Глава 7. Де жа вю.

Как и следовало ожидать, Марина, пусть и не очень сильно, но изменилась. Жизнь брала своё. Она немного пополнела, и это ей было на пользу. Но вот под глазами появились тёмные круги, свидетельствующие, что несколько лет, которые они не виделись, дались ей нелегко, хотя сами глаза были всё те же – прозрачные и искрящиеся.
Встретила она его в толстых шерстяных носках и вся замотанная в тёплую шаль, но бодрая и весёлая, приветливо улыбаясь. Как будто и не было никакого перерыва в их отношениях. Напряжение Василия сразу спало и от сердца отлегло. Он рискнул поцеловать её в губы, и она не отстранилась, только, засмеявшись, спросила:
- Не боишься заразиться?
- А, зараза к заразе не пристаёт, - радостно в ответ улыбнулся он и чтоб закрепит успех, поцеловал её ещё раз.
- А кстати, как ты?
- Сегодня уже лучше. Температуры нет.
- Совсем нет? – рассмеялся Василий. – Во всяком случае, выглядишь ты прекрасно!..
Квартира, в которой теперь жили Трофимовы, находилась в старом, прошедшем капитальный ремонт, доме, а потому была большая, светлая с высоченными потолками. Показывая квартиру, хозяйка не преминула похвастаться полками в коридоре, забитыми стеклянными банками с соленьями и вареньями, разумеется, собственного консервирования. Василий вдруг спохватился, что нечто похожее уже было. Вот также несколько лет назад она показывала ему своё жилище, в котором на каждом шагу была видна рука отличной хозяйки и любящей заботливой жены. Господи, как давно это было – совсем в другой жизни. Дежавю!
Потом они что-то пили и ели. Честно говоря, он не помнил что именно, потому, что не мог налюбоваться на свою пассию, слушая её щебет. Она рассказывала, каким трудом ей далась эта квартира, сколько порогов она оббила, сколько писем и заявлений написала, сколько отказов услышала, сколько неприятных минут испытала, причём всё делала сама без помощи мужа. Предоставляли им временное жильё, совершенно не пригодное для нормальной жизни. И бесконечные переезды, переезды...
- Зато теперь всё в порядке, - вымучено улыбнулся Василий, а сердце его, тем не менее, захолонуло от ревности.
- В порядке-то в порядке, да не совсем, - как-то сразу погрустнела Марина.
- А что не в порядке? Что-нибудь с Машей?
- С Машкой-то как раз всё в порядке. Она учится хорошо. Не отличница, правда...
- Да это никому и не нужно, - кивнул Василий, - я всегда с подозрением относился к отличникам, хотя сам, при желании, вполне мог бы им стать.
- Вот и я так думаю. Но зато как она рисует! У неё явный талант. Ты видел, как она разрисовала стены своей комнаты?! А хочешь посмотреть её рисунки? Я их все храню.
- Конечно!
Пойдём в её комнату.
Они сели на полу, и Марина, достав из тумбочки несколько папок, стала показывать Василию различные работы дочери, начиная с дошкольного периода, сопровождая их своими комментариями.
- Да, действительно клёво! А кем она хочет стать после школы?
- Ещё не решила.
- Может, заняться чем-нибудь по части рисования?
- Я её водила к одному известному художнику. Он сказал, что божья искра есть, но надо много работать, а она не хочет.
- Ну, ничего, у неё ещё есть время...
- Так, - продолжил разговор Василий, - с Машкой вроде всё нормально, а что не в порядке?
- Да ладно, не хочется сейчас об этом говорить. Расскажи лучше о себе.
- Да рассказывать особенно нечего. Работа, семья. Арсюха ходит в третий класс...
- И как учится?
- Нормально.
- А где работаешь?
- На строительстве академии Генерального штаба Министерства обороны. Монтируем охранно-пожарную сигнализацию. Знаешь, у американцев есть Пентагон – Министерство обороны в пятиугольном здании. Так эти решили их переплюнуть – строят восьмиугольное здание. Хоть в чём-нибудь, да перещеголять! Да ладно, бог с ними. Ты по мне не соскучилась?
- Соскучилась.
- Правда?
- Правда.
Вне себя от счастья Василий бросился к ней и, покрывая её лицо поцелуями, опрокинул на пол.
- Пойдём в спальню, там есть кровать, между прочим, - смеясь, говорила она между поцелуями.
- Туда не пойду, - мотнул он головой, - там вы с ним...
- Дурачок, у нас с ним давно уже ничего нет. Мы там только спим каждый под своим одеялом.
- Правда? Тогда бежим скорее, - обрадовался Василий, вскакивая и помогая подняться своей подруге.
То, что происходило в спальне, очень им напомнило их первую интимную встречу у Лёши Бекасова на Старом Арбате. Такая же неуёмная страсть, такая же трепетная нежность, такая же ненасытность. Единственное отличие было то, что Марина была не совсем здорова, и Василию приходилось её щадить. В общем – сплошное дежавю. «Только бы продолжение было иное», - подумал про себя Василий.

Через некоторое время Василий пригласил Марину к себе домой. Так сказать, с ответным визитом. Благо был повод – показать ей своё новое жилище, а заодно и похвастаться своими талантами: продемонстрировать, как он обустроил квартиру, угостить вином собственного производства и мясом собственного приготовления. Но причина-то была, разумеется, иная: во-первых, хотелось выяснить – было ли всё то, что произошло в предыдущую встречу, у неё сиюминутным порывом или, также как и он, она поняла, что не может жить без него. А во-вторых, хотелось... да просто нестерпимо хотелось её!
Как ни странно, но на этот раз все самые смелые надежды Василия сбылись. Вино и мясо ей очень понравились, а восхитительные два часа, проведённые ими потом в объятьях друг друга, были не только не хуже их первой после длительной разлуки встречи, но такой нежной, ласковой, покорной и в тоже время взыскательной той, желанной для любого любящего существа требовательностью к ответным чувствам и проявлению их, она ещё, пожалуй, не была никогда. Выяснилось, что самое большое наслаждение она испытывает, когда Василий целует и ласкает языком её то, самое интимное, самое сокровенное местечко, которое наиболее чутко реагирует на ласковые прикосновения. Поняв это, Василий расстарался. Наградой ему послужила самая пылкая безудержная реакция его возлюбленной.
- Васюх, милый – шептала она, лёжа у него на плече и отдыхая после пережитого умопомрачительного экстаза. – Это невероятно! Ты такой брезгливый, я даже заикнуться об этом боялась, а ты сам! Как же мне было чудесно! Мне никогда не было так хорошо! Ты ещё сделаешь мне так когда-нибудь?
- Прелесть моя, да я тебе всегда теперь буду делать так! - с чувством воскликнул он, прижимая её к себе и проникая в неё…
Так не хотелось выпускать её из своих объятий! Василию казалось, что вот она сейчас уйдёт, растворится в промозглом необъятном городе, и вдруг выяснится, что всё это было наваждением и больше никогда не повторится.
Но расставаться рано или поздно приходится, тем более что скоро должен был прийти со школы Арсений, а им не хотелось, чтобы он застал Марину здесь, пока они сами не определятся со своим будущим.

Общение их на этом не прекратилось. Скорее наоборот, как тогда впервые месяцы их знакомства, они искали любой повод, чтобы побыть вдвоём. Поскольку оба они были значительно загружены и на работе и в семье встречи эти были, к сожалению, не часты, но каждый раз упоительны и неповторимы.
Особенно неизгладимое впечатление Василию оставила встреча с Мариной поздней осенью в Битцевском лесу. Погода была отличная – настоящая золотая осень, и они оба были свободны. Василий предложил пойти на их с Арсением место, и Марина с радостью согласилась. Погуляли они прекрасно. Был один из тех редких осенних дней, когда небо по-летнему синё, солнце так ярко, что пронизывает своими лучами раскрашенную восхитительными красками природой-художником листву, а воздух так чист и прозрачен, что создаётся впечатление, будто ты стоишь перед полотном И. Левитана. И - не ветерка, словно природа замерла, очарованная сама собой. Разве могут в такие минуты два любящих друг друга человека остаться равнодушными? Руки тянутся к рукам, губы – к губам, души и сердца сливаются в едином порыве. Только телам мешает совершенно неуместная сейчас одежда. Но ведь можно освободить хоть чуть-чуть, чтобы осуществить самый необходимый, самый вожделенный контакт. Он прижимает её к стволу дерева. Они уже это проходили. Но тогда в той жизни в Измайловском парке шёл дождь, и всё равно было чудесно, а сейчас сама природа взывает к любви. Он входит в неё, она не против... нет – она сама неимоверно жаждет этого... И у неё сегодня один из самых безопасных дней...

И вдруг им несказанно повезло (Бог всё-таки заботится о влюблённых). Как-то в одном из застолий со своим свояком, с которым был очень дружен, Василий рассказал ему о своей ситуации честно и довольно подробно. На его удивление Борис не только не осудил его, но даже дал ключи от своей дачи.
- Вы взрослые люди и знаете, что делаете, - сказал он, - а чем по углам мыкаться – вот вам убежище. Дача постоянно отапливается и с сентября по май абсолютно свободная. Заодно и присмотрите за ней.
Надо ли говорить, как обрадовались влюблённые? Ну а описывать божественные часы, проведённые ими на этой замечательной даче, автор, пожалуй, не станет, щадя целомудрие некоторых читателей, итак достаточно истерзанное предыдущими описаниями интимных сцен.

Тем временем, после смены руководства, строительство АГШ пошло, можно сказать, семимильными шагами. В основном восьмиграннике уже заканчивались отделочные работы. В огромном подвале под ним, простиравшимся вниз чуть ли не на половину высоты самого здания, полным ходом шёл монтаж и наладка специального оборудования. В этом подвале размещались игровые тренажёры для имитации различных, в том числе и ядерных, войн с предполагаемым противником, в коих тогда числился, чуть ли не весь остальной мир. С этим полигоном однажды произошёл трагикомический случай.
Ещё не закончив полностью строительство академии, Министерство обороны стало водить по нему экскурсии различных иностранных делегаций. Похвастаться хоть какими-нибудь достижениями – неотъемлемая часть советской пропаганды.
В тот раз в гостях была военная делегация Финляндии. Осмотрев зал торжественных церемониалов, аудитории, кабинеты, спортивный зал, бассейн и пр., руководитель делегации поинтересовался – а что находится под основным зданием, куда вела широкая лестница. Ему объяснили, что там игровые залы. Финны попросили показать им эти помещения, и сопровождающий делегацию представитель АГШ был вынужден удовлетворить их просьбу (не американцы всё же!). А в одном из этих залов шла как раз настройка оборудования, отображавшего ядерную атаку Советского Союза предполагаемого противника, в роли которого в данный момент выступала Финляндия. Наладчиков о визите гостей никто не предупредил – он же оказался неожиданным, и едва не разгорелся международный скандал.
- Это что за стгана? – спросил, указывая на макет, один из членов делегации, говоривший по-русски.
Ничего не подозревавший наладчик спокойно ответил:
- Финляндия.
- А что, вон те гакеты на неё нацелены?
Тут только наш работник увидел отчаянно жестикулирующего за спинами финнов советского генерала. Он понял, что надо как-то смягчить ситуацию и быстро нашёлся:
- Ну что Вы! Это баллистические ракеты. Они просто в том направлении должны поразить учебные цели в акватории Тихого океана на другой стороне Земного шара.
Выдержав театральную паузу, он продолжил:
- А Финляндия слишком близко. По ней ракетами нет смысла лупить. Её можно танками завоевать.
И, увидев побледневшее лицо генерала, добавил:
- Шутка. Кергуду.
- Шутка! – мгновенно загоготал генерал. – Кергуду!
Финны, скорее всего, ничего не поняли, но на всякий случай тоже вежливо засмеялись.

Соответственно с окончанием строительства академии заканчивался и монтаж охранно-пожарной сигнализации в её помещениях. Надо было заранее позаботиться о своей дальнейшей производственной деятельности. Но тут у Василия опять пошла чёрная полоса.
Сначала инсульт сразил его маму, и она, пролежав несколько дней в больнице, скончалась. Маму было жалко. И не только потому, что любому человеку потерять свою маму тяжело. Просто кроме всего прочего маме Василия выпала нелёгкая судьба.
Родившись в год начала первой мировой войны, она в младенческом возрасте и ранней юности пережила революцию, гражданскую войну с её разрухой и голодом, в молодости – сталинские репрессии и Великую отечественную войну...
Василий помнил мамины рассказы о тридцатых годах. Это был период неуверенности и постоянного страха. Они жили на втором этаже, окна выходили во двор на ту сторону, где было их парадное. «Летом окно распахнуто настежь – рассказывала мама – ночь, тишина, слышен на улице каждый шорох. И вот чеканные шаги двух военных и шаркающие – штатского гулко раздаются в ночной тиши. Не спишь и прислушиваешься – к нам, не к нам?.. Вот шаги остановились у нашего подъезда, – на какой этаж? В какую квартиру позвонят? Лежишь, ждёшь... Пять минут, десять... нет, значит не к нам, но всё равно после этого долго не можешь заснуть...»
