[250x391]– Какая она, Африка? – спрашивали его.
– Усталая.

***

Тем более что был он из тех, кому по душе созерцать собственную жизнь и кто не приемлет всякий соблазн участвовать в ней.
Замечено, что такие люди наблюдают за своей судьбой примерно так, как большинство людей за дождливым днем.

***

– Это мой сын Эрве Жонкур. Через два дня он вернется в Париж. Там его ждет блестящая карьера в нашей доблестной армии, если на то будет воля Господня и святой Агнессы.
– Верно. Только у Господа и других дел по горло, а святая Агнесса терпеть не может военных.

***

– А вообще, где она, эта Япония?
Бальдабью поднял палку, направив ее поверх церкви Святого Огюста.
– Прямо, не сворачивая.
Сказал он.
– И так до самого конца света.

***

Шелководы из Лавильдье в большинстве своем были людьми добропорядочными. Им и в голову бы не пришло нарушать закон в собственной стране. Зато перспектива сделать это на другом конце света, похоже, устраивала их вполне.

***

Остановился, возблагодарил Господа и вступил в город, считая шаги, чтобы у каждого шага было свое имя и чтобы уже не забыть их никогда.

***

Ведь это так трудно – устоять перед искушением вернуться, не правда ли?

***

– А ты не знаешь, почему Жан Бербек перестал говорить? – спросил у него Эрве Жонкур.
– Об этом и о многом другом он так ничего и не сказал.

***

Эрве Жонкур окаменело смотрел на эту гигантскую погасшую жаровню. Позади у него был путь длиною в восемь тысяч верст. А впереди – пустота.
Он вдруг увидел то, что считал невидимым.
Конец света.

***

– Какая-то странная боль.
Тихо.
– Так умирают от тоски по тому, чего не испытают никогда.

***

Поскольку отчаяние было крайностью ему не свойственной, он сосредоточился на том, что осталось от его жизни, и снова начал ухаживать за ней с неумолимым упорством садовника, берущегося за работу наутро после бури.