...Прошёл год. Романтические встречи, хоть и были, по-прежнему, горячи, становились всё реже и реже. Марина явно отдалялась от него. Её дочка уже на следующий год должна была пойти в школу и, по-видимому, требовала всё больше внимания к себе. И всё меньше времени у Марины оставалось для Василия. Он мучился, страдал, но поделать ничего не мог. А что не будет никаких революционных решений, Василий понял уже давно и определённо – все его попытки поговорить снова на эту тему наталкивались на резкую, даже неприязненную реакцию с её стороны. В эти минуты она так разительно не была похожа на ту ЕГО Маришку, которую он только что держал в своих объятьях, и которая с таким вожделением и страстью отвечала на его ласки!
Он попытался даже завести какую-нибудь интрижку, чтобы постараться сдемпфировать неотразимое воздействие на него Марининого очарования. Тем более что повод был. Ему симпатизировало немало женщин на радиоцентре, а одна из них – инженер Светлана, очень аппетитная бабёнка немного моложе Василия, не скрывала увлечения им, недвусмысленно намекая на безотказность с её стороны. Честно говоря, её фигура и манера поведения не оставляли Василия равнодушным как мужчину.
Как-то она приехала к Василию на станцию якобы с проверкой антенного хозяйства. Затащив его под каким-то благовидным предлогом в отдельно стоящий домик антеннщиков, она, войдя за Василием в помещение, накинула дверной крючок – «Это, чтобы нам никто не мешал!» - многообещающе улыбаясь, пояснила она и сняла с себя лёгкое пальто. Под ним на ней оказалось очень короткое платье, почти полностью открывавшее её красивые полные вверху ноги. Она свободно уселась на стул напротив Василия, закинув ногу за ногу. Подол платья приподнялся ещё выше. Казалось, чуть-чуть наклонись и увидишь...
- Васенька, почему ты меня избегаешь? – в упор глядя на него, игриво спросила Светлана.
- С чего это ты взяла? Ничего я не избегаю, - пробормотал Василий, смущённо отводя взгляд и от её откровенных глаз, и от её как магнитом притягивающих ног.
- Ну, как же? Я вчера на Центре отмечала свой день рождения, всё руководство было, кроме тебя. А ведь ты обещал!
- Ох, прости, дорогая, я совсем забыл тебя поздравить! А вчера я никак не мог приехать – у нас как раз забарахлил один передатчик, и мы проковырялись с ним до позднего вечера... Прости ещё раз... Короче, поздравляю. Подарок за мной.
- Поздравляй! – любострастно выдохнула Светлана, подставляя губы для поцелуя.
Отступать было некуда, и Василий, приподнявшись, потянулся к её губам. Но Светлана быстро встала со стула, прижалась спиной к двери и, притянув Василия к себе, сама впилась в его губы. Василий, потеряв контроль над собой, зашарил руками по крепкому налитому телу. Вот уже дрожащая от вожделения женщина, прижавшись к нему всем телом, страстно шепчет «Ах, милый! Ах, что мы делаем?!» и тут же: «Скорее!», вот уже освобождены от одежды те части тела, которые необходимы для получения наибольшего наслаждения от партнёра, вот её рука, завладев желанным предметом, уже тянет его к себе... И в этот момент Василий как будто просыпается ото сна. Он чувствует, что не может перейти эту грань, не может изменить ей – своей любви. Пока есть ещё надежда...
- Прости, я не могу так. Что-то со мной не то. Не обижайся, дело не в тебе, дело – во мне. Давай как-нибудь в другой раз, - извиняющимся тоном лепетал он, отстраняясь от неё.
Верность – наказание за любовь!

Надежда умерла скоро. Однажды в одном телефонном разговоре с Мариной Василий с болью в сердце услышал:
- Всё. Я не хочу ничего. Я больше так не могу. Я «возвращаюсь» в семью. Прости.
Василий знал, что умолять бесполезно, да он и не умел никого ни о чём просить. К тому же в душе он знал, что рано или поздно это произойдёт. Он молча повесил трубку. Свет в окне потух. Жизнь кончилась. Он вспомнил железнодорожный мост на «Курской-сортировочной», где уже однажды е нему приходила такая мысль, и вспомнил, во что она трансформировалась.
- А почему, собственно, она кончилась? – вслух сказал сам себе Василий, - я тоже вернусь в СЕМЬЮ!

Когда Василий сказал Вере, что хочет, чтобы у них в семье появился ребёнок, она была несказанно рада. Столько времени она жила как на пороховой бочке, ожидая, что вот-вот он скажет, что расстаётся с ней. И вдруг – ребёнок. Василий опять был её. У них восстановились настоящие супружеские отношения. Правда, не сказать, что Василий был пылок, но Вера была рада и этому. А Василий каждый половой акт совершал только в темноте с закрытыми глазами, каждый раз представляя себе, что держит в объятиях Марину.
