[461x698]
В канун 8 марта 1974 года решили собраться в кабинете у Марины, отметить грядущий праздник вчетвером: Марина, Василий, Гоша и инженер Восточной группы – женщина бальзаковского возраста романтического склада характера, обожавшая поэзию и влюблённая в Уфимцева по уши. Марина умело сервировала стол (вообще, это был один из её неоспоримых талантов), мужчины обеспечили спиртным. Посидели мило, почти по-семейному. Спичи, шутки, анекдоты, разумеется, разговоры на производственные темы (какая русская пьянка без разговоров о работе?!). Уфимцев спел приятным баритоном, Василий прочитал своё любимое стихотворение. Своё – в прямом смысле. Стихи всем понравились, и Жора стал допытываться, кто их автор. Василий уклончиво ответил, что не помнит.
- Вот видишь? – заметил Гоша, ведь может же быть хорошее стихотворение и в тоже время – понятное. Не то, что твой Вознесенский.

Это было продолжение их давнего спора об искусстве. Уфимцеву нравилось всё простое, ясное, как он говорил, без выпендрёжа, а Василию – всё талантливое, не зависимо от формы и стиля.
- Как можно сравнивать реализм и сюрреализм, классицизм и импрессионизм, романтизм и ренессанс? – обычно горячился Василий. - Главное не в названии, главное в шедеврах, которые создали гении того или иного направления.
- Да, но и шедевры могут быть понятны большинству людей и могут цениться только эстетами.
- Это только в том случае, если твоё большинство художественно не образовано или лениво настолько, что не даёт себе труда всмотреться, вслушаться, вчитаться, вдуматься в не очень на первый взгляд понятное произведение.
- Истинная красота должна ласкать взор и греть душу, - не сдавался Уфимцев.
- Красота красоте рознь. Бывает, увидишь какое-нибудь абстрактное полотно, подумаешь – мазня какая-то, но вдруг что-то заставит тебя задержаться подле него. Начинаешь всматриваться, увлекаешься, задумываешься, и вот ты уже оказываешься в другом мире, в четвёртом измерении, и всё изображённое на картине тебя начинает удивительным образом волновать, и ты ощущаешь свою сопричастность с чувствами художника... А иногда смотришь на чью-нибудь работу – портрет там или пейзаж – ну да, красиво, всё правильно до тошноты, чётко выписаны детали, как, к примеру, у Лактионова, но – просто лоск, мишура, