[461x698]
Но время шло, а время, как принято считать, самый лучший лекарь, и боль потихоньку притуплялась и стихала. А в глубине сознания зарождалась и зрела новая мысль. Всё-таки у него БЫЛО это величайшее, ни с чем несравнимое чувство – любовь – которое делает жизнь светлее и радостнее, чище и прекраснее, заставляя человека писать стихи и совершать безрассудные, но хорошие, я бы даже сказал - красивые поступки, делая его юным и восторженным. Далеко не каждый человек на планете испытал то, что испытал он. К некоторым оно так и не пришло за всю жизнь, и они за это чувство принимали суррогат его в виде инстинктивных сексуальных отношений с представителем противоположного (а иногда и того же) пола.
А у него было! Хотя, почему было? Оно есть и будет всегда. Оно уже живёт в нём само по себе, независимо от его произволения, владея его мыслями и чувствами. Он уже не властен над ним, он может лишь силой воли притушить его, но убить его или отторгнуть как ненужный балласт, он уже не в состоянии, как бы объект этого чувства не относился к нему..
Марина позвонила первой.
- Васюх, ну хватит дуться. Я так соскучилась по тебе! Придумай что-нибудь, чтобы нам... Ну, ты понимаешь.
Перед такими словами он, конечно, не мог устоять. Все обиды были тут же забыты. Ну, пусть не забыты, но запихнуты в самый дальний уголок сознания, чтобы не могли высунуться не вовремя.
Василий, немного подумав, связался со своим давним приятелем Лёшкой Бекасовым, с которым дружил ещё со студенческой скамьи, и напросился к нему в гости с девушкой и с ночёвкой.
- Слава Богу, - обрадовался Алексей, - наконец-то ты познакомишь нас со своей пассией, а то совсем куда-то запропастился.
Возлюбленные встретились днём на Курском вокзале, купили бутылку Советского Шампанского и поехали в Горенки – подальше от всех, куда летом ездили купаться и жарить шашлыки. Но теперь на дворе стояла глубокая осень, было пасмурно, ветрено и холодно. Никому и в голову не пришло бы поехать в такую погоду на озеро, а они были счастливы. И потому, что опять встретились, и потому, что любили друг друга, и потому, что были одни, и потому, что сегодня была суббота, и в их распоряжении был сегодняшний вечер и целый день завтра! Они пили вино прямо из горлышка (вы когда-нибудь пили Шампанское из бутылки?), хохоча и обливаясь, целовались и дурачились. Она была так хороша – разгорячённая и светящаяся, что он не выдержал и хотел овладеть ею прямо здесь, не дожидаясь ночи, но она, нежно целуя его, прошептала:
- Дурачок, потерпи, у нас же всё впереди.
«У нас всё впереди», - какая замечательная фраза! Ради неё действительно стоит потерпеть. Он потерпел и не пожалел об этом.
У Бекасовых всё было замечательно. Посидели, немного выпили за знакомство, за встречу, поболтали на разные темы. Видимо, прочитав в глазах гостей нестерпимое желание остаться вдвоём, хозяева, извинившись и сославшись на то, что они привыкли рано ложиться спать, ушли в свою комнату.
- Я вам постелил в детской, - сказал, уходя, Лёха и показал Василию большой палец, указывая глазами на Марину.
Что может сравниться с ощущением, которое испытывает любовник, когда остаётся наедине со своей возлюбленной, причём не просто с ней, а с её великолепным обнажённым телом? Разве что несколько подобное происходит с искателем кладов, который вдруг обнаруживает сундук пиратов семнадцатого века, открывает его и слепнет от сияния драгоценных камней, хранящихся в нём.
Василий тоже едва не ослеп от сияния её драгоценного белоснежного тела. Он стал покрывать его сверху донизу поцелуями, не в силах насладиться, пока не дошёл до самого лакомого местечка и уже не уходил от него до тех пор, пока она, стеная и охая, не начала извиваться в его объятьях.
- Можно я тебя тоже поцелую? – не веря своим ушам, вдруг услышал он, - поцелую ТУДА!
- Конечно, любовь моя, - только и смог вымолвить Василий, тут же почувствовав непередаваемую ласку её чудесных губ.
Он даже в самых смелых своих мечтах не мог предположить, что она, именно она одарит его когда-нибудь такой лаской (сам бы он, конечно, никогда не решился бы её попросить об этом). Вот когда хочется воскликнуть: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» Но следующие мгновения оказались ещё прекраснее, потом ещё и ещё... И так до заключительного аккорда – апофеоза любви.
Таких аккордов в эту ночь было много, разнообразных по форме, остроте и ощущениям. Василий сам на себя удивлялся. Никогда, ни до ни после этой ночи он не испытывал такого неистощимого всепоглощающего сексуального желания. Охваченный зноем, он пил из дивного спасительного источника и никак не мог утолить жажды. Ему всё время хотелось ласкать её, целовать каждый кусочек её пленительного тела и обладать, обладать им...
Под утро Марина утомилась и задремала на руке Василия. А ему спать совсем не хотелось. Он любовно, с каким-то благоговением смотрел на её безмятежное лицо и вдруг вспомнил: мама как-то говорила, что смотреть на спящего человека нехорошо. Интересно, почему? Надо будет спросить у неё. Он неохотно отвёл глаза и уставился в потолок. Мысли его переключились на иные более глобальные темы.
«Что за штука такая – любовь? – думал он. – Откуда берётся, как возникает, что служит поводом для её появления. Внешность – ерунда. Он при первой встрече с Мариной видел только её глаза да неясные в неверном свете полумрака черты лица. Ум? – Но он тогда с ней не перебросился и парой фраз. Голос, мимика, жесты, походка? Всё это, конечно, немаловажно, но не имеет решающего значения. Какой из факторов порождает это волшебное чувство? Нет, тут что-то другое. Какие-то невидимые волны воздействуют на центральную нервную систему человека, понуждая его организм вырабатывать соответствующие ферменты, которые в свою очередь через рецепторы воздействуют на все органы чувств.
Но что это за волны? Известно, что все тела состоят из атомов, атомы, согласно волновой теории, колеблясь, излучают волны. Результирующие силовые линии поля человека и воздействуют на окружающий его мир. В тот момент, когда встречаются два индивидуума, волны которых оказываются когерентны, и наступает резонанс. Все эти «меня, как током ударило» и «я застыл на месте, как вкопанный» - результат его действия...»
Марина что-то тревожно пробормотала во сне, и Василий нежно погладил её по волосам и осторожно подул в лицо, (мама говорила, что так всегда с ним поступала, когда он начинал беспокойно метаться во сне). Марина причмокнула губами и успокоилась.
«...Вот говорят: любовь это состояние души, - вернулся он к прерванным раздумьям. – Но тогда, что такое душа? Где она находится в человеке? Ну, у трусов понятно – в пятках, а у остальных? И потом, как она рождается, из чего, когда? Как рождается человек – известно. Сперматозоид оплодотворяет женскую яйцеклетку и зародыш готов. А душа в нём уже есть или она появляется в период становления сознания человека? Сперматозоиды и яйцеклетки многократно рассматривали под самыми мощными электронными микроскопом, но ничего, кроме спиралей ДНК и РНК в них не обнаружили. Есть много торий на этот счёт, но все они, разумеется, не доказаны. И вряд ли когда-нибудь будут доказаны. И, слава Богу! Не хватало ещё, чтобы человечество вторглось своими неуклюжими руками в эти тонкие сферы. Достаточно расщепления ядра и безумных экспериментов с природой...
Да, возвращаясь к душе. Ведь и здесь можно применить волновую теорию. Мужская и женская половые клетки до соития имели свои внутренние колебания. Зачав нового человека, они генерировали в нём новую частоту колебаний, которая будет сопровождать его всю жизнь вплоть до смерти. Со смертью все клетки человека отмирают, колебание их останавливается, как останавливается маятник, если часы ломаются, и душа исчезает, а не улетает на сороковой день на небо, как говорится в теологической литературе.
А? Чем не теория? Считай, Нобелевская премия в кармане!
Или вот ещё гипотеза. Поскольку Земля крохотная частичка в структуре Мироздания, то где-то в глубине Космоса есть мощный источник биоколебаний, возникший в результате первоначального взрыва, родившего современную Вселенную. До Земли его волны доходят значительно ослабленные, но достаточные, чтобы воздействовать на людей, индуцировать в них колебания, промодулированные какими-то новыми знаниями и чувствами. Ведь недаром говорят: «Меня осенило», «Напало вдохновение» или «Я испытал неземное наслаждение» и т.д., и т.п. Это как в электротехнике. Если взять два проводника, разместить их в непосредственной близости друг от друга и по одному из них пропустить переменный электрический ток, то силовые линии поля, возникшего вокруг проводника с током, пересекая второй проводник, индуцируют в нём тоже электрический ток...»
- Ты почему не спишь? – услышал он сонный голос Марины.
Оказывается, она уже несколько минут наблюдала за ним.
- Мне жалко тратить на сон такие драгоценные минуты, - улыбнулся он, привлекая её к себе и приникая к её чудесным губам.
Так счастлив, как в эту ночь, он, пожалуй, не был больше никогда. Много лет спустя Василий написал стихотворение, посвящённое событиям счастливой ночи, где были такие строки:
Эта ночь,
этот высшего чувства приют –
как священный обряд очищения.
Стёрлось всё.
Только в раненом сердце живут
восхитительных ласк ощущения.
С этой ночи всё пошло как нельзя лучше. Они часто встречались, используя каждую возможность остаться наедине и дарить друг другу любовь. Чаще всего это было у него на работе, в его кабинете. Василий и раньше довольно часто задерживался на работе – днём много времени уходило на контрольные проверки, технические занятия с электромеханиками и монтёрами, на всякого рода совещания и заседания, и на работу с бумагами времени не оставалось. Да и домой особо не тянуло. Поэтому и сейчас это не вызывало подозрений. А где-нибудь через час-полтора приходила Марина, и они, запершись и задёрнув шторы (кабинет находился на первом этаже), счастливо проводили время.
Однажды, один из его бригадиров с невинным видом сказал Василию, что как-то случайно поздно вечером проходил мимо его окна, заметил полоску света между занавесками, из любопытства заглянул в щёлку (кто бы мог там быть так поздно?) и увидел на стуле меховую женскую довольно редкую зимнюю шляпку. «Такую же я видел только на инженере Юго-Западной группы Марине Витальевне Трофимовой, когда она несколько раз к Вам приезжала», - добавил он, с еле заметной ехидной улыбочкой глядя на Василия.
- А больше ты ничего не видел? – спросил Василий, изо всех сил стараясь не покраснеть.
Видимо, он всё-таки чем-то выдал себя, потому что бригадир, заговорщически понизил голос и сказал:
- Нет.
- Да я и про шляпку уже забыл, - добавил он, больше не сдерживая своей довольной улыбки.
Бригадир оказался не трепачом, но с тех пор они вели себя осмотрительнее. Василию-то было, в сущности, всё равно, но Марина по-прежнему не хотела форсировать события, и следовало беречь её репутацию.
- Не торопи меня, - каждый раз говорила она едва Василий заводил разговор об их общем будущем. – Мне надо всё обдумать, подготовиться, собраться с духом...
Но чем дольше она думала, тем яснее становилось Василию, что она вряд ли когда-нибудь решится изменить своё нынешнее положение. Это огорчало, но те кусочки счастья, которыми она его одаривала время от времени, несколько умиротворяли его. Надежду на будущее он запрятал подальше, а пока жил настоящим, ориентируясь во времени и пространстве по вехам встреч со своей возлюбленной. Каждая из этих встреч оставляла в его душе неизгладимый след. Каждый раз было так хорошо, что, казалось, уже лучше быть не может, но новая встреча опровергала это предположение. Конечно, особняком тут стояло свидание у Лехи Бекасова, потому что была их первая настоящая ночь любви, и любви великой, обоюдной, безоглядной, когда не надо чего-то бояться и куда-то торопиться.
