Это такой тест на детство. Ненавижу ботинки, но продолжаю их надевать, потому как снегогрязь. Раньше меня это мало смущало. Раз есть любимые туфли - не снимаешь круглый год, пока не развалятся. Вероятно, это старость. Так и к рукописям мы подходим, все пытаемся натянуть одежку по сезону, затачиваем, форматируем, чтобы не попал автор вьетнамками в сугроб. И ведь все правильно, доказанное километрами рейтингов и миллионами гонораров - вышел в валенках на мороз - получай достойный контракт, правильное место на полке и право на отдых в Баден-Бадене. Только почему в который раз хочется нырнуть голышем в сугроб? В ватнике купаться где-нибудь на Мальдивах - нет желания, а вот в сугроб - довольно часто. Почему бы это? Потому что литература она несколько древнее книжного рынка, а талант встречается реже гонорарополучателей, наверное, поэтому.
В книгах попасть в сезон - занятие само по себе не простое, и при этом не отменяющее всего остального труда, но отчаянно жаль, когда "заточка" становится главным из литературных приемов. Когда нежный талант вдруг ожесточается шрамами и мозолями, как тело мастера школы тигра.
Истина, как известно, равноудалена от крайностей. Полное детство в серьезных профессиях не проходит, только не надо впадать в старость законченного формата, когда на вопрос, - что за книга, - слышишь в ответ, - ну, такая - ходилка-стрелялка. Есть еще сопливки - слезилки, и прочий - ужас-ужас.
Тонкая граница зрелости, не свалиться в старческое, не потерять детское. Талант канатоходца, только писателю бродить по проволоке годами, и за сам процесс - нет ни аплодисментов, ни наград. Такая странная работа.