Вера забеременела сразу же. Теперь в её жизни наступил самый счастливый период. К пленительному ощущению предстоящего материнства, свойственному каждой женщине, примешивалась радость от приобретения вновь Василия. Он резко переменился – стал внимательным, заботливым, почти не задерживался на работе, старался всячески облегчить ей домашние заботы. И хоть она понимала, что всё это скорее относится не к ней, а к её плоду, уже начинавшему заявлять о себе, но что это меняло? Какая мать не порадуется, что отец желает и уже любит её ребёнка? Может быть, благодаря ещё и этому, беременность протекала спокойно и хорошо, без каких-либо эксцессов и неприятных ощущений. Ребёнку, видимо, было так хорошо в утробе матери, что покидать её он не торопился.
Наконец, спустя две недели после расчётного срока, отошли воды, и Василий на «скорой помощи» отвёз Веру в роддом.
- Вы кого-нибудь ждёте? – спросил сидящего в холле роддома Василия какой-то мужчина в белом халате.
- Я жену привёз. Она должна вот-вот родить.
- Давно привезли?
- Два часа назад.
- Э, голубчик, она может родить дня через три. Вы что же, все трое суток будете тут сидеть? Поезжайте домой, отдыхайте. Вон там, - указал он рукой на доску около окна регистратуры, написан справочный телефон. Звоните, Вам всё скажут по телефону.
С каким-то даже облегчением Василий отправился домой. Стало быть, у него будет несколько дней, чтобы подготовиться к встрече Веры с ребёнком.
На следующий день скорее для очистки совести он позвонил с работы по записанному им телефону.
- Котова Вера Семёновна? – скрипучим голосом переспросили на том конце провода. – Мальчик, три пятьсот пятьдесят, пятьдесят один сантиметр.
- Что, родила? – не сразу понял Василий.
- Да, сегодня ночью. Состояние обоих удовлетворительное. Температура нормальная, - на одной ноте отбарабанила невидимый информатор и отключилась.
Василий несколько секунд стоял, оторопев, с трубкой в руке.
- Что-нибудь случилось? – участливо спросил проходивший мимо Гаврила Семёнович.
- 3550, 51 сантиметр, - как эхо повторил Василий услышанное в телефонной трубке.
- Родила?!! И кто?
- Мальчик.
- Сын?! Поздравляю! Не сбраковал, - засмеялся Семёныч.
Конечно, на сегодня вся несрочная работа была отложена, Василий в магазин заслал гонца и вскоре весь свободный от дежурства персонал собрался в саду за вторым зданием станции. Здравицы, поздравления, пожелания, наказы в виде тостов сыпались со всех сторон как их рога изобилия, а радостно-возбуждённый, по-прежнему несколько ошарашенный, не до конца осознавший случившееся, как будто он не готовился к этому, Василий всё пытался улизнуть, чтобы получить подтверждение из первых рук, хотя бы в виде записки. Наконец, видя его нетерпение, Василия отпустили, и он полетел в роддом.
«Милая, я горжусь тобой, - писал Василий в записке, вложенной в посылку, состоящую из минеральной воды, кефира и яблок – всё, что приняли у него для передачи. Даже апельсины вернули, а цветы пришлось отдать приёмщице, комната которой была завалена дарами садов, как уборная какой-нибудь примадонны. – У меня у одного из всех моих знакомых ребят за последние несколько лет родился мужик. Спасибо тебе!»
Вера отписала, что мальчик здоровенький, чистенький, глаза его – Василия – голубые, волосы чёрные длинные, кричит басом. «Соседки по палате смеются: сразу слышно – Веркиного везут...»
Счастливый Василий поплёлся домой. Надо было ещё «обмывать» сына с друзьями. Благо начальник дал на завтра отгул.
Встав на следующий день очень поздно – грех было не воспользоваться случаем и не выспаться, как следует, за все предыдущие и предстоящие недосыпы, Василий направился в ЗАГС регистрировать сына. У них с женой была договорённость: если родится девочка, имя ей даёт Вера, если мальчик – Василий, хотя имя и тому и другому они обговорили заранее по обоюдному согласию. Но Василий боялся, что или тёща, или кто-нибудь из соседок по палате отговорят Веру, и она передумает. Дело в том, что Василий решил дать сыну довольно редкое и необычное для того времени имя – Арсений, и не всем из окружения Веры оно могло понравиться. А тут думай - не думай, запись в паспорте есть и её уже не вырубишь топором...