Ещё одна их встреча выделялась своей пикантностью. Как-то весной они вместе с прочими инженерно-техническими работниками узла были на занятиях повышения квалификации по изучению новых таксофонов, которые им предстояло обслуживать. Проходило это в районе Измайлово. В этом же районе жила мама Марины. Занятия кончились рано, и Марина, воспользовавшись случаем решила навестить маму. Василий вызвался её проводить, и поскольку погода была прекрасная, они решили часик-другой погулять в Измайловском парке. Официальный рабочий день ещё не кончился, и народу в парке было немного. Было по-летнему тепло и сухо. Они забрались поглубже в лес, нашли укромное местечко и… ну вы, разумеется, догадались – конечно, стали целоваться. А вы бы разве не так себя повели в такой ситуации? Вы прекрасно понимаете, что при подобном занятии так увлекаешься, что совершенно не обращаешь внимания на то, что происходит вокруг. Вот и они не заметили, как вдруг, откуда не возьмись, налетели тучи, и пошёл сильнейший ливень. Стало ясно, что добежать до метро под таким дождём, не замочив ноги, да и вообще не вымокнув до нитки, было невозможно.
- Такой дождь долго не идёт. Давай переждём его здесь, - предложил Василий.
Он раскрыл свой большой зонт, и они спрятались под ним стоя, тесно прижавшись друг к другу. Было безветренно, дождь был, хоть и сильный, но почти прямой, и в такой позе они были хорошо от него защищены. Близость любимого желанного тела, разумеется, не могла оставить мужчину равнодушным. Отдав зонт Марине, он нашёл своим рукам более достойное применение. Они, расстегнув плащ Марины, гладя и лаская её тело, пошли вниз и стали устранять преграды, мешавшие их хозяину ощутить более сладостный контакт.
- Ты - ненормальный! Что ты делаешь, люди же вокруг! - попыталась остановить она его, но почувствовав дорогого гостя на пороге своего дома любви, перестала возражать и с радостью приняла его в свои недра. Их губы слились, и две половинки воссоединилось в одно неделимое целое...
Пробегавшие в отдалении мимо редкие прохожие поражались – на улице чуть ли не потоп, а им всё нипочём – целуются.
Им действительно и потоп был бы сейчас нипочём!
Наступило лето, а с некоторых пор к этому времени года у Василия сложилось двоякое отношение. С одной стороны – тепло, возможность более частых комфортных встреч с Мариной на лоне природы, а с другой – более чем месячная разлука с ней из-за отпусков, проводимых порознь.
Но пока его ждал приятный сюрприз. Как-то в разговоре с Мариной Василий сообщил ей, что ближайшие выходные он будет один – осложнилось заболевание его свояченицы, и Вера проведёт два дня у мамы, чтобы помочь ей ухаживать за больной.
- Вот здорово, - обрадовалась Марина, - в субботу я съезжу навестить Машку в пионерлагерь и с вечерним автобусом сбегу к тебе. У нас будет целая ночь с тобой!
- А Петя?
- Он там работает.
- А ты уверена, что он не оставит тебя там ночевать?
- Что значит – оставит? Для этого ещё должно быть и моё желание!
Василий готов был скакать от счастья.
С утра в субботу он не находил себе места. Вера моментально уловила настроение мужа.
- Что-нибудь случилось? – спросила она, подозрительно глядя на него. – Ты какой-то сегодня возбуждённый.
- Ничего не случилось, - как можно равнодушнее ответил он. – Тебе просто показалось.
Наконец, Вера ушла, и Василий занялся подготовкой ко встрече с Мариной. Он сходил к метро, купил букетик каких-то красивых цветов, (кажется, гиацинты называются) с превосходным ароматом. «Заодно и в комнате будет пахнуть приятно», - подумал он. На обратном пути забежал в гастроном, купил шампанское и, немного подумав, сыра и колбасы – она, наверняка приедет голодная. Цветы поставил в вазочку с водой, всё остальное убрал в холодильник и стал ждать. Время тянулось издевательски медленно. Он попытался читать, но поймал себя на том, что одну и ту же строку читает по три-четыре раза.
Телевизор тоже не отвлёк. По всем программам показывали какую-то чушь вроде «А ну-ка девушки!» и «Страна должна знать своих героев». У нас в стране тогда всё время происходила какая-нибудь битва. Битва за своевременную вспашку полей, битва за проведение в оптимальные сроки посевной кампании, битва за урожай, битва за сохранение урожая, битва за битву... А где битва, там, естественно, есть и герои и их, непременно, должна знать вся страна!
А про «А ну-ка, девушки!» и говорить нечего. Эту передачу вместе с «А ну-ка, парни!» блестяще высмеял Владимир Высоцкий в своём очередном шедевре «Жертва телевиденья»: «… «А ну-ка, девушки!» - что вытворяют! И все – в передничках, – с ума сойти!», и дальше: «,,,И вот любимая – «А ну-ка, парни!» - стреляют, прыгают, - с ума сойти!», и вот: «Ну а действительность ещё кошмарней, - врубил четвёртую – и на балкон: «А ну-ка, девушки!» «А ну-ка парням!» вручают премии в О-О-ООН!» и, наконец: «А ну-ка, девушки!» - «А ну-ка, парни!», - за них не боязно с ума сойти!»
Василий выключил телевизор, прилёг на диван, поставил под ухо телефон, чтобы услышать звонок, если заснёт, (им недавно установили в комнате персональный номер, не зависимый от коммунально-квартирного, благодаря начальнику телефонного узла, с которым у него были приятельские отношения) и посмотрел на часы. Было 20-05. Сейчас, наверное, отходит последний автобус, и она едет в нём. Если бы что-нибудь случилось, она бы позвонила – в лагере есть телефон. Значит, едет. А пока можно вздремнуть, ведь ночью вряд ли удастся поспать.
Проснулся он внезапно от ощущения какой-то странной тишины и тревоги. Часы показывали первый час ночи. Ничего себе вздремнул! Ощущение тревоги усиливалось... Ах, да, Марина так и не позвонила и теперь, ясно, не позвонит, а стало быть, и не приедет. Как же так, ведь обещала?! Он так верил, ждал. Господи, но почему он такой невезучий? Почему ничему нельзя порадоваться?! Хотелось опять выть, как тогда, когда она изменила ему со своим мужем (звучит-то как!). Небось, и сейчас выполняет свои супружеские обязанности! А завтра скажет: «Так получилось...». Какой же он лопух! Почему он так безоглядно ей верит? Почему он всегда всем верит?! Какая-то неуёмная обида и злость поднялись в его душе. Что она, за телка его держит, с которым можно обращаться, как со скотиной? Захотела – приласкала, захотела – прутиком прогнала...
Взгляд его, блуждавший по потолку и стенам, наткнулся на телефон. Вот! Хватит быть тюфяком. Буду мстить. Есть, кому я не безразличен. Он набрал номер телефона Люды, с которой встречался несколько лет ещё до женитьбы.
- Прости, я тебя не разбудил?
- Нет, нет. Ты не можешь себе представить – я как раз думала о тебе!
- И что же ты думала?
- Что мы не виделись с тобой целую вечность, ничего не знаю о тебе и ужасно по тебе соскучилась! А что это голос у тебя какой-то грустный? Проблемы?
- Да нет, просто настроение отвратительное – какая-то сплошная непруха.
- Это всё твоя грымза?
- Ну почему – «грымза»?
- Ну, хорошо, благоверная. Дело в ней?
- Да нет, её вообще нет. Она у своей мамы, за сестрой ухаживает.
- Да-а-а?? Хм, прекрасно! Я беру такси и мчусь к тебе. Мы разом тебе поднимем и настроение, и всё остальное!
