|
[440x633]
А, знаете ли вы, что человеческая ДНК совпадает с ДНК банана на 50 %. Хорошая ли это новость? Не знаю. С другой стороны, нейроны головного мозга соединены меж собой, подобно структуре Вселенной. С одного боку — банан. С противоположного — бесконечность. Пугающая простота рядом с пугающей же сложностью. Вот еще новость: почти половина генетического ДНК-материала, найденного в нашем желудочно-кишечном тракте, пока абсолютно неподвластна классификации. Генетики знают, что это не: не-бактерии, не-грибок, не-вирус. Но что же это тогда, черт возьми?! Они назвали субстанцию «темной биологической материей» по аналогии с той «темной материей», поисками которой заняты астрофизики. Подозревают, что именно там, в этом темном непонятном месте и хранится наша генетическая память — от первых прямоходящих сапиенс.
И именно там содержится запас прочности, позволяющий человеку выдерживать экстремальные условия существования и выживать в борьбе с вирусами, не прибегая ни к каким лекарствам. По большому счету, если мы сравним генетику с иностранным языком, где имеется многотомный словарь, — сами гены плюс энное количество грамматических правил, организующих наследственную информацию, приходится признать: несмотря на огромный научный прорыв в генетике в XX веке, мы на этом языке еще не разговариваем. И даже не лепечем. Только мычим.
…и чем больше мы узнаем, тем дальше простирается великая пустыня нашего незнания. Говорят, Клеопатра вскрывала животы своим беременным рабыням, чтобы понять, как развивается человеческий плод. Ведь если задуматься — именно эта лаборатория, создание из ничего — человека, и есть самое главное чудо, сродни тем, еще библейским, прямиком из священных текстов. Единственное чудо, которое даровано наблюдать человеку и дано испытать почти каждой женщине. Сегодня, к счастью, у генетиков появились более гуманные способы заглянуть в лабораторию Жизни.
Один из способов — методология ошибок. Эти сбои в работе природы — еще их зовут мутациями — и являются для ученых ценнейшей нитью Ариадны. Следуя за ней, наблюдая за появлением сиамских близнецов, двухголовых ягнят или шестых пальцев, мы получаем во владение еще один малюсенький кусочек пазла генной грамматики.
Впрочем, даже не видя общей картины, ясно одно: на уровне генетики наше отличие от любого из мутантов — тех же сиамских близнецов — мизерно, почти незаметно. Маленький сдвиг, крошечный узелок в огромном генетическом полотне наших ДНК. Сдвиг столь несущественный, что возвращает нас к вопросу: где норма? От чего отталкиваться ученым, описывая патологию? Ответ на этот вопрос пугающе прост: нормы не существует. Нет в природе понятия «палата мер и весов». Нет, по аналогии с идеальным метром и килограммом, единственно «правильного» человека. Мы все мутанты. Просто некоторые больше, чем другие.
…и только в одном случае в мировой истории уродство было более востребовано, чем красота, и на нем стоит остановиться подробнее. Представь себе, что ты родился в веке эдак XVI в бедной семье. У тебя множество братьев и сестер — контрацепции не существует, а христианская доктрина «плодитесь и размножайтесь» довлеет над умами твоих родителей, которым никогда — никогда! — не выбраться из нищеты. У твоих братьев — нормальный рост, который позволит им, став крестьянами или солдатами, умереть либо на полях баталий, либо на вполне мирных полях от непосильного труда. Но в твоем черепе, у основания мозга, не функционирует маленький комочек ткани, размером с горошину. Могущественную горошину, отвечающую за выработку молока у кормящих матерей и спермы — у мужчины. Горошину, что влияет на нашу способность справляться со стрессом и на развитие груди у девочек-подростков. Благодаря ему строятся наши кости, а на костях нарастает плоть. Он, гипофиз, — король, что правит балом. Но у тебя эта горошина отказывается делать свою работу, и вот в 15 лет ты едва достигаешь 60 сантиметров, и родители, приглядываясь к тебе, понимают: они породили уродца. И хмурые лица их наконец разглаживаются — похоже, они вытянули счастливый билет.
…вытянули счастливый билет. Судьба улыбнулась им и их сыну (реже — дочери). О, совсем иное дело, если бы мальчишка вырос верзилой-великаном или родился с лишним пальцем. ТАКИЕ уродцы годны лишь для сельской ярмарки, пейзанских утех. Но нет, их мальчику уготована совсем иная жизнь, его безобразие будет востребовано во дворцах, монархи станут перекупать мальчонку и возить за собою, как нынче светские львицы таскают в сумочках маленьких умильных собачек. Уродство класса люкс — вот что им досталось! Аллилуйя! Теперь важно пристроить его в богатый дом. А там, если он окажется не полным дурачком, крестьянский сынок станет постепенно учиться вместе с барчуками грамоте, игре на скрипочке и иностранным языкам. Он сменит обноски на алый плащ с золотым шитьем и бархатный камзол с манжетами из тончайших брабантских кружев. У него будет мини-шпажка, мини-столовые приборы из чистого золота и даже мини-несессер с мини-расческами и маленьким зеркальцем. Внутри огромных дворцовых покоев ему построят маленький домик. И вот он уже стоит на картинах Веласкеса рядом с наследным принцем или с большой собакой. Карлик. Мутант. Ошибка природы, генетический сбой, модный аксессуар. Столь модный, что сама Екатерина Медичи пыталась воспроизвести породу маленьких людей, поженив своих придворных карлика и карлицу. То-то был бы выгодный бизнес, как бы гонялись европейские дворы за выведенными диковинками! Но ничего не вышло ни у Медичи, ни, позже, у Анны Иоанновны: пары карликов оставались бесплодными, однако желание получить нужный образец…
Итак, первыми выводить людей взялась Екатерина Медичи. Хотя что это я? За много лет до моды на карликов и по век двадцатый человечество не оставляло надежд выпестовать подходящий ему экземпляр. Просто параметры были отличны. В Спарте — одни. У Платона — другие. У древних северных народов — третьи.
Занятно, что одно из самых страшных мероприятий XX века выросло из весьма благородного корня — стремления к идеалу. Впрочем, подобные парадоксы — вполне банальная вещь. Видите ли, у Чарлза Дарвина, знаменитого автора «Происхождения видов», имелся кузен, Фрэнсис Гальтон, прекраснейшей души человек. Из тех викторианских джентльменов — «ученых-любителей» XIX века, чей реальный вклад в науку огромен. Изучив теорию эволюции, он пошел дальше Чарлза, решив, что и человеческий вид надобно улучшать, впервые употребив термин «евгеника», от греческого «хорошего рода». Гальтон призывал селекционировать человека подобно домашнему скоту, улучшая его наследственные признаки. Речь шла поначалу о необходимости юношей и девушек из хороших семей жениться исключительно меж собой. Мысль, прямо скажем, не новая и до сих пор весьма практикуемая среди внимательных к своим чадам матерей. Евгеника, по мнению Гальтона, должна была подтвердить право англосаксонской расы на мировое господство, и тут-то звенит у всех в голове первый тревожный звоночек, но вспомним, что во времена Гальтона над Британской империей и так уже не заходило солнце.
С целью еще более возвысить англосаксонскую расу, Фрэнсис начал изучать близкую и дальнюю родню гениев, чтобы подсчитать, больше ли среди них одаренных людей? И заключил, что ежели спаривать талантов исключительно с талантами, то на выходе мы получаем намного более качественный материал. Получается, что кузены Дарвин и Гальтон нанесли двойной удар по господствующей религиозной мысли. Теория Дарвина отрицала божественное происхождение человека, а исследования Гальтона, в пику нравоучительным рассказам XVIII–XIX вв., прославляющим воспитание в труде, нравственности и усердии, утверждали: человек наследует способности так же, как рост, вес и цвет волос. Никаким воспитанием и набожностью делу не поможешь.
Так, уничтожив научной мыслью одну веру, они должны были создать собственную религию. И этой религией стала евгеника.
Примерно в то же время вышла книга некоего итальянца — Чезаре Ломброзо. Как и Гальтон, тот обмерил немало черепов и сделал вот какой вывод: человеков существует два вида. Один из них — атавизм, человек преступный. У такого индивида имеются аномалии в строении черепа, напоминающие черепа доисторических рас: узкий скошенный лоб, асимметрия глазных впадин и чересчур развитые челюсти. И при всем различии между итальянским тюремным врачом и английским джентльменом, их изыскания сходились в одном. Там, где англичанин искал высшую расу, итальянец доказывал существование преступной подрасы. Перед смертью Гальтон написал роман-антиутопию, которым, впрочем, не заинтересовалось ни одно издательство, где изложил следующее: «То, что природа делала слепо, медленно и жестоко, следует делать прозорливо, быстро и мягко». К несчастью, потомки только частично прислушались к советам благообразного английского джентльмена.
…впервые определив евгенику как «благородную затею с негодными средствами». Но негодные средства начали применяться куда раньше, и новатором оставался англосаксонский мир. А именно — Новый Свет, претендующий на создание нового, а значит, и лучшего света. Американские наследники викторианских джентльменов.
Любопытнейшая книжица вышла в 1912 году у мистера Годдарда. История, изложенная в ней, проста и нравоучительна. Однако в отличие от традиционных нравоучительных новелл, рекомендующих читателям учиться, трудиться и молиться — и через труд и молитву достичь желаемого, книжка врача детского приюта для психически неуравновешенных детей из Нью-Джерси приводит к совсем иным выводам. Видите ли, одна из обитательниц приюта рассказала доктору об истории своей семьи, она-то и легла в основу книжицы. Генеалогическое древо больной Каллилак в самом истоке своем разделилось на два ствола, достойные внимательного изучения. Итак, предок пациентки, герой Гражданской войны за независимость, Мартин Каллилак, возвращаясь домой, сделал походя ребенка полоумной барменше, а потом женился на хорошей девушке из добропорядочной квакерской семьи. От каждой из дам у Мартина появилось потомство. А от того потомства — еще потомство. И чем дальше в лес, тем яснее становилось доктору: от гнилого корня родились преступные и безумные элементы, а от славной квакерши — напротив, честные и прекрасные люди. Какой же вывод сделал доктор? Нельзя позволять слабоумным размножаться. Иначе мир погрязнет в криминале и безумии. Много раз переизданная брошюрка стала святой книгой для американской евгеники. Вскоре в тюрьмах стали практиковать стерилизацию. Расовая сегрегация, невозможность браков между белыми и черными уже была в порядке вещей. Американские поборники евгеники считали, что мир должен достаться белокурым и голубоглазым, поэтому ни коренное население, ни мексиканцы, ни азиаты не могли претендовать на выживание в Соединенных Штатах. Дефектные генетические древа следовало вырвать с корнем. Изоляция, стерилизация, запрещение на брак и — слово, впервые произнесенное еще в 1912 году, — эвтаназия.
Калифорния — кузница красивых загорелых тел — лидировала по количеству стерилизованных. Большей частью пострадали женщины. Стерилизации запросто могли подвергнуться дамы, которых считали «сексуально озабоченными». Прекрасный способ мести для обиженных мужчин, не правда ли? А женская судьба ломалась навсегда. Но, конечно, вовсе не Штаты стали образцово-показательной страной по созданию здоровой высшей нации. Колесо истории повернулось, идеи Гальтона упали и дали неожиданные по силе и размаху всходы в одной не совсем здоровой голове. Очередной парадокс в этой полной парадоксов истории в том, что двоюродная сестра этого человека страдала шизофренией, а брак родителей был кровосмесительным — мать, Клара, приходилась отцу племянницей. Да и сам отец нашего героя родился от внебрачной связи. Вдобавок роман родителей начался при живой жене: Клара поначалу была служанкой в доме (привет вам, Каллилаки!). Сам же герой бродяжничал, страдал проблемами социальной адаптации, истероидностью и параноидальной психопатией. По критериям отбора того же Гальтона он никогда бы не смог стать гражданином евгенистического государства. И тем не менее именно он предпринял серьезнейшую попытку такое государство создать.
Говорят, что Гитлер впервые ознакомился с трудами по евгенике, сидя в тюрьме. Что, согласитесь, весьма символично. В результате в «Майн кампф» появился раздел, посвященный генетике человека. И Гитлер сразу превратился, по мнению немецких евгеников, в «единственного в Германии политика, который понимает значение генетики и евгеники». А вскоре национал-социалисты напрямую обратились к ученым с предложением о сотрудничестве в области «гигиены рас». Так книги по евгенике стали учебниками.
Школьные же учебники, как известно, есть неоспоримый документ, влияющий, как никакие иные книги, на неокрепшие детские и юношеские умы. Идея «высшей» и «низшей» рас стала частью школьной программы. Дальше все покатилось будто ком с горы — речи министра внутренних дел, министра продовольствия и официального евгеника Третьего рейха, Ленца. Все они утверждали, что мать-Германия чрезвычайно ослабла из-за обилия «слабоумных и низших» людей. Хорошо бы всех стерилизовать, утверждали государственные мужи. Произвести переоценку «генетической ценности нашего народного тела». Но расходились в цифрах переоценки: от миллиона до десяти. За пылкими речами, как и положено, шла сухая буква закона. Первым, еще в 33-м, был принят «Закон о предохранении от наследственных болезней подрастающего поколения». Теперь любой врач мог стерилизовать своего пациента без согласия последнего. Однако на десятки тысяч (а по другим данным, на сотни тысяч) стерилизованных приходились тысячи смертей: операции были небезопасными для жизни. На врачей, отказавшихся стерилизовать своих больных пациентов, доносили. Их карал закон. Тогда же стали подвергаться стерилизации так называемые рейнландские ублюдки: дети-мулаты, рожденные немками от оккупировавших немецкие территории французских солдат африканского происхождения. Печальные плоды Первой мировой. По мнению Гитлера — гнилые плоды.
Второй закон, подписанный фюрером в 35-м, был «Закон о необходимости прерывания беременностей по причине наследственных болезней». Беременных женщин кромсали, как кроличьи тушки, — это называлось «евгенистическим абортом». Но что делать с теми, кто уже имел несчастье родиться на свет инвалидом? У лидеров Третьего рейха и на это имелся ответ. Эвтаназия. В том же году Гитлер одобрил национальную программу по официально узаконенному убийству больных и увечных, но отложил выполнение задуманного до начала серьезных военных действий. Своему ближайшему окружению он пояснил свое решение так: в ходе большой войны такая программа пройдет как по маслу. Ведь внимание общества и Церкви будет отвлечено более важными событиями, а значит, и сопротивление окажется минимальным. А пока десятки тысяч врачей проходили курсы по «Расовой гигиене» и вся Германия была увешана плакатиками, где за креслом инвалида стоял широкоплечий улыбающийся парень во врачебной куртке: «60 тысяч дойчмарок, — гласила надпись. — Вот сколько стоит содержание такого уродца в год. Эти 60 тысяч берутся из твоего кармана, германский налогоплательщик…»
Фюрер сдержал слово. Осенью 1939 года…
Осенью 1939 года немецкие войска оккупировали Польшу. Началась Вторая мировая война. Мало кто помнит, что в это же время вступила в силу крупнейшая евгенистическая программа всех времен и народов: малая война фюрера за «чистую» Германию против своих же сограждан. Повод для начала внутренних военных действий подвернулся еще 23 мая. Некий герр Кнауер из Лейпцига, отец глухонемого, слепого и не владеющего конечностями ребенка, послал фюреру письмо, где умолял безболезненно умертвить сына, освободив тем самым семью от непосильного гнета. В ответ Гитлер направил в Лейпциг своего личного врача Брандта для освидетельствования мальчика и дал высочайшее разрешение на эвтаназию.
Разрешение послужило командой «фас!» в бюрократически подготовленной стране, где уже активно производилась перепись «жизни, недостойной жизни». Первые шаги — мягкие, чтобы не всколыхнуть общественность: приказ всем германским акушеркам в обязательном порядке оповещать инстанции о рождении детей-калек. Затем родители больных детей (поначалу малышей до трех лет, впоследствии возраст был увеличен до 17) должны были зарегистрироваться в Имперском комитете по «Научному исследованию наследственных и приобретенных болезней». О, это движение тьмы, прикрываемое «научными исследованиями…». Тьмы, нарастающей за взметнувшимся уже до небес военным пожаром. Что казалась фоном для пожара и пожаром же оправдывалась…
Комитет располагался по адресу: Берлин, Тиргартенштрассе, дом 4, отсюда и пошло кодовое название программы — «Т-4». Как часто у немцев, организация труда была блестяща: картотеки в идеальном состоянии, даже нечто вроде первой компьютеризированной системы. Ребенок осматривался врачами, потом его забирали у родителей, уверив, что чадо будет содержаться в «специальной секции», где за ним будет «специальный» же уход. Детей-инвалидов увозили в центры эвтаназии, где через пару недель «наблюдения» они умирали. Официально — от пневмонии, а на самом деле — от инъекции яда. Чаще всего — фенола. Вскоре убивать стали не только больных детей, но еще и малолетних преступников и, конечно, еврейских детей — уже просто потому, что те были евреями. Родителям, пытавшимся выяснить, что же все-таки произошло, угрожали принудительными работами и потерей родительских прав на оставшихся детей, однако…
Красный плюс — уничтожить. Синий минус — оставить в живых. Лаконичные обозначения на бланках программы Т-4. Пациенты, расстрелянные в лесах Западной Пруссии, удобные автобусы с надписью «Торговля кофе “Кайзер”», только пахло в них вовсе не кофе. Это были первые передвижные газовые камеры. За ними последуют другие, попросторнее, оборудованные в виде душевых. Больные сами раздевались, упрощая работу палачам, потом пускался газ: карбон моноксид. После оставалось только выломать золотые зубы и — сжечь. Сладкий запах пополз над Германией, запах евгеники, науки об улучшении человека.
Организация предполагала несколько простейших ступеней: раз — учет и контроль всех частных и государственных больниц и приютов. Два — бланки по пациентам отправлялись на «отбор» трем медэкспертам, где ставились те пресловутые плюсы и минусы. Три — к больницам и приютам подъезжали автобусы, увозящие пациентов уже в одно из шести заведений для умерщвления. В замке Хартхайм, блестящем примере ренессансной архитектуры, больных перед умерщвлением еще и фотографировали. Врачам на память. А там оставалось только придумать более-менее уместную причину смерти и написать письмо родственникам — пример бюрократически-сентиментального штиля: «К нашему большому сожалению, мы вынуждены сообщить Вам… скоропостижно скончался… При его тяжелой неизлечимой болезни смерть означает для него избавление».
Впрочем, несмотря на все меры предосторожности, слухи стали просачиваться — жуткие истории, рассказанные медперсоналом, похожие на детские «страшилки», темный густой дым, день и ночь валящий из труб крематориев — центров уничтожения. Сладковатый трупный запах смешивался с туманами Саксонии и Ленца, и обитатели соседних городов и деревень забили тревогу. Гитлер распорядился приостановить программу. Приказ фюрера застал служащих Канцелярии врасплох. Мощная бюрократическая машина тормозила со скрежетом. Но разошедшихся докторов было уже не остановить — они увлеченно продолжали умертвлять своих пациентов уже любительски, на местах: от голода, сажая их на специальную «безжировую диету» (так называемая диета Е), или медикаментозно.
Впрочем, Институт антропологии, наследственности и евгеники кайзера Вильгельма решил не ограничиваться только отрицательной селекцией. Мало было уничтожить негодных — убитые освобождали место для идеального человека. И работники института подошли к его созданию с типично немецкой обстоятельностью.
Высокий и стройный.
Высота седалища 52–53 % высоты тела.
Позднее половое созревание.
Длинный череп и узкое лицо.
Резко выступающий подбородок.
Бороздка под носом четко выраженная и узкая.
Розовые соски.
Если вы отвечали данному описанию (список, впрочем, был много длиннее), то вас можно было назвать истинным арийцем. Сам термин «ариец» был придуман вовсе не национал-социалистами. Его описал еще в середине XIX века француз де Габино в своем труде «Опыт о неравенстве человеческих рас». Он утверждал, что лучшие представители человечества белокуры и голубоглазы и водятся в Северной Европе. Понятно, что размножение таких чудесных людей нельзя было пустить на самотек. Как говаривал Генрих Гиммлер: «Любое расовое смешение уродует гармоничную картину расы. Нордическая голова, посаженная на восточное туловище, выглядит неэстетично». Итак, нордическая голова должна быть обязательно посажена на нордическое тулово, создавая «расу полубогов», и добиться этого, по мнению того же Гиммлера, можно было лет через 20–30. Что, согласитесь, смешной срок для такой высокой цели.
После издания «нюрнбергских расовых законов» в 35-м году немцы стали подходить к созданию семьи с еще большей серьезностью — фюрер был недоволен своими подданными. Слишком смешивались. Арийцам надлежало жениться только на арийках, но, чтобы не попасть впросак, следовало тщательно, до третьего колена, проверить будущего супруга/супругу. Предусматривались подробные опросники (особенно для чистейших из чистейших — отрядов СС). Впрочем, опрашивать барышень предписывалось в как можно более щадящем их чувства режиме. И только после удачного собеседования разрешалось заниматься главным. Детопроизводством.
Для арийского младенца тоже существовал свой образец — большеглазый ангел, девочка в чепчике, растиражированная на открытках и плакатах. Геббельс лично выбрал ее из сотен прочих фотокарточек как пример для подражания немецким матерям — вот каких детей ждала от них Дойчланд. Мать же девочки, опознав свою дочь на плакате, перестала выходить на улицу: она носила фамилию Левинзон, и ее девочка была чистокровным еврейским ребенком. Узнай нацисты, кого они рекламируют в качестве арийского идеала, — и семья Левинзон отправилась бы в лагерь смерти за одно невольное издевательство над немецкой расовой политикой…
[400x667]
К несчастью, детей, созданных в естественных условиях, не хватало на создание новой нации. И тогда Гиммлер затеял еще одну евгеническую инициативу: программу «Лебенсборн» — «Источник жизни». Изначально «Источник» был просто сетью приютов, куда девушки Германии могли, прикрыв грех, сдать своих незаконнорожденных младенцев. В тяжелый экономический период меж двух войн мужчин не хватало, и немки, опасаясь остаться в одиночестве с ребенком на руках, делали аборты. Сотни тысяч абортов. А в «Лебенсборн» они могли приехать под предлогом каникул или поправки здоровья. Родить в комфортных условиях, а потом вернуться со спокойным сердцем обратно домой, зная, что за их младенцем будут хорошо присматривать: смертность в приютах «Лебенсборн» была вдвое ниже, чем в среднем по Германии.
Впрочем, хоть и незаконнорожденный, ребенок должен был быть «расово гигиеничен»: от обоих родителей требовались справки о расовой чистоте, отсутствии хронических болезней и судимости. «Лебенсборн» рассматривался как «фабрика арийцев», которым предстояло заселить территории Чехии, Польши и СССР. Однако и тут вышла недостача: немецкие девушки недостаточно грешили… И тогда в «Источники» стали свозиться дети с оккупированных территорий. Бывало, нацисты просто выкрадывали белокурых детишек на улице, а если родители пытались сопротивляться, их расстреливали на глазах у ребенка. А иногда, при зачистке деревни, среди десятка-двух детей попадалось несколько, подходящих под расовое описание. Тогда светлоголовых и голубоглазых отвозили в приюты, а темноголовых — в концлагеря. Славянских детей искали больше в северных областях — близ Пскова и Новгорода — и, привезя в «Лебенсборн», давали им новые имена, торжественное «новое арийское крещение» под нацистским знаменем, нарекая бывших Вань и Маш — Зигфридами и Гудрун. Некоторых усыновляли потом в немецких бездетных семьях. О судьбе других ничего не известно по сию пору…
В Норвегии, родине белокурых и голубоглазых женщин, особенно подходящих под идеальный арийский типаж, романы между немецкими офицерами и норвежками особенно поощрялись. С 1940-го — даты вторжения полумиллиона фашистских войск на территорию страны — эти связи дали внушительное «чистокровное» потомство. Тысячи младенцев воспитывались в норвежских «Лебенсборн». После войны эти женщины сделались париями, впрочем, как и их дети, разом превратившиеся из идеальных арийцев в «немецкое отродье»: их преследовали в школе и на улице, издевались и избивали. Взрослые видели это, но молчали. Или участвовали. Главврач крупнейшей психиатрической клиники Норвегии объявил женщин, согласившихся на связь с немецкими офицерами, «умственно отсталыми». Соответственно, и дети их считались неполноценными. Вначале детей хотели отправить скопом в Дойчланд — мол, нам вашего не надобно, но послевоенная Германия лежала в руинах. Какое-то время серьезно подумывали о массовом переселении «ублюдков» в Австралию. В результате — все они отправились в интернаты, психические лечебницы. Здоровые дети росли рядом с тяжелыми шизофрениками, детьми, страдающими недержанием… Одной из tyskeungar — немецких детей оказалась будущая солистка группы АВВА Анни-Фрид Лингстад. Ее 19-летняя мать покончила с собой, когда отец-сержант покинул Норвегию и вернулся к законной жене. Женщины, родившие детей от «бошей», везде подвергались публичным оскорблениям, будь то Франция, Бельгия или Польша. Но нигде больше характер этих преследований не был таким массовым, и…
Очередной парадокс... ведь парадоксы — это дьявольская игра, а евгеника, уж если на то пошло, должна быть его любимой игрушкой. Итак, парадокс — Америка, опередившая в предвоенные годы все государства Европы в продвинутости своей евгенистической политики, но осудившая преступления нацистских врачей — я, кстати, все вглядывался в их фотографии с Нюрнбергского процесса — такие хорошие, нор-маль-ны-е лица, — продолжала увлекаться «золотым сном человечества». «Закон об уродах» отменили в Чикаго только в 1972 году. А действовать он начал в 1867-м. То есть был принят всего двумя годами позже окончания Гражданской войны в США и действовал до года, когда «Маринер» прислал землянам первые фотографии с поверхности Марса. Согласно этому закону «искалеченным, изуродованным, больным и другим людям, чей внешний вид вызывает отвращение, запрещено появляться в публичных местах под угрозой штрафа от 1 до 50 долларов за каждый подобный проступок». Но не появляться было недостаточно. Уроды не должны были плодиться. В этом, как всегда, виноваты были женщины. Более прицельно — женщины из бедных слоев населения и цветные. В том же 1972-м стало известно о принудительной или тайной стерилизации по крайней мере двух тысяч черных женщин. Индейские скво тоже подвергались этой процедуре — им, уже во время родов, отказывались предоставлять медицинскую помощь, пока не согласятся на стерилизацию. Часто бедняги давали свое согласие просто потому, что не понимали языка, говоря только на наречии своего племени. Впрочем, американцы были далеко не единственными…
Социальная инженерия — вот был наш «ответ Чемберлену», сиречь евгенике. Помните — «инженеры человеческих душ»? В отличие от евгеники, проросшей из теории видов и параллелящей выведение идеального человека с выведением лучшей породы скота, тут сравнением выступали машины. С человеком можно разобраться так же, как с неорганическим материалом, будь то станок или любой другой механизм. В 20-х годах в Стране Советов это было основной идеей — создание нового советского человека. На это работали книги для детей и юношества, кино («для нас важнейшим искусством…»), пламенные ораторы на митингах и даже — новая архитектурная мысль, с общими кухнями, красными уголками, библиотеками-читальнями. В некотором роде они преуспели — таких людей, как в 20-е, больше действительно «не делают». Но ошибочно думать, что мы были одиноки — социальная инженерия процветала во многих авторитарных режимах: в Китае эпохи «культурной революции», у «красных кхмеров» в Камбодже. Но особенно любопытно, как причудливо сплетаются меж собой евгеника и социнженерия в современном обществе. И где бы вы думали? В Сингапуре.
«Два — вполне достаточно».
«Второй может подождать».
«Маленькие семьи — ярче будущее».
«Стерилизация — лучший метод».
Лишенный европейского послевоенного послевкусия, Сингапур, бывшая британская колония (привет вам, английские джентльмены!), взялся за создание нового общества с усердием неофита. Программа была названа «позитивная евгеника» — очевидно, в пику фашистской «негативной», и началась еще в конце 60-х. Беби-бум привел к легализации абортов и стерилизации. Более того, на них настаивали. Никаких отпусков по уходу за третьим ребенком, больницы брали двойную плату за пациентку, если она рожала третьего, цена на квартиру мгновенно поднималась, как только в семье появлялось третье дитя. Лучшие школы — только тем детям, чьи родители согласились на стерилизацию до сорока. Такая политика — противоположная нынешней европейской, дала результаты. Однако ближе к 80-м выяснилось: женщины и правда стали рожать много меньше. Но умные, с университетским образованием, перестали рожать совсем: ибо существует обратная зависимость между количеством лет, проведенных в высших учебных заведениях, и количеством детей. Получалось — умные образованные мужчины, вместо того чтобы найти себе подобных, женились на малайках и индианках, и ценный генетический материал уходил в песок. Обозначив эту «серьезную социальную проблему», правительство приступило к делу. Теперь образованные матери получали преимущества в получении жилья и образования для детей плюс налоговые льготы.
Но и этого оказалось недостаточно — необходимо было переключить внимание сингапурских мужчин на умных женщин. И потому правительство выступило как гигантское брачное агентство, создав Подразделение Социального Развития (SDU в английской транскрипции). Встреченное поначалу дружным смехом (SDU расшифровывали как «одинокие, отчаявшиеся, уродливые») и возмущением: барышни с университетским дипломом чувствовали, что их унизили, а барышни без оного печалились, потому как у них отнимали единственную надежду на социальный лифт. Однако подразделение усердно гнуло свою линию: для молодежи с высоким ай-кью организовывались совместные океанские круизы по странам Азии и веселые вечеринки с французским шампанским, была создана сеть тренажерных залов и кинотеатров. Госработникам даже предоставлялись выходные — специально для романтических встреч, проходящих под эгидой Эс Де Ю. Заключив брак, подобные пары сразу получали от государства кредит на квартиру и внушительную денежную премию. Их поощряли к рождению трех и более детей. Тогда как необразованным продолжали предлагать добровольную стерилизацию в обмен на решение их жилищных проблем.
