[253x400]– Алло, Эрик. Ты где?
– Здесь! Ты где?
– Здесь.
– Если мы оба здесь, зачем мы возимся с телефоном?

***

Но сейчас мой подход к их строительству более изощренный, даже метафизический. Я понял: вы никогда не можете окончательно победить воду, в конце концов всегда победит она, просачиваясь и намачивая, и подтачивая, и переливаясь. Все, что вы можете сделать – построить нечто, что изменит ее направление или задержит ее ненадолго, убедить ее сделать нечто, чего она на самом деле не хочет. Удовольствие состоит в элегантности компромисса между тем, куда вода хочет двигаться (направляемая гравитацией и средой, над которой она движется) и тем, что вы хотите сделать с ней.

***

С десяти лет я думал о себе, как о государстве, о стране или, по меньшей мере, как о городе. Мне казалось, что когда я иногда использовал разные подходы к идеям, поступкам и тому подобному, это было похоже на политические настроения, которые сменяют друг друга в стране. Мне всегда казалось, что люди голосуют за новое правительство не потому, что на самом деле согласны с его политикой, а потому, что хотят перемен. Они почему-то думают: все будет лучше при новом правительстве. Да, люди глупы, но их мнение основано скорее на настроении, капризе и атмосфере, чем на тщательно продуманных аргументах. Я ощущаю сходные процессы в собственной голове.

***

Я думаю, месть людям, которые лишь косвенно или в силу обстоятельств со злодеями, служит только для того, чтобы мстящие чувствовали себя лучше. То же и со смертной казнью: ты хочешь ее применения к кому-то, потому что тогда ты чувствуешь себя лучше, а не потому, что она предупреждает преступления или тому подобный нонсенс.

***

Дети – не настоящие люди, то есть они не маленькие мужчины и женщины, а отдельный вид, который (вероятно) вырастет в тех и других в положенное время. Дети, особенно маленькие дети, до того как ядовитое влияние общества и их родителей по-настоящему до них доберется, бесполы, открыты и потому нравятся всем.

***

Когда мы встречаемся с ним по субботам, мы иногда разговариваем, но не слышим друг друга во время выступления групп, а после я или слишком пьян для разговоров, а если могу говорить, слишком пьян, чтобы вспомнить, о чем мы говорили. Что, наверно, то же самое, если судить по тому, как довольно умные люди превращаются в бормочущих, грубых, твердолобых и хвастливых идиотов, когда количество молекул алкоголя в крови превышает количество их нейронов. К счастью, это можно заметить только оставаясь трезвым, поэтому есть выход, приятный (по меньшей мере временно) и очевидный.

***

Любая из жизней – символ. Все, что мы делаем – часть узора, который мы можем хотя бы немного изменить. Сильные создают свои собственные рисунки и влияют на узоры остальных людей, слабые следуют курсами, которые для них проложили другие. Слабые, несчастливые и глупые.

***

Молитва опасна хотя бы поэтому. Она говорит мне о том, кто я, чего хочу, что чувствую, и это может очень даже вывести из равновесия – слышать себя, описание, сделанное в самом честном и объективном настроении, настолько же унизительно слышать описание, сделанное в самые светлые и радостные моменты.

***

Меня всегда раздражало, что Эрик вдруг сошел с ума. Хотя тут и нет переключателя – нормальный в одну минуту и душевнобольной в другую – нет сомнений, именно случай с улыбающимся младенцем запустил нечто в Эрике, неизбежно закончившееся его разрушением. Часть его не могла принять случившееся, не могла совместить увиденное с тем, как ему думалось, должны были обстоять дела. Может какая-то глубоко спрятанная часть Эрика, погребенная под слоями времени и роста как римские развалины под современным городом, верила в Бога и не выдержала осознание того, что если подобное маловероятное существо есть, оно страдает из-за происходящего с любой из тварей, которых предположительно оно сотворило по своему образу и подобию.

***

Каждый из нас может верить, будто в его личной Фабрике он попал в коридор и судьба его решена и обозначена (сон или кошмар, обычная или странная, хорошая или плохая), но слово, взгляд или ошибка – что угодно – может полностью ее изменить и наш мраморный зал превратить в сточную канаву, наш крысиный лабиринт в золотой путь. Пункт назначения у всех один и тот же, но путешествие – наполовину выбранное, наполовину предопределенное – у каждого разное и изменяется пока мы живем и растем. Мне казалось, дверь захлопнулась за мной много лет назад, но я все еще ползаю по циферблату. Дверь закрывается сейчас, и мое путешествие начинается.