Василий ещё обдумывал, что ей на это ответить, но в трубке уже раздались короткие гудки. «Ну что ж, может правда поднимет», - обречёно подумал он и вновь опустился на подушку дивана. На душе было гадко, как будто он совершил какую-то подлость. Самое интересное, что ему совершенно не хотелось никакой физической близости с Людой. Как тогда – при Валентине Ивановне, как только Василий познакомился с Мариной, все остальные женщины для него перестали существовать. Вернее не так. Он, конечно, мог полюбоваться на улице на симпатичную девчонку или на полногрудых красоток в различных фривольных позах, фотографии которых ему время от времени показывали его приятели, но он не представлял, как можно спать с другой женщиной, видя перед собой только Марину. Это просто разновидность онанизма. И вот сейчас...
Раздался телефонный звонок. Звонила Люда.
- Я у твоего дома. Решила позвонить по телефону, чтобы не перебудить твоих соседей.
- Ты - умница. Я сейчас тебя встречу.
Людмила ждала его у парадного.
- Пошли, - коротко бросил он и направился вверх по Кузнецкому в сторону улицы Дзержинского.
- Куда? – ничего не понимая, она семенила за ним.
Василий остановил проезжающее мимо такси, открыл заднюю дверцу автомобиля, галантно пропустил вперёд Людмилу и сунул водителю десятку.
- Отвезите девушку, куда она скажет, - и уже обращаясь к ней:
- Прости, Людок, но я сегодня не в форме.
Круто повернувшись, он быстро зашагал прочь. «Ну, их всех в жопу. Плетью обуха не перешибёшь!»
Марина позвонила на следующий день.
- Прости, Васюх...
- Так получилось! – продолжил он за неё безразличным тоном.
- Ой, Васюх! Я боялась, ты будешь ругаться.
- А чего ругаться? Насильно мил не будешь!
- Да причём тут это? Просто вчера приехали наши друзья Бруселковы, мы выпили, засиделись, и я прозевала автобус.
- Ну, и - супружеские обязанности.
- Не было этого.
- Ты уверена?
- Абсолютно.
- Может, ты была пьяна и ничего не помнишь?
- Как тебе не стыдно! Я никогда не бываю до такой степени пьяной.
- А позвонить нельзя было?
- Ты знаешь, телефон в кабинете начальника лагеря, а он уехал в Москву.
Ну что тут скажешь?
- Обидно всё-таки очень – такой шанс упустили! – грустно сказал он.
- Приезжай сегодня ко мне на ночь, - робко предложила она, - подождёшь во дворе. Как бабуся заснёт, я тебя впущу. Ты не против?
Ну, как можно быть против такого предложения?! На небосводе опять засияло ласковое солнышко.
Описывать ночь, проведённую Василием у Марины, автор не станет – слишком бедна его палитра. Да и вряд ли найдутся в русском языке, одном из самых богатых и выразительных языков мира, такие слова, которые могли бы в достаточной мере точно передать те счастливые восторги и всполохи наслаждения, которые испытали влюбленные, оставшиеся наедине перед долгой разлукой. Кто видел Северное сияние, тот меня поймёт – явление столь величественное по красоте и силе, что возбуждает в душе такую бурю чувств, которая поглощает тебя полностью, без остатка и которую ты больше никогда в жизни не забудешь. Но попытки описать словами эту неземную красоту – бесполезны. Она останется в твоём сердце навсегда эталоном, по которому ты будешь всю оставшуюся жизнь отмерять все прочие атмосферные и земные явления.
Так и ночь, о которой идёт речь, по эмоциональному взрыву, всеобъемлющей энергетической мощи и красоте исполнения можно было сравнить только с Северным сиянием. Жаль только, что эта встреча была значительно короче Северного сияния – она длилась всего мгновение…
Когда Василий, в последний раз поцеловав Марину, вышел из её дома, солнце уже взошло. Воздух чист, прозрачен и свеж. Лёгкий приятный ветерок обвевает разгорячённое лицо. Дышится легко и радостно. Губы горят от множественных ночных восхитительных поцелуев, а всё тело ещё томительно зудит и приятно вибрирует, вспоминая изумительные ласки губ, языка и рук любимой и контакт с её упоительным телом.
