[254x400]Если вам трудно представить это, вообразите неловкое молчание. Вообразите отчаяние, плывущее кусками и ошметками. Это как тонуть в поезде.

***

Поезд прибыл на Мюнхенский вокзал, и пассажиры заскользили наружу, будто из порванного пакета. Там были люди всех сословий, но бедные узнавались быстрее прочих. Обездоленные стараются всегда быть в движении, словно перемена мест может чем-то помочь. Не понимают, что в конце пути их будет ждать старая беда в новом обличье – родственник, целовать которого претит.

***

– Спорим, я тебя перегоню!
Лизель такого не стерпела:
– Спорим, не перегонишь!
– На что ты споришь, свинюха малолетняя? У тебя что, есть деньги?
– Откуда? А у тебя?
– Нет. – Зато у Руди возникла идея. В нем заговорил донжуан. – Если я перегоню, я тебя поцелую! – Он присел и стал закатывать брюки.
Лизель встревожилась, чтоб не сказать больше.
– Ты зачем это хочешь меня поцеловать? Я же грязная!
– А я нет? – Руди явно не понимал, чем делу может помешать капелька грязи.

***

В мыслях Лизель луна в тот вечер была пришита к небу. А вокруг пристрочены тучи.

***

Видите ли, кто-то может сказать, что немецкий фашизм получился от антисемитизма, не в меру ретивого вождя и нации озлобленных баранов, но все это ничего бы не дало без любви немцев к одному интересному занятию:
Жечь.
Немцы любили что-нибудь жечь. Лавки, синагоги, Рейхстаги, дома, личные вещи, умерщвленных людей и, само собой, книги. Хороший костер из книг всегда был им по душе – а тому, кто неравнодушен к книгам, это давало возможность наложить руки на какие-то издания, которых иначе никак было не заиметь.

***

По-моему, людям нравится немного полюбоваться разрушением. Песочные замки, карточные домики – с этого и начинают. Великое умение человека – его способность к росту.

***

Одиннадцатилетняя девочка – это много чего сразу, но не дурочка.

***

Как обнаружит Лизель, хорошей воришке нужно много разных качеств.
Неприметность. Дерзость. Проворство.
Но гораздо важнее каждого – одно последнее требование.
Везение.

***

Раньше Лизель бы и не подумала, что может быть столько молчания сразу. Оно тянулось, как резина, просто умирая от желания разорваться.

***

Глаза он открыл совсем не так, как того обычно требует шок. Они не распахнулись, не зажмурились, не заметались. Такое бывает, если пробуждаешься от страшного сна, а не в него.

***

Странные они, эти войны.
Море крови и жестокости – но и сюжетов, у которых также не достать дна.

***

Ганс и Эрик постепенно сдружились на почве того, что обоим было не страсть как интересно воевать. Сворачивать самокрутки им нравилось больше, чем ворочаться в снегу и грязи. Раскидывать карты нравилось больше, чем раскидывать пули. Крепкая дружба была замешана на игре, табаке и музыке, не говоря уже об одном на двоих стремлении уцелеть.

***

Потрясение пробило в ней дырку – очень ровную, очень аккуратную.

***

Минуты были жестоки.
Часы неумолимы.
Всякий миг бодрствования над ним зависала рука времени, которая без колебаний хватала и выкручивала его. Улыбаясь, время стискивало его и оставляло жить. Что за великая злоба – оставить кого-то жить.

***

Говорят, война – лучший друг смерти, но мне следует предложить вам иную точку зрения. Война для меня – как новый начальник, который требует невозможного. Стоит за спиной и без конца повторяет одно: «Сделайте, сделайте…» И вкалываешь. Исполняешь. Начальник, однако, вас не благодарит. Он требует еще больше.

***

Бог никогда ничего не говорит. Думаете, вы один такой, кому он не отвечает?

***

До нее донеслись открывание и волочение, потом их сменила пушистая тишина. А тишина – всегда величайший соблазн.
Не двигаться.
Лизель подумала эту мысль много раз, но – недостаточно много.

***

Почему-то умирающие всегда задают вопросы, на которые знают ответ. Может, затем, чтобы умереть правыми.

***

У людей не то сердце, что у меня. Человеческое сердце – линия, тогда как мое – круг, и я бесконечно умею успевать в нужное место в нужный миг. Из этого следует, что я всегда застаю в людях лучшее и худшее. Вижу их безобразие и красоту и удивляюсь, как то и другое может совпадать. И все же у людей есть качество, которому я завидую. Людям, если уж на то пошло, хватает здравого смысла умереть.

***

Небо капало.
Будто кран, который ребенок старался открыть изо всех сил, но не получилось.

***

Лизель прошла по мосту через Ампер. Река была восхитительной, изумрудной и густой. Можно разглядеть камни на дне, услышать знакомую песню воды. Мир не заслуживал такой реки.

***

Я хотел многое сказать книжной воришке о красоте и зверстве. Но что тут скажешь такого, чего она и так не знала? Я хотел объяснить, что постоянно переоцениваю и недооцениваю род человеческий – и редко просто оцениваю. Я хотел спросить ее, как одно и то же может быть таким гнусным и таким великолепным, а слова об этом – такими убийственными и блистательными.
Ничего этого, однако, я не выпустил из уст.
Смог я только одно – обернуться к Лизель Мемингер и сообщить ей единственную правду, которую я по правде знаю. Я сказал это книжной воришке и говорю сейчас вам.
*** Последнее замечание вашего рассказчика ***
Меня обуревают люди.