Мне нравится деление на настоящих и не очень. Вот кто такой настоящий петербуржец? Судя по тому, что в свое время титул почетного гражданина города был отдан Дику Адвокату, а Басилашвили не дали, то тренер.
Еще настоящий петербуржец не должен произносить такие слова, как «блин» и «прикинь». Об этом почетный ректор СПбГУ госпожа Вербицкая просит с плакатов в метрополитене. Наверное, Дик таких слов не произносит. В голландском таких слов нет.
Еще мне нравится словосочетание «настоящий русский мужик». Причем почему-то имеется в виду либо какой-нибудь чемпион, либо Илья Муромец, хотя последний сильно удивился бы слову «русский», потому как им не являлся. А сосед алкоголик снизу – он не настоящий?
Где-то в соседнем измерении от настоящих живет простой народ. Простые люди. Вероятно, не настоящие. Такое чувство, что откуда-то, вероятно, с Луны к нам залетели непростые.
Я вот за всю свою жизнь не сталкивался с простым человеком. Все сложные попадаются.
Быстренько поделив население страны на простых и не очень, на настоящих и остальных, начинаем распределять события. Все, что кажется хорошо здесь и сейчас, то наше. Все, что на сегодняшний день не красит – это не мы. То, что Сталин с сотнями тысяч добровольных (и не очень) помощников пустил реки крови – к России отношения не имеет никакого. Это все зверь СССР. Как речь зашла о космонавтике, балете и фигурном катании, тут – так это же советское, то есть наше.
Побеждают братья Кличко – советская школа бокса, проигрывают - чего вы ждали от украинских националистов?
На самом деле это все – просто бесчестье. Причем – мелкое. Потому что, если уж речь идет о великой державе, то помнят (не знаю, гордятся ли?) всё. И никому не рассказывают – тут мы, а тут не мы. В результате с нами дело иметь не очень хочется, никто ведь не застрахован от того, что потом - лет через десять - мы не скажем – это все КПСС, Сталин, царь, Путин, неважно. Что-нибудь да придумаем.
И ладно, если бы только в политике шло это постоянное деление на настоящее и не очень, наше и не наше. Стоит дойти до книг и тут все те же игры. Вся беллетристика, разом попадает в ненастоящее, все тоскливо и вычурно написанное превращается в настоящую литературу, и никого не смущает, что у этого как бы настоящего сегмента читателей обычно штуки три – редактор, критик и мама автора.
Все в этой жизни настоящее. Уж после «Матрицы» об этом должен знать каждый. Все сложные, строям не ходят, трудно классифицируются, но живые и пахнут. Все наше – и победы и бесчестье, детские слезы и взрослая гордость. И так лучше. Потому как вранье на длинной дистанции дело невыгодное и трудозатратное. Потому как очень тяжело каждый день пытаться доказать, что вранье, это правда, особенно, если его все больше. И в какой-то момент все силы уходят только на это. А времени - так мало.