтому теория двух тоталитаризмов, пытающаяся соединить фашизм и коммунизм, — кощунственна.

Обычно выделяют несколько признаков фашизма. Так, итальянский философ Умберто Эко насчитал их 14. Но такой подход лишь размывает предмет разговора. Миф превосходства — важнейший признак. Остальное факультативно. Дополнительные определения порождаются желанием «прицепить» к фашизму что-то еще.

Например, «национальную гордость». Нормальные люди гордятся своим народом и его культурой, но не стремятся уничтожить другие народы. В этом отличие национализма от нацизма.

Или «традиционализм». Если бы дело было в традициях, народы бы веками пребывали в состоянии фашистской лихорадки. Традиция — враг «голоса крови», в ней нет логики исключения, а фашизм этой логикой живет. Не случайно он связан с протестантской линией в христианстве и ее идеей «избранности ко спасению». Помимо идеи исключительности, фашизм рожден духом обновления, уничтожения слабого и «ненужного» ради победы силы, новизны и рациональности. Повторю: традиция — главный враг фашизма.

Идея сильного государства сопутствует фашизму, но не определяет его. Олимпиада 1936 года, «Олимпия» Лени Рифеншталь — это символы сильной государственности. Но фашизм Гитлера заключался не в Олимпиаде, а в Нюрнбергских расовых законах, казнях славян, евреев и цыган, планах колонизации восточных территорий.

Да, война 1941–1945 годов была противостоянием авторитарных государств, но лишь с немецкой стороны она была войной этнической. Намерений проводить геноцид «неполноценных арийцев» не было ни у советских солдат, ни у Иосифа Сталина.

В Европе в последние десятилетия было модно рассуждать о фашизме как «реакции на большевизм». Действительно, рост влияния левых идей в Европе первой половины XX века вызвал активизацию ультраправых сил. Но корни фашизма куда древнее марксистских и большевистских. Фашизм возник как оправдание колониальной экспансии. Гитлер не придумал ничего нового. Он лишь перенес с окраин мира в центр Европы кровавые колониалистские методы англичан, французов, испанцев… и сделал уничтожение людей быстрым и технически совершенным: газовые камеры, массовые захоронения.

Режим 1930-х годов в Германии — законный ребенок европейского либерального капитализма. Но этот вывод серьезно ранит европейское самосознание. Такие идеи жестко табуированы. Но шила в мешке не утаишь. Авторы левого направления всё чаще развивают эту идею.

Сегодня мы наблюдаем архаизацию общества и скольжение его к состоянию «новой дикости». Отсюда рассуждения европейских политиков об Украине как «форпосте цивилизации». Впрочем, утверждение, что Россия «не соответствует демократическим стандартам», уже вряд ли может кого-то обмануть. Эвфемизмы — продукт языка, а не политической реальности. Эта фраза маркирует Россию как «неполноценное» государство, населенное «неполноценными» людьми — ватниками, колорадами. Неофашистская модель в рамках либерализма часто выстраивается путем смещения границ толерантности. На одних толерантность распространяется, на других — нет. Условием защиты прав одной группы является уничтожение прав другой.

Политический миф о глубинном противостоянии либерализма и нацизма всегда опровергался независимыми историками. Сегодня этот миф окончательно дискредитирован.

Родство двух идей — фашистской и либеральной — очевидно. Обе они восходят к идее естественного отбора, перенесенного на человеческое общество. Иначе говоря, сильнейшие должны выживать за счет слабейших. В эпоху социализма эту доктрину принято было называть «социал-дарвинистской». Действительно, принцип «сохранение приспособленных рас», перенесенный в общественные науки, вылился в принятие Нюрнбергских законов, призванных охранять «чистоту расы и крови» — «Закона о гражданине рейха» и «Закона об охране германской крови и германской чести».

Возвращение фашизма — признак определенных исторических ожиданий. На эту меру экономические элиты идут ради отсрочки финала мирового кризиса. Но в итоге фашизм приведет западное общество к краху.

Как обычные люди стали нацистами

[250x250]

Венла Росси (Venla Rossi)

Семейная история журналистки рассказывает об обычных людях, которые стали винтиками в мощной машине нацизма.

Катарине Баер было десять лет, когда она впервые услышала о Холокосте. В школе города Тампере ее старший брат узнал, что нацисты уничтожили шесть миллионов евреев. Брат рассказал об этом дома. Это показалось чем-то личным, потому что семья Байер — наполовину немецкая.

После сауны отец решил серьезно поговорить с детьми. Когда он рассказал им, что его родители восхищались Гитлером, детство Катарины закончилось.

«Именно с этого момента я поняла, что и я могу быть такой же плохой, как мои бабушка и дедушка», — говорит Баер сейчас, практически 40 лет спустя. Тогда семья еще не знала о конкретных поступках родственников, только об их взглядах. Мы считали, что наш дедушка был «самым обычным солдатом», который не принимал участия в убийстве евреев.

Катарина Баер очень сильно хотела доказать, что она — хороший человек. Это была ответная реакция на злые поступки, которые совершали ее дедушка и бабушка, поступки, о которых она пыталась не думать. Еще в начальных классах она стала участвовать в деятельности Финского Красного Креста и научилась оказывать первую помощь. В качестве профессии она выбрала журналистику, «профессию поиска истины», как говорит сама Баер.

Она работает в газете Helsingin Sanomat уже 19 лет. Сейчас она руководит отделом lifestyle, который пишет статьи для выпусков газеты по четвергам и субботам. В 2009-2013 годах она работала корреспондентом газеты в Берлине.

Именно в те годы у нее окрепла идея изучить подробнее историю жизни своих бабушки и дедушки.