Через пять дней Веру с Арсением выписали из роддома, и начались самые первые и потому самые тяжёлые, не только в физическом, но и в психологическом плане, дни, знакомые всем родителям-дебютантам. Помочь им было некому. Мама Василия жила от них далеко, болела гипертонией и диабетом, и ей тяжело было навещать внука, а у тёщи на руках была больная сестра Веры, сердечница с детства, за которой требовался уход. Да, честно говоря, Василий не нуждался в помощи старшего поколения, привыкшего воспитывать маленьких детей по старинке. Он хорошо подготовился к рождению сына, прочёл несколько книг типа «Мать и дитя», (особенно проштудировал модного тогда американца Б. Спока) и твёрдо решил использовать в воспитании только самые прогрессивные методы. Уже в первый день появления ребёнка в доме у него произошла серьёзная стычка с тёщей. Не успев войти в комнату, не сняв обувь и не вымыв руки, она схватила спокойно лежащего Арсения на руки и стала ходить с ним по комнате, качая и убаюкивая его.
- Евгения Петровна, - не выдержал Василий, - Вы не заметили, что я вымыл пол и поставил около двери тапки? И потом, пожалуйста, положите ребёнка в кроватку. Я не хочу, чтобы он привыкал к рукам.
- Ты кому делаешь замечание?! – оскорбилась тёща. – Я вырастила двоих детей, и одна из них, между прочим, твоя жена и родила тебе сына!
- Я это очень ценю, и, тем не мене, ребёнок должен лежать в кроватке, - твёрдо повторил Василий.
Сердито сверкнув глазами, она нехотя положила Арсения на место, и тот тут же, конечно, начал хныкать.
- Ну что, доволен? – накинулась Евгения Петровна на зятя. – Видишь, ему не хочется лежать в кроватке.
- Это лишний раз доказывает, что его не следовало брать на руки, - спокойно возразил Василий.

Ещё одно столкновение зятя с тёщей на почве воспитания, грозившее перерасти в форменный скандал, произошло позже. Евгения Петровна, будучи у них в гостях, решила помочь молодым родителям и взялась искупать Арсения.
Налив в ванночку, в которой его ежедневно купали, тёплой воды, она попробовала воду локтем и собиралась уже опустить в неё Арсения.
- Стоп! – остановил её Василий, - не спешите.
Он взял термометр, опустил его в воду и, посмотрев на показания, стал доливать холодную воду.
- Что ты делаешь? – заволновалась Евгения Петровна, - ему же будет холодно!
- Согласно рекомендациям крупнейших педиатров я, начиная с месячного возраста Арсения, раз в несколько дней снижаю температуру воды его купания на один градус.
- И какая температура будет сегодня?
- 28 градусов.
- Изверг! – взвизгнула тёща. – Ты хочешь угробить ребёнка? Он заболеет воспалением лёгких и умрёт!
- Именно для того, чтобы он не простужался, я и делаю это. Это называется – закаливание. И вообще, - вспылил Василий, - лучше не помогайте, но и не мешайте. Ребёнок мой и воспитывать его я буду так, как считаю нужным!
- Мама, пойми, - попыталась снизить накал Вера, - Арсений ведёт себя в этой воде адекватно. Ему явно нравится такое купание. Если бы ему было не комфортно, он сразу же дал бы об этом знать своим пронзительным басом.
- Он просто привык, поэтому не возмущается, - не сдавалась Евгения Петровна, - но это не значит, что его нежный организм выдержит ваши издевательства. Если вы такие умные, управляйтесь со всем сами (так оно, в общем-то, и было!), ноги моей тут больше не будет! – и она хлопнула дверью.
Нога её, конечно, тут потом была и не одна, но в купании Арсения она больше никогда не принимала участие, да и на руку его брала только тогда, когда Василия не было дома.
Кстати, Арсений первый раз заболел только в одиннадцатимесячном возрасте на даче у родственников, да и то, скорее всего, просто перегрелся на солнце - это было в июле.

Теперь все заботы, мысли и чаяния Василия были связаны с маленьким замечательным человечком – его сыном. Видимо, за все предыдущие тяготы и лишения Василия, Господь сжалился над ним и решил минимизировать ему некоторые проблемы. Во-первых, Василию удалось перейти на должность начальника смены. Смены были очень удобные по 12 часов – с 8 утра до 8 вечера, на следующий день – с 8 вечере до 8 утра, затем два дня подряд выходных, т.е. три дня из четырёх Василий днём практически был дома. Но самое главное было то, что вдруг забрезжила надежда на решение жилищной проблемы.
У Василия, как упоминалось, была комната площадью семнадцать квадратных метров в коммунальной квартире. Даже при рождении ребёнка у Котовых выходило по 5,67 квадратных метра на человека, а на учёт на улучшение жилищных условий ставили только, если у претендентов было меньше пяти метров на человека. Следовательно, необходимо было рожать ещё одного ребёнка, хотя и это не гарантировало удачи. Люди стояли в очереди на получение новой квартиры по 10-15 лет, а такой срок жить вчетвером в одной рахитичной комнате в огромной многонаселённой коммунальной квартире с соседом-алкашом за тонкой перегородкой под стать прохождению адовых кругов Данте Алигьери. Но как раз в величине этой коммуналки и оказался спасительный плюс.
