2

 

 

Тиха и задумчива полуденная Серга. Огромные синие стрекозы снуют у самой воды. В селище хозяйничает полуденный зной. Собаки спрятались под сараи, козы лениво щиплют траву и только неутомимые куры снуют под ногами.

            Лохматый рыжий пёс, что сонно развалился в тени у забора, вскинул голову. Приближался беспокойный, хоть и знакомый звук. Топот нескольких десятков копыт, выбивающих из земли столбики пыли, бряцанье сбруи. Тревога! Чужие! Пёс залился торопливым и злым лаем, который подхватили другие. Из домин выбегали мужики, кто-то уже хватался за вилы и мечи.

 

            Рута неожиданно сильным движением поднялась с лежанки и огляделась.

 

Варя выбивала цветные половички у крыльца.

 

- Варя! Варька, бегом сюда! – крикнула бабуля.

Девушка влетела в избу, бросив в угол половики.

- Ваня где? – ничего не отвечая на вопросительный взгляд, властно и спокойно спросила Рута.

- На речку сбёг, жара ведь, бабушка…

- Убёг. Это хорошо.  Возьми торбу, Варя – бабуля посмотрела в угол. Там и впрямь стояла собранная торба.- найди брата у реки и убегайте. Попы с казаками зашли в Сергу. Идёт беда и в этот раз не минует - кто-то подсказал им пожечь хранителей.

 

Варя мотнул головой, собираясь возразить. Она не оставит бабулю!

 

- Я останусь. Останусь! Слаба я слишком…Вам обузой стану.

- Бабуля! Я тебя не брошу!

- Бросишь. Ноги меня не слушают. А тебе брата спасать надо. И руны. Открой торбу! - Рута умела говорить так, что её невозможно было ослушаться.

 

В торбе Варя увидела заветный мешочек с рунами, что лежал обычно в резном деревянном ларце. Это были русские великие боги, в которых сокрыто знание мира.

 - Руны сохрани во что бы то ни стало! Слушайся их. Береги  от чужих глаз. Молчи, чтобы ни случилось, и спрячь до времени. За ними чёрный человек идёт. Не льзя отдавать.

Варя вскинула глаза и закусила губу. Вытащить Руту на себе, укрыть в сарае – авось не заметят, там сено… Но как не послушать наказ, когда каждую ведьму с детства учили беречь  великих богов от чужих людей и хранить пуще, чем самих себя?

 

- А теперь рисуй по углам руны угольком. - Бабуля говорила о рунах огня

 

Послушно взяла заговорённый уголёк и начала чёткую линию. Эти руны Варя чертать умела. Сейчас она напишет руны по углам избы, Рута прошепчет, и вспыхнет красивое мощное пламя, которое станет для бабули погребальным костром.

 

- Мне скоро уж в дорогу. Мара меня ждёт, дитя. Возьми коня у Тишки Одноглазого. Он спорый, а Тишке без нужды теперь. Беги. - Рута говорила медленно, но громко и  чётко.

– Беги, внучка!

Рута откинулась на лежанку и медленно уложила морщинистые большие руки на покрывало.

- Варя, найди брата и уходите. Мой наказ тебе. Не смей ослушаться.

 

Недалеко грохнул выстрел, истошно завопил бабий голос, злобно залаял пёс. Варя подошла и встала на колени рядом с лежанкой, поправила одеяло, посмотрела в ясные и всё ещё очень красивые глаза, на блестящие капли пота, на вздувшуюся вену на лбу.

 

- Прощай, бабушка.

 

Потом всхлипнула, схватила торбу и метнулась из избы.

«Беги, внучка!»

Зычный голос бабули звенел в голове, гнал вперёд через огород, через высокие кусты смородины. Совсем рядом звучали крики и выстрелы.

 Варя и не помнила  как чужими огородами пробиралась на околицу к конюшне Тихона. Только выскочила со двора, как за спиной охнуло, и вырвался к небесам огненный язык пожара - Рута оживила руны огня.  Варя остановилась и проводила взглядом чёрный столп дыма.  «Рута! Ушла Рута... Что же мне делать, бабушка?».

- Что делать? Вот она, руна Смерти... Что делать теперь? - бормотала и всхлипывала девушка, размазывая слёзы и укрываясь в лопухах. По улице промчался Тихон в окровавленной рубахе, за ним скакал казак с весёлым кривым оскалом.

 

- Помоги, Великая Сва. Ярило тресветлый, Матушка Макошь, укройте от лиха.

 

            Бабьи крики, Тишка, что бежал по дороге, и весёлый казак, что гнался следом на гнедом – всё казалось ненастоящим. Варя повернула голову и увидела соседскую кошку, что тоже затаилась в траве и смотрела на Варю неподвижными жёлтыми глазами. В небе клубился дым, что шёл от их домины. Крики как будто усилились.

Варя преодолела соседский огород, протиснулась сквозь щель в заборе. Дальше до самой реки шли кусты терновника. Продиралась сквозь колючие ветки, что цеплялись за торбу и сарафан, словно пытались вернуть её назад. Душа Варина поднималась вместе с дымом и огнём в небо, оставляя на земле жалкие обгоревшие останки. Холодная тяжёлая глыба, что поселилась в груди, мешала дышать. Варя часто останавливалась, чтобы набрать воздуха. Обойдя деревню по краю, она нашла тишкину конюшню с буланым коньком, что стоял уже осёдланным – не иначе, кто-то из домочадцев хотел бежать. Конь беспокойно перебирал  тонкими ногами, вздрагивал от выстрелов. Девушка лошадей не боялась. Она погладила мягкую морду, скормила коньку сухарик. Буланый осторожно взял подарок мягкими губами и перестал вздрагивать, только  беспокойно косил чёрными влажными глазами.

- Я – предатель. Я струсила, - сообщила коньку Варя, прижалась к сильной шее, затем вскочила в седло и тихо выехала из конюшни во двор.

И не увидела бы, если б конь не захрапел и не попятился. Вся тишкина семья лежала во дворе: взгляд невольно замечал неловко вывернутую ногу десятилетнего мальчика и скорчившуюся клубочком в бурой луже тишкину жену. Варя отстранённо подумала, что Тишка – вредный и ворчливый при жизни мужик – оказался в решающий час её спасителем. Нужно было найти брата. Варя дёрнула поводья и поддала пятками. Буланый конёк легко перемахнул  низкий забор и понёс её через притихший лес к Чёрному озеру.

 

 

 

Ордынцев

 

«Под небом голубым есть город золотой,

С прозрачными воротами и яркою звездой…»

 

Молоденький паренёк-полицейский выводил песню громко и фальшиво, вцепившись в руль старенького уазика. Машина подпрыгивала на разбитой дороге, дребезжала, словно возмущалась отсутствию музыкального слуха у водителя. Но Алексея это всё даже радовало. Оптимизм молоденького следака  отвлекал от тяжких мыслей. Вторые сутки Настя в лесу без еды и связи, и где-то рядом бродит этот уголовник Брагин.

 «Настя, Настя,» - думал Алексей Ордынцев.

 

Настенька. Как часто он звал её так про себя. Мысленно. Что он мог ей дать? Свою контуженную в Чечне голову, комнату в общаге и нищенскую зарплату аспиранта. Когда после армии он пришёл поступать на исторический, то сразу заметил высокую худую девчонку с длинной рыжей косой и прозрачными голубыми глазами. На первом курсе истфака все, кроме него были после одиннадцатого класса, совсем детвора, мальчики и девочки. Ордынцев пришёл после сверхрочной службы в армии, суровая судьба забросила его служить на Северный Кавказ. Вернулся Лёшка уже бородатым и повзрослевшим. Он точно знал, что будет археологом. Ни презрительное пожимание плечами мачехи, ни напряжённые разговоры с отцом не изменили его решения. Лёшка поступил на истфак, переехал из опостылевшего отчего дома в общагу и добросовестно «вгрызался в гранит науки».

 

Вспоминать о том, как ползал недавно по степи, стискивая зубы каждый раз, когда казалось, что увидел свежую взрытую землю, Лёшка не хотел. И думать о том, что будет, если он всё же найдёт… -  не мог.

 

«Только бы была жива. Я найду тебя, обязательно найду и тогда уже не отпущу. Я не хочу тебе быть ни другом, ни однокурсником. К чёрту всё, и что зарплата маленькая, тоже к чёрту – найду ещё работу. Сколько может продолжаться эта дурацкая дружба?»

 

 

 

Иван

 

Есть старая дверь и замок на засове.

За ней открывается синее море,

Где чайки с ветрами о чём-нибудь спорят,

Русалки расскажут сто тысяч историй.

 

Есть ветхий кораблик - легендами полный,

Скрипучие доски мечтают о волнах,

И мачты и киль - уместятся в ладони,

Зато и характер и сердце - драконьи.

 

Есть мальчик, который мечтает о звёздах,

Вдыхая ночной и простуженный воздух,

Задрав подбородок к седому Пегасу,

Молчит о туманностях, реях и галсах.

 

Но, ветхий кораблик достав из кармана,

Он станет однажды лихим капитаном.

И звёзды коснутся мальчишки лучами,

И старая дверь отомкнётся ключами...

 

 

В бред, что девушка украла артефакт, безусый  полицейский, которого утром спешно прислали из Южноуральска, не поверил сразу. «Глупости. Она леса не знает. Да и могла не отдавать, делов то…» - деловито выговорил паренёк, чем сразу завоевал симпатию Лёши, да и всех участников экспедиции тоже.  Лейтенант Иван Громыкин миловидной внешностью здорово смахивал на смазливого американского актёра Ди Каприо, но оказался деловитым и сообразительным сыскарём. Он быстро обнаружил исчезновение мужика из местных веткинских, что наняли копачом, Николая Брагина. Стало понятно, что золото стащил Брагин, а Настя каким-то образом столкнулась с ним в недобрый час. Что случилось потом? Возникшую тут же версию, что Настя могла поднять шум, а Колька сдуру придушил девушку, лейтенант озвучивать не стал. Тихо приказал собравшимся вокруг него мужикам осмотреть местность. Однако враз побледневший высокий бородач, что упрямо стоял рядом, кажется, понял сам – молча развернулся и до темноты внимательно и методично ползал по степи вокруг лагеря вместе с остальными. Он то и нашёл настину красную косынку, привязанную на палатке. Археолог дошёл до полосы деревьев, где начинался аютинский лес, и уже в закатных сумерках  вернулся с расколовшимся зеркальцем.

«Выпало из кармана» – рассудили мужики.

Бородач остро взглянул на полицейского: «Как смотришь, лейтенант, чтобы проехать вдоль хребта на твоей машине? Похоже, что они ушли вдоль Аюты…» Либо девушка преследовала Брагина, либо он увёл её силой.- таковы были основные версии, озвученные за завтраком. Тут же решили, что несколько человек пойдут вдоль реки, а Лёша с лейтенантом поедут на уазике до моста, что у Марусиного брода, там спустятся к Аюте и пойдут навстречу.

Иван Громыкин всегда стеснялся своей миловидной внешности. Нежная кожа, изящно очерченные губы, тонкий нос – всё это подошло бы хорошенькой девушке. Когда ему было шестнадцать, в перестрелке погиб отец - майор полиции, и Ваня принял решение. После одиннадцатого, успешно сдав ЕГЭ, поступил на юридический.

- Сын, ты же всю жизнь ветврачом хотел стать?! - всплеснула руками мать.

- Я как отец хочу, - серьёзно ответил паренёк, и сквозь нежные черты лица впервые проступила жёсткая мужицкая взрослость.

 

«Зачем Брагину девушка?» Иван крутил эту мысль, переворачивал, рассматривал с разных сторон, но понять не мог. «Так сильно понравилась? Ему бы скорей потеряться в лесу, исчезнуть…Значит, она пошла добровольно. Зачем?»

 Иван решил отнести ответ на совесть необъяснимой женской логики.

 

Скалы неожиданно раздвинулись, открывая вид на старый добротный мост через говорливую Аюту. Вниз можно было пройти по каменной насыпи.

 Уазик оставили прямо возле моста. Археолог выскочил первым, бросил на Ивана быстрый взгляд, будто проверяя, что тот на месте, закинул на спину рюкзак и бодро заскользил по камням вниз к реке. По руслу было удобней передвигаться. Иван запер машину и поспешил за археологом.

 

 

 

Варя

 

Облако неспешно шествовало по небосводу. Пушистое и стремительное, оно было похоже на взлетающего лебедя, раскинувшего крылья. Ваня видел тонкую напряжённую шею, лёгкие крылья и даже разлетающийся в стороны птичий пух. Нагретые доски мостков приглашали прилечь. Ничто не мешало и не напоминало, что где-то за стеной склонившихся над озером белых стволов есть другая жизнь. Лениво подавали голос лягушки, колыхались кувшинки, изредка на середине озера показывала бок крупная рыбина и только облако в высокой лазури двигались к своей неизвестной цели. Мальчик забыл, что обещал сестре вернуться к обеду. Наловленные с утра раки барахтались в жестяном покосившемся ведре.

Ваня лениво и удивлённо поднял голову, когда услышал стук копыт. Пробираться на лошади к озеру было неудобно из-за разросшегося берёзового подлеска, что окружал озеро со всех сторон. Листва зашелестела, и Ваня увидел сестру. Что-то странное и страшное случилось с её лицом. Он не мог объяснить, но видел и чувствовал.

Едва взглянув на брата, Варя вдруг обняла его и сильно прижала к себе.