И однажды позвонили в их квартиру. Мать разбудила отца. Тот вскочил, начал лихорадочно одеваться. Но непрошеные гости остановились, не доходя до них, и стали стучаться в соседнюю комнату. В ней жил товарищ отца по работе, тоже работник аппарата ЦК. Вместе они не один пуд соли съели, и отец знал, что сосед никак не мог быть врагом народа. Он хотел тут же пойти и сказать об этом конвою, но мать повисла на нём, умоляюще шепча ему:
- Не пущу! Ты ему не поможешь, а тебя заберут вместе с ним.
И не пустила. А через несколько дней выяснилось, что отцу несказанно повезло. Дело в том, что за пару недель до ареста сосед справлял свой день рождения, пригласив несколько друзей, в том числе и родителей Василия. Как водится в таких случаях, все пили, пели, танцевали, рассказывали анекдоты. Потом решили сфотографироваться на память. А отец что-то плохо себя почувствовал (может, выпил лишнего) и фотографироваться не захотел и жену с собой увёл, как будто чего-то чувствовал. Когда делали обыск в комнате арестованного, нашли эту фотографию, и взяли всех, кто на ней был изображён, как сообщников. Отца вызвали и допросили как свидетеля – как соседа и как коллегу. Он потом рассказывал, что от него требовали подписать заготовленные заранее показания, что сосед немецкий шпион, но отец наотрез отказался. Ему грозили исключением из партии (за политическую близорукость) и увольнением с работы с «волчьим паспортом», но он был непоколебим. Продержав целый день без еды и курева, его вдруг поздней ночью отпустили без каких-либо последствий. Били ли его, пытали? – отец никогда не рассказывал – боялся, видимо, только мама как-то раз обмолвилась, что после посещения следователя у отца несколько дней шла моча с кровью.

Вообще ангел-хранитель оберегал отца. Ещё в 1933 году ему удалось избежать больших неприятностей во время строительства какого-то объекта в Монголии, которое осуществляло Советское государство в порядке оказания пролетарской помощи братскому монгольскому народу, и куда Котов-старший был направлен от ЦК ВКПб парторгом. Строительство заканчивалось, и отец с мамой возвращались в Москву. На ближайший московский поезд билетов в двухместный спальный (как мы сейчас бы сказали «СВ») вагон не было, и мама закапризничала – мол, в другом не поеду. Решили дожидаться следующего поезда, а он должен был быть только через сутки. В это время на станцию примчался на взмыленной лошади один из местных жителей, с которым папа был в хороших отношениях (вообще все рабочие, и особенно монголы его очень уважали), и, задыхаясь, стал кричать ему, что на объект ворвалась нойонская банда, убивают всех русских и их с мамой везде ищут.
До отхода московского поезда оставались считанные минуты, и тут уж было не до капризов. Котовы вернулись в Москву в общем вагоне...

Потом родилась старшая дочь, за ней – мальчики-близняшки, через два года – ещё одна дочка, а в начале войны в самый неподходящий момент родился Василий. Надо было как-то разгребать этот «детский сад». Девочек отправили в эвакуацию, мальчиков-близняшек с родителями мамы к их родственникам на Украину, а с Василием мама осталась в Москве. «Я его в таком возрасте не довезу, - отвечала она на все предложения об эвакуации, - да и мой муж воюет под Москвой, и у меня есть возможность хоть иногда его видеть. По крайней мере, звонит он мне часто». Она так и не покинула Москву, пережив в ней самое тяжёлое время и встретив здесь салют Победы.
А вскоре пришло трагическое известие: её родители вместе с мальчиками погибли под бомбёжкой, и это был, хоть и единственный, но страшный и невосполнимый удар проклятой войны, которая не обошла практически, ни одну семью в Советском Союзе.
Папа, к счастью, остался жив, отбарабанив, что называется, от звонка до звонка (ангел-хранитель?), но, казалось бы, несерьёзное ранение в ногу беспокоило его всю жизнь.