Удобное расположение дома (в самом центре Москвы), большая площадь квартиры, высоченные потолки, второй этаж, а, по сути, бельэтаж – всё это стало привлекать некоторые городские организации, надеявшиеся разместить там свои отдельные службы. Наибольшую активность проявлял «Метрострой», во дворе этого дома недавно построивший станцию метро «Кузнецкий мост» и пожелавший в таком удобном месте организовать свой музей. Проблема была только в одном: надо было квартиру освободить от жильцов, а, стало быть, выделить последним новую жилплощадь.
- Это вопрос не простой, - сокрушался в беседе с Василием представитель «Метростроя» - интеллигентный, очень приятный пожилой грузин, видно обожавший маленьких детей, судя по тому с какой теплотой и любовью он «сюсюкался» с Арсением. - Мы направили в Моссовет отношение с просьбой о выделении жилых фондов для расселения вашей квартиры, но боюсь, что это произойдёт не скоро.
Действительно, проходили месяц за месяцем, различные комиссии приходили и уходили, но всё оставалось по-прежнему.
А вскоре надежда и вовсе угасла – в квартире стали делать ремонт – отремонтировали в коридоре пол, на стенах ванной комнаты и уборной положили кафельную плитку, побелили потолки в местах общего пользования...

И тут Василию опять повезло, причём дважды. Во-первых, куда-то исчез сосед алкаш-рецедивист, а его мать уехала жить к своему любовнику алкашу-интеллигенту Ротвейллеру. Во-вторых, получили новую квартиру и выехали ещё одни соседи, и опустевшую комнату занял Василий, временно, пока не вселили в неё новых жильцов. Никто из соседей не возражал, понимая, что у Котовых жилищные условия значительно хуже, чем у них. Да к тому же все понимали, что это ненадолго.
Теперь было, где поспать спокойно несколько часов, придя с ночной смены. Да и Вера могла, как следует, отдохнуть, когда её подменял с дежурства у кроватки Арсения Василий.
Время шло, Арсений рос. Вот мы первый раз осмысленно улыбнулись, вот прорезался первый зубик, вот мы уже начали садиться... И вдруг, как гром среди ясного неба – Василий получает официальное извещение: «Прошу Вас явиться такого-то числа по такому-то адресу для беседы по вопросу улучшения Ваших жилищных условий. Представитель Моссовета – имя рек». Дело было в самом начале апреля, и Василий сначала решил, что его кто-то разыграл. Но вскоре выяснилось, что такие же депеши получили все соседи. Дотошное сарафанное радио доложило: оказывается, на месте соседнего дома №24 КГБ (если кто забыл, напоминаю – это аббревиатура тогдашнего Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР, государства в государстве) решило возвести ещё одно претензионное здание для себя по образу и подобию первого, да и место очень удобное – аккурат напротив старого монстра, только улицу перебежать (я думаю, они под этой улицей потом сделали подземный переход из здания в здание). Видимо, рост в стране числа диссидентов потребовал роста числа филёров, преследующих их, и увеличение количества аппаратчиков, руководящих стукачами. А в квартире, где проживал Василий со товарищи, решили устроить штаб строительства этого здания. (Скорее всего, не только в квартире, но и во всём крыле трёхэтажного здания, ибо, когда спустя некоторое время после переезда на новое место жительства Василий решил поинтересоваться, что стало с его прежним жилищем, выяснилось, что подъезд строго, по-чекистски, охраняется, и вход в него возможен только по специальным пропускам).
Представитель Моссовета был сама любезность. Предлагались самые престижные в то время районы новостроек: Строгино, Ясенево. Даже был вариант около стадиона «Динамо». Но Василию за 37 лет до чёртиков надоели вонь, смог, шум, толчея виповского центра. В паре Строгино – Ясенево победил последний район. У Строгино было одно большое преимущество – Москва-река, но и у этой медали был реверс. Василий боялся, что когда Арсений подрастёт, он с приятелями летом будет часами пропадать на реке, а это не деревенская речушка, и постоянная нервотрёпка Василию и Вере обеспечены. К тому же в Строгино тогда строились только девятиэтажные дома, а в Ясеневе были уже новые шестнадцатиэтажные с квартирами значительно лучшей планировки – потолки выше, кухни и комнаты больше. Был и ещё один плюс: согласно Генплану, с которым представитель Моссовета любезно ознакомил Василия, в Ясеневе не должно было быть ни одного нарушающего экологию предприятия.