- Варя, я сей час, я только раков соберу, - лепетал мальчик – пусти, больно держишь.

Девушка молча уткнулась в пахнущие чем-то родным и забытым  льняные волосы, обняла худенькие плечи и не могла сдвинуться с места. Мягкие волосы курчавились за ушами и ласковыми волнами ложились на тоненькую шею.

«Куда бежать? Зачем бежать?» Так хотелось лечь прямо на берегу у камышей, посмотреть в последний раз на голубое пристанище  Великой Сварги и заснуть. Чтобы не помнить столб жирного чёрного дыма, что поднимался от пожара, женские крики и весёлое усатое лицо казака.

- Варенька не плачь, ты чаво? – барахтался под её руками братик – Стряслось что? Варенька, давай бабуле скажем, она разберёт.

 

Ванечка, такой милый и такой ласковый братик. Быстро всё понял и вскарабкался на лошадь. Они брели по лесу вторые сутки. Лепёшки в котомке закончились. Вчера с вечера едали малину. И нынче целый день только воду пили. Уже на закате второго дня встретили девчушку в голубом сарафане. Она тащила  тоненькими ручками огромную корзину грибов. Из-под платка, повязанного до самых бровей, озорно вспыхивали чёрные глазищи, что казались просто огромными на худеньком личике.

- Кто такие будете?

- Мы из Серги, - тихо сказала Варя, сползая с седла. Сил больше не было. – А ты откуда, белица?

-  Ефимьевского толка я. Скит у нас недалёко тут.

 

Древние христиане, поняла Варя. Но Ваня вот-вот упадёт из седла, да и она сама едва держалась.

- Помоги нам, милая. Нашу Сергу казаки с попами пожгли. Нам податься некуда.

Девочка смотрела жалостливо и с любопытством. Ефимьевский толк уже два года обитал в Пёстрой Орде, что граничила с Московией и принимала всех беглых из-под ига немецкой принцессы. Сюда бежали и кандальники, и помещичьи крестьяне, и не согласные с реформой патриарха Никона христиане.

Девочка смотрела на чужаков. А вдруг нагорит от сурового старца. Батя и высечь мог. Такая красивая белица, совсем как Божья Матерь со старых икон. Токмо голова не покрыта. И смотрела так же печально… Наконец девочка решилась.

 

- Я позову старших, а вы тут обождите. Я скоро…

 

И упорхнула вместе со своей необъятной корзиной, только чуни мелькали под  холщовым сарафаном.

Варя сняла братца с лошади и уложила под деревом. Мальчик тут же свернулся калачиком, подсунул кулаки под чумазую щёку и засопел. Варя обняла худое тельце. Братик мой любимый. Теперь только ты у меня остался. Спасла нас Великая Сва. Но не пощадили враги Сергу. Куда теперь идти?

 

Старец  и ещё трое бородатых суровых мужиков появились, уже когда на лес неслышно опустилась темнота.

- Откуда ты, белица, правду глаголь. Осподь всё слышит, - негромко и значительно молвил старец в белой рубахе.

- Мы с братом из Серги, из русского селища. Помоги нам, дедушка. Казаки с попами пожгли домины. Нам податься некуда.

Варя говорила спокойно и печально. На мужиков смотрели дивной красоты глаза.

«Осподи, помилуй. Сатано явился»

Чуяло сердце  Ефимия, что не миновать им беды с этой язычницей. Знал он, что тартарские женщины горды и неуступчивы, веру не меняют. Сраму с ней не оберёшься, вон и волосья не покрыты. Но лошади у русов были знатные.

- Не дам вас в обиду, дети. От еретиков поганых вам мучение пришлось принять. – Изрёк Ефимий.- Пока в сарае заночуете. А там, примете веру истинную христианскую, Писание примите. Тебе, белица, мужа найдём. А малец подрастёт, помощником станет. Да покрой голову, срамно!

Мужики молча отобрали коней и ушли вперёд по едва заметной среди стволов тропинке. Варя с братом следовали за провожатыми.

 

- Варенька, - опасливо шептал братик, - недобрые они.

 

«Надо же. Тоже почуял»

 

Девушка тихо водила пальцем по ладони брата. Ванька вздрогнул – понял, значит. Безмолвная речь, которой каждый из ордынских русов обучен. По двенадцать фаланг на пальцах каждой руки, большим пальцем разговор идёт. Двадцать четыре буквы – это согласные. Этого достаточно - и без гласных разговор можно вести, коли надо…Так рождается безмолвное слово.

Для несведущих кажется, что водишь пальцем по ладони другого.

«УЙДЁМ. НОЧЬЮ».