А после войны – вновь репрессии и вновь голод. Цены хоть и снижали каждый год, но и зарплату регулярно ополовинивали, заставляя в добровольно-обязательном порядке подписываться на облигации государственного займа восстановления народного хозяйства. С матерью в такие дни была истерика. Ещё бы – надо было поднять троих детей, которые уже ходили в школу, а когда эти красивые бумажки превратятся в деньги - было неизвестно.
Прошли годы. Жизнь вроде стала налаживаться. Дочери отделились и жили самостоятельно, сын окончил школу и начал работать, одновременно готовясь к поступлению в институт. И тут новый удар – у мужа обширный инфаркт, (от которого полностью он не смог оправиться до конца жизни). Она бросила работу и четыре месяца ухаживала за ним в больнице.
Умер отец, когда маме шёл шестьдесят первый год. Ещё совсем нестарая, весьма привлекательная женщина с большими голубыми глазами, волнистыми каштановыми (теперь, правда, седыми, но по-прежнему густыми и красивыми) волосами и хорошей фигурой внезапно осталась одна. Когда много лет рядом находится любимый близкий человек, мы, ссорясь с ним и иногда не заслуженно, да пусть даже и заслуженно, обижая его, не задумываемся, что однажды его вдруг не станет, и все прошлые ссоры и обиды покажутся такими мелкими, такими бессмысленными. Мы мысленно бьёмся головой об стенку в истерике, проклиная себя за то, что не долюбили его, не додали тепла и ласки, не додарили себя и своих чувств. Мы готовы взять назад все свои горькие, нелицеприятные, иногда просто грубые слова, сказанные в порыве словесных разборок, но уже поздно. Взять-то мы их, конечно, можем, но близкого человека не вернёшь! И ведь все, кого не спроси, это знают и понимают, но очень быстро забывают и ведут себя в критических ситуациях так, а не иначе, и вспоминают об этом только тогда, когда изменить уже ничего нельзя.
Жалейте, щадите, берегите любимых! В конце концов, это в ваших интересах.

Мама Василия осталась одна и жизнь её сразу потускнела. Как она сказала однажды, жить даже с тяжело больным любимым легче, чем одной. К ней, конечно, сватались – она была, как уже говорилось, интересной женщиной, умной, красивой чистоплотной, хорошей хозяйкой, прекрасной поварихой, - но никто не смог заменить ей мужа. Тот – собой вроде ничего, но тупой, как баран, и ничем не интересуется, поговорить с ним совершенно не о чем. У другого под ногтями чернозём, вся голова в перхоти и воняет от него, как от козла. Третий, как рассказывала мама, вызвал у неё неприязнь тем, что ел варенье своей ложкой из общей вазочки. Казалось бы, мелочь, но разве могла мама – интеллигентка в бог знает каком поколении снести такую невоспитанность и бестактность?! Конечно, если любить, то можно примириться со многим, но то, если любить...
И сейчас, стоя на отпевании в церкви у её гроба, Василий перебирал в памяти основные вехи её жизни, и сердце его сжималось от боли и жалости к ней и ещё от злости на себя за то, что так мало уделял ей внимания, особенно в последние годы.

А спустя несколько месяцев Василия подстерегла ещё одна неприятность. Чтобы подзаработать немного денег, они с приятелем подвизались на одном объекте смонтировать пожарную сигнализацию в свободное от основной работы время. Работали они дружно, дело спорилось, до конца оставалось не так уж много, и вот однажды...
У них была одна стремянка. В этот день на ней работал партнёр, прокладывая вверху по стене провод. Василию надо было подключить датчик, находившийся на потолке. Чтобы не терять драгоценное время, Василий не стал ждать, когда освободится стремянка, и, подвинув под датчик стол, водрузил на него стул, на него поставил табуретку и на всё это сооружение вскарабкался сам – здание было старой постройки с высоченными потолками. Он не первый раз устраивал, как они шутили с приятелем, Эйфелеву башню, и всё было нормально. Но в этот раз, Василий сделал какое-то неловкое движение, конструкция рассыпалась, и он полетел с трёхметровой высоты вниз. Он падать умел. Ещё в юности, когда он играл в футбол, его этому обучали – по возможности вперёд, сгруппироваться и на руки. Он так и сделал и, в общем-то, никаких крупных неприятностей не последовало. Только в левой руке возникла довольно сильная боль. Он подержал руку под струёй холодной воды, боль несколько стихла, и Василий доработал до конца дня.
Однако ночью боль усилилась, а к утру рука распухла. Пришлось пойти в травмпункт. Рентген показал перелом. Перелом руки – это длительная потеря работоспособности. Василий был сильно раздосадован – называется подзаработал! Теперь живи только на пособие по больничному.
Через несколько дней рука болеть перестала, и единственное неудобство заключалось в том, что она была в гипсе, и всё делать приходилось одной рукой. Но сидеть без дела очень не хотелось. Шёл 1988 год. Перестройка была на марше. Новое Советское руководство разрешило частную предпринимательскую деятельность в некоторых областях народного хозяйства. Стали открываться разного рода кооперативы. И Василия осенило: почему бы и ему не открыть свой кооператив, который занимался бы монтажом охранно-пожарной сигнализации? То есть собрать бригаду хороших монтажников, которые получали бы истинную оплату своего труда, не отдавая большую часть её на содержание секретариата, отдела кадров, планового отдела, бухгалтерии, многочисленного штата инженерно-технических работников и прочих нахлебников. Сколько можно работать на чужого дядю?!
Василий подсчитал, что если работать добросовестно и закрывать процентовки честно по существующим ценникам Госстроя СССР, но не иметь вышеперечисленный балласт, то члены кооператива смогут получать зарплату, как минимум, раза в три выше, чем сейчас.
Он поделился своими соображениями с хорошо ему знакомым по работе на Академии Генштаба и производящим очень благоприятное впечатление монтажником Николаем Алексеевым. Николай только что окончил техникум, был женат и имел двоих детей, состоял в партии, имел большой опыт работы монтажником – всё это его характеризовало с положительной стороны и вселяло надежду на его надёжность и порядочность.
Алексеев с энтузиазмом воспринял идею Василия и дал согласие войти в состав кооператива. Они договорились так: председателем кооператива с возложением на него функций кадровика, плановика, бухгалтерии будет Василий, а его заместителем, с возложением на него руководства всей технической стороной и снабжением станет Алексеев. Вскоре нашли формального бухгалтера с соответствующим образованием и стажем работы (без такого бухгалтера не регистрировали кооператив), который за определённую ежемесячную мзду согласился числиться в кооперативе по совместительству с основным местом работы, и кооператив можно было открывать.
Василий подготовил все необходимые документы, которых оказалось весьма немалое количество, и приступил непосредственно к оформлению разрешения на открытие кооператива. Надо сказать, это было увлекательнейшее занятие, незнакомое современным предпринимателям. Необходимо было обойти десятки организаций, в каждой отсидев не по одному часу, а в некоторые прийти по два-три раза. Всё это можно было сделать, только имея уйму свободного времени, то есть попросту не работать, либо уйму денег, чтобы сунуть каждому, от кого зависела какая-нибудь закорючка. Если бы не сломанная рука, Василий вряд ли преодолел все эти барьеры. Он только-только уложился в свой длительный отпуск по болезни.
На этом пути случались и анекдотические случаи. Чаще всего он вспоминал, как разыскивал контору, в которой и всего-то требовалось утвердить название кооператива. Она находилась чуть в стороне от улицы Горького где-то, как ему сказали, за гостиницей «Интурист». Но когда Василий завернул за угол, он понял, что вряд ли сам разберётся в этом нагромождении домов и домишек. Неподалёку стоял какой-то мужчина кавказской внешности и читал афишу. Вокруг больше никого не было, и Василий обратился к нему:
- Простите, не подскажите, где здесь дом 5 дробь 3 корпус 4?
- Пачэму нэ падскажу? Канышно подскажу! Вон видищ в конце двора пятиэтажьный карасный дом?
- А... Большое спасибо!
- Что спасыбо? Пачэму спасыбо? Куда побэжал? Какой харячий! Тэбэ туда нэ надо! Видищ из-за нэго выглядывает другой, бэлый дом?
- Ага, вижу. Спасибо!
- Опять спасыбо! У тэбя болэзн «торопидзэ»? Тэбэ туда нэ надо! Обойдёщ этот бэлый дом, там будэт карасывый двухэтажьний особнак.
- Мне туда тоже не надо, - обречено подсказал Василий.
- Нэт, дарагой, вот как раз туда тэбэ надо!
- Ух, ещё раз спасибо, дорогой, - обрадовался Василий.
- Тэпэрь – пожалуста, дарагой. Нэ заблудысь.
- Теперь не заблужусь, - рассмеялся Василий и направил свои стопы в указанном направлении...