И дело сдвинулось с мертвой точки — в первый год среди участников программы было зарегистрировано только два брака. Но машина набирала обороты. За два десятилетия, прошедших с начала госинициативы, переженились уже 33 тысячи человек. Они и дадут потомство, которому суждено стать будущим Сингапура.
Занятно, как социум на протяжении истории движется от закрытости и запретов к полному разрушению границ и смешиванию. Только если в викторианской Англии «входным билетом» в высшее общество служила родовитость, в современном Сингапуре это интеллект. Однако что делать тем, кого природа не одарила ни умом, ни красой? Боюсь, что у них остается один выход, новейшая евгеника — пластическая хирургия.
Евгеника (от др.-греч.— «хорошего рода, благородный») — учение о селекции применительно к человеку, а также о путях улучшения его наследственных свойств. Учение было призвано бороться с явлениями вырождения в человеческом генофонде.
Это учение в современном его понимании зародилось в Англии, его лидером был Френсис Гальтон — двоюродный брат Чарльза Дарвина. Именно Гальтон придумал термин «евгеника». Гальтон намеревался сделать евгенику, которая, по его мнению, подтверждала право англосаксонской расы на мировое господство, «частью национального сознания, наподобие новой религии».
На Международном Конгрессе по вопросам евгеники, который проходил в Нью-Йорке в 1932 году, один из учёных специалистов-евгеников прямо заявил следующее:
«Нет никакого сомнения, что если бы в Соединённых Штатах закон о стерилизации применялся бы в большей мере, то в результате меньше чем через сто лет мы ликвидировали бы по меньшей мере 90 % преступлений, безумия, слабоумия, идиотизма и половых извращений, не говоря уже о многих других формах дефективности и дегенерации. Таким образом, в течение столетия наши сумасшедшие дома, тюрьмы и психиатрические клиники были бы почти очищены от своих жертв человеческого горя и страдания.»
Программа умерщвления «Т-4» (нем. Aktion Tiergartenstraße 4, «Операция Тиргартенштрассе 4») — официальное название евгенической программы немецких национал-социалистов по стерилизации, а в дальнейшем и физическому уничтожению людей с психическими расстройствами, умственно отсталых и наследственно отягощённых больных. Впоследствии в круг лиц, подвергавшихся уничтожению, были включены нетрудоспособные лица (инвалиды, а также болеющие свыше 5 лет). Сначала уничтожались только дети до трёх лет, затем все возрастные группы.
Евгеника была широко популярна в первые десятилетия XX века, но впоследствии стала ассоциироваться с нацистской Германией, отчего её репутация значительно пострадала. В послевоенный период евгеника попала в один ряд с нацистскими преступлениями, такими как расовая гигиена, эксперименты нацистов над людьми и уничтожение «нежелательных» социальных групп. Однако к концу XX века развитие генетики и репродуктивных технологий снова подняли вопрос о значении евгеники и её этическом и моральном статусе в современную эпоху.
В современной науке многие проблемы евгеники, особенно борьба с наследственными заболеваниями, решаются в рамках генетики человека.
Различают «положительную» и «отрицательную» евгенику (хотя грань между ними условна).
Цель положительной евгеники — содействие воспроизводству людей с признаками, которые рассматриваются, как ценные для общества (отсутствие наследственных заболеваний, хорошее физическое развитие и высокий интеллект).
Цель отрицательной евгеники — прекращение воспроизводства лиц, имеющих наследственные дефекты, либо тех, кого в данном обществе считают расово, физически или умственно неполноценными.
«Русское Евгеническое Общество», созданное в 1920 г., отвергало отрицательную евгенику и занималось проблемами евгеники положительной.
И, всё же..."Помните - Истинное лицо не отражается в зеркалах."
Статью собрала из разных источников - Википедия, книга Дарьи Дезомбре "Ошибка творца".
Lusius
|
| |
|