            К первым звёздам доплелись вслед за старцем до крайнего сарая, где им полагалось жить, как нечистым.

Молчаливая женщина принесла  остывшей каши в котелке,  флягу с водой да краюху хлеба. Поставила у порога  и вышла, не поднимая глаз. Варя уложила брата на душистое сено, а самой не спалось.

Пусть от усталости ломило кости и мясо, держись, Варя. Не видел старец и не ведал, что  клубился белёсый туман вокруг его головы, когда обещал свою защиту. Врал старец! Заметила Варя и суровые взгляды мужиков, брошенные на её косы, и синяк на тоненьком запястье женщины, что принесла им еду. Не будет им жизни в скиту. Ломать их будут, а, может, и железом жечь. Много чего слышала она о суровых нравах в лесных скитах, где старцы такие вот власть держали. Крепись, Варя, не время спать. Рядом завозился Ваня. Братик мой, нет нам здесь ни крова, ни приюта.

Варя села ровно, уперев пятки в землю. Пусто и холодно было на душе. Потемнели глаза – слишком много горя увидели. Очерствела душа. Давно нет  на белом свете матушки с батюшкой, взлетела вместе с сизым ветром в небо Рута. Нет пристанища и неизвестно, куда идти. Страшная усталость давила к земле. Может, остановиться, Варя? Может вытянуть сладко ноги, что ноют от усталости, и мирно заснуть. Где она, мечтательная и своенравная Варенька, что бегала с братцем по лесу, что обнималась с берёзкой. Где ты, спокойный и сильный воин Войта? Жив ли? «Жив», - тут же отозвался ветер.

 

Варя будто совсем рядом увидела спокойные серые глаза. На миг показалось, что Войта встанет совсем рядом и закроет их с братом теперь ото всех бед. Девушка вытерла слёзы. Надо идти дальше, даже если хочется лечь и замереть. Всех примет Матушка, но срок не пришёл… Надо помощи у Матушки попросить.

Варя успокоила дыхание, пропуская на вдохе тепло по позвоночнику от земли вверх, а на выдохе – свет вниз, от небес в землю. Два столба света – золотой и голубой – текли навстречу друг другу по спине, наполняя измученное тело теплом, проясняя разум. Варя представила, как ступни её втягивают жар из земли, из самого её раскалённого золотого сердца. Волна чудесного жара поднималась от ступней вверх. Медленно накрывает Варю тёплая «вода» вместе с жаром, всё выше и выше… Налившееся приятной тяжестью тело становится невесомым, лёгким и будто чужим. Неотвратимо поднималась «вода», тело мерно раскачивалось вместе с невидимыми волнами. Теперь руки к голове -  усилить слух. «На сухой дороге слушать прибой» - как Рута учила.  

А когда «вода» и тепло покрыли голову, изменились звуки. Всё вокруг наполнилось песнями и неслышным доселе дыханием мира. Варя слышала, как хрустят сеном коровы в соседнем хлеву, переминаясь на ногах, как храпит здоровый толстый мужик в избе, слышала плеск близкой реки и шёпот ветра в камышах. Хоть нынешняя ночь была душной и тревожной, в голову и в сердце пришли покой и ясность. Варя была всем и сразу: лесом, полем, полным ночных звуков, воздухом, покойным небом, пристанищем Золотой Сварги. Она не ведала, что должно произойти. Понимала только, что всё происходит так, как задумано. Тихо покачивалось тело на волнах покоя и блаженства. Волны….Плеск… В этом и было их спасение. Возле берега покачивалась лодочка. Лодка у берега! Можно  возвращаться. Выход был найден.

 

Женщина, что принесла им еду, не стала запирать замок, только петлю накинула. Может, забыла, а, может, справедливо рассудила, что измученной белице с ребёнком и бежать некуда.

Перед рассветом Варя разбудила брата. Тот долго тёр лицо кулачками.

- Варенька, куда ты… Варенька, куда мы? – всё не мог спросонок понять, что его трясёт сестра, зачем нужно идти и что делать?

- Бежим, Ванечка. Споро собирайся. – шептала она, набивая торбу хлебом. Благо, мешочек с рунами не отобрали. Да и кто мог подумать, что у испуганных детей из сгоревшей деревни может быть золото.

Крались медленно и тихо по спящему скиту. И только когда вышли к реке и увидели привязанную у мостков лодку, Варя выдохнула. Уберегла их и на этот раз Матушка Сва. Они забрались в лодку. Варя толкнулась и выгребла на середину, где их тёплыми ладонями подхватило течение. Свернулась калачиком на дне лодки и тут же заснула.