Сначала появилась статья для воскресного выпуска Helsingin Sanomat. Заголовок статьи гласил: «Мой дедушка был нацистом». В немецких архивах нашлась информация, что дедушка журналистки вступил в ряды Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП) в самом начале ее существования.

Позже он стал секретарем партийной ячейки, «маленьким фюрером», как тогда говорили. Доказательства военных преступлений не были найдены, но дедушка, по меньшей мере, знал, что такое Холокост, и одобрял его.

«Мне нужно было преодолеть определенный порог, чтобы написать эту статью. Я думала, что история о бабушке и дедушке обычной журналистки никого не заинтересует», — усмехнулась Баер.

Она ошибалась. Статья породила волну обсуждений. Журналистка получила за нее премию Финской газетной ассоциации (Sanomalehtien Litto). Статья вызывала у читателей отклик, они благодарили Баер за смелость.

Было заметно, что эти разговоры о смелости по-прежнему даются Баер нелегко. За время нашего беседы, когда она тщательно старалась подобрать нужные слова, булочка и кофе так и остались нетронутыми.

«Не считаю себя особенно смелой. Мне все это было известно уже давно, но прошло много времени, прежде чем я смогла об этом написать».

На следующей неделе выйдет книга «Они были нацистами» (He olivat natseja), рассказывающая о жизненном пути бабушки Ортруд и дедушки Герхарда, начиная с детских лет.

Их детство и молодость были тяжелыми.

Большевики убили отца Ортруд. Неудивительно, что это отразилось на 12-летней девочке. Акты насилия, с которым столкнулись прибалтийские немцы, легли в основу нацистской пропаганды. Герард тоже рано потерял своих родственников. По происхождению Герхард и Ортруд были прибалтийскими немцами, которые утратили свое бывшее положение и собственность, в каком-то смысле — даже свою родину.

Создав семью в Германии в начале 1930-х, Герхард и Ортруд стали беженцами, почти иммигрантами. Они скучали по обществу и определенности в жизни. Тому, что как раз предлагал национал-социализм.

«Тогда ничего не говорилось об интеграции в общество, но это точно требовалось моим бабушке и дедушке», — отмечает Баер.

В Германии эта тема и сейчас широко и открыто обсуждается.

О поступках своих родственников, тем не менее, говорить тяжелее. Когда Катарина Баер в первый раз надолго уехала в Германию в 1990-х, она пыталась обсуждать эту тему со своими ровесниками и часто от них слышала, что их бабушки и дедушки были социал-демократами, а вовсе не нацистами. Неприятие прошлого еще было сильным.

Когда Баер поехала в Германию в следующий раз в 2009 году, она заметила, что атмосфера изменилась.

«Мы, сорокалетние-пятидесятилетние, говорили о своих родственниках-нацистах уже довольно открыто».

Недавно в Германии появилось много произведений, подобных работе Катарины Баер.

«Это преимущественно рассказы родственников знаменитых нацистов-преступников. Жизнь обычных людей и повседневная жизнь описывается реже», — отмечает Баер.

«Они были нацистами» — это не только личная истории семьи, но и история о повседневной жизни нацистов. В книге рассказывается, как работал нижний уровень нацистской партийной машины, как люди говорили, как воспитывали детей в соответствии с партийной идеологией. Это произведение — история об обычных людях, которые постепенно стали маленькими винтиками в мощной машине нацизма.

И речь идет именно об этом: никто из нас не может быть уверен, как бы он поступил в то время и в тех обстоятельствах.

И сейчас во многих немецких семьях замалчивают поступки собственных родственников. Поколение детей нацистов словно освоило культуру замалчивания.

Катарина Баер, тем не менее, получала помощь и поддержку от своих родственников. Говорят, что во время написания книги отец был главным помощником журналистки.

Отец продолжал поддерживать свою дочь даже в те моменты, когда она была уверена, что новую информацию найти уже не получится.

«Конечно, это можно понять. Эти вещи волновали его всю жизнь».

Говорила ли Баер об этих вопросах со своими детьми?

«Да, конечно. Если я чему-то и научилась во время написания книги, так это тому, что всегда лучше знать, чем не знать», — говорит она. 11-летняя дочь журналистки пошла в школу, когда они жили в Берлине. Там рассказывали о нацистах уже в первом классе.

Наверное, и у нас стоит говорить о нацистах. Как ни грустно, произведение Баер довольно современное. Неонацизм и расизм поднимают голову во многих странах Европы.

Баер обеспокоена тем, что у Германии 1930-х годов и нынешней Европы появилось много общего. Приход нацистов к власти начинался с ненависти и того, что национал-социалистическая риторика постепенно начала восприниматься как нормальная тема для бесед в общественных местах. И тогда говорили о «паразитах и вредителях».

«Теперь у нас есть исламистские террористы, которые с помощью гнева и насилия делают весь мир более радикально настроенным. Радикализация заключается и в том, что обычные финны и другие европейцы, в том числе и политики, устраивают расистский балаган в СМИ абсолютно не комплексуя по этому поводу».

В конце разговора следовало задать вопрос: какие чувства пришлось пережить Баер во время изучения поступков и жизненного пути своих бабушки и дедушки?

«Не верю, что когда-нибудь найду нужный баланс в этих вопросах. В какой-то степени, даже кажется, что у меня нет права разбираться в этом. Я не жертва. Я не палач. Я не знаю, кто я».

Это не совсем правда. По меньшей мере, после выхода книги у Катарины Баер есть собственная роль в этой истории.

Она — ее рассказчик.

   

[256x25]         [256x24]

ВКонтакте | Одноклассники | Мой Мир

Google+ | YouTube | Видео |  MerlinWebDesigner