[245x400]Харри вошел в квартиру, закрыв за собой дверь, громко крикнул, что он дома, и удовлетворенно кивнул, не получив никакого ответа. Монстры в разных обличьях посещали его, но, пока их нет на кухне, он мог рассчитывать на то, что ночью спокойно уснет.

***

И если ты меня спросишь, то я отвечу, что рост ради самого роста – это логика раковой опухоли.

***

– Может, для тебя все тайцы на одно лицо?
Харри уже собрался ответить, когда заметил на губах Нхо язвительную улыбочку.
– Вот именно. А ты пытаешься объяснить мне, что мы, белые, для вас тоже все одинаковые?
– Да нет. Мы видим разницу между Арнольдом Шварценеггером и Памелой Андерсон.

***

Типичные убийцы-маньяки не будут втыкать своей жертве нож в спину и затем заметать все следы. Им этого мало. Настоящий маньяк обязательно оставит что-то, с чем можно будет потом поиграть. В нашем же случае нет ровным счетом ничего – nada. Поверьте, это тщательно спланированное убийство, совершенное человеком, который вовсе не собирается играть с полицией и который просто хочет, чтобы дело было закрыто за отсутствием улик. Но кто знает – может, нужно быть психом и для того, чтобы совершить убийство такого рода.

***

Все люди по своей сути гедонисты, только некоторые понимают это позже других.

***

Никогда не знаешь заранее, что это может означать. Девяносто девять процентов информации, собранной в результате расследования, бесполезны. Надо только надеяться, что заметишь тот единственный процент, когда он окажется у тебя носом.

***

– Вы женаты, Холе? – спросил Борк.
Харри покачал головой.
– Молодец. Держитесь от этого подальше. Рано или поздно ваши домочадцы захотят вас извести. У меня жена, которая меня разоряла, и взрослый сын, пытающийся делать то же самое. И я никак не могу понять, что я им такого сделал.

***

Тело отказывалось умирать, как и сам он отказывался умирать всю свою жизнь. Как отказывался преступить грань, даже когда вожделение жаром отдавалось в пояснице, как не дал сломить себя, когда его выгнали из армии, отказывался жалеть себя, когда унижение стегало, как кнутом, вновь вскрывая старые раны. Но прежде всего он отказывался закрывать глаза. Вот почему он принимал все: войны, страдания, жестокость, мужество, человечность. Столько всего, что он с полным правом мог сказать о себе, что прожил долгую жизнь.