Машин почти не было, как и прохожих. Редкие дворники шуршали своими мётлами. Василий вспомнил анекдот в тему: Париж, раннее утро, дворник подметает тротуар – вжиг-вжиг… вжиг-вжиг… вжиг-вжиг... Вдруг распахивается окно ближайшего дома и высунувшийся по пояс из него голый мужчина обращается к уборщику:
- Мсье, Вы не могли бы мести чуть-чуть быстрее? Весь Париж с ритма сбиваете!
Василий улыбнулся и зашагал быстрее. До дома не близко, а надо было ещё принять душ, позавтракать (ужасно хотелось есть) и не опоздать на работу. На душе было солнечно...
Минуло лето, и наступила осень с её продолжительными нудными дождями, пронизывающими ветрами, неуютным, неприветливым лесом, негостеприимными бульварами. Петя вернулся из пионерлагеря и ночные, хоть и редкие, но неописуемо сладостные встречи влюблённых прекратились. Их будущее не прояснилось ни на йоту. Едва Василий заводил разговор на эту тему, как Марина начинала раздражаться, сердиться, и порой даже доходило до ссоры. Василию становилось всё очевиднее, что Марина никогда не нарушит статус-кво своей семьи.
Проводив Марину до дома после очередного такого неприятного разговора, Василий, возвращаясь, шёл по пешеходному мосту через железнодорожные пути Курского направления. Он шёл по нему уже, наверное, в тысячный раз, но вдруг сегодня его осенило. Он подошёл к перилам в середине моста и посмотрел вниз. Одно бесповоротно принятое смелое решение, один прыжок вниз, и разом решены все проблемы. Сам больше не страдаешь, Вера не мучается от твоего равнодушия, Марина не терзается, разрываясь между тобой и семьёй... Ну, погорюет немножко любимая, но зато потом будет жить, как прежде – счастливо и спокойно. Хотя, конечно, как прежде вряд ли, но спокойно уж точно.
Василий снова посмотрел вниз. Чёрт, там какая-то сетка натянута... Ничего, если сгруппироваться, можно ногами от неё оттолкнуться, как от батута, и вылететь уже на рельсы. Хорошо б чтоб ещё поезд в этот момент проходил, чтобы уже наверняка. Ну что ж, подождём.
Эти несколько минут, пока Василий ждал поезда, возможно, спасли ему жизнь. Мысли его снова вернулись к Марине. «Интересно, долго она будет страдать? Вряд ли. Во-первых, ей будет неудобно перед своими родными и друзьями – кто ей покойник? Совершенно посторонний человек, и чего по нему так убиваться?! А во-вторых... Во-вторых, у неё есть Машка, есть ради кого жить, кому отдать свои лучшие чувства и помыслы. Дочка! А ведь она могла бы быть и его дочкой. И ещё у него мог бы быть сын. Ему бы сейчас было... раз, два, три... – десять месяцев. Сын!.. А почему, мог бы? Почему ему не может родить ребёнка Вера? Конечно, лучше бы Марина... Но, в конце концов, всё равно это будет ЕГО ребёнок».
С его глаз как будто спала пелена. Господи, почему он раньше об этом не подумал! Какую чудовищную непоправимую ошибку он чуть было не совершил!
Василий круто повернулся и пошёл дальше. Когда он проходил по последнему пролёту, под мостом прогромыхал состав, но мысли Василия уже были далеко. Он сочинял стихи. Потом – в метро – он нацарапал их на каком-то клочке бумаги, отыскавшемся в карманах. Со временем этот клочок куда-то затерялся, но, как известно, рукописи не горят, а, стало быть, не исчезают, и мы приводим это стихотворение полностью:
Когда увидел я твой лик
в толпе плебеев и изгоев,
почувствовал я в тот же миг:
не знать отныне мне покоя.
Твой свет струился из щелей
забора зависти и брани,
и с каждым днём ты мне милей
была
и с каждым днём желанней.
К тебе не приставала грязь,
не липли слухи,
сплетни вяли.
И, пересудов не боясь,
мы все приличия попрали.
Недолго длился счастья миг.
Что ж,
у любви свои законы,
но твой прекрасный чистый лик
всегда во мне –
как лик иконы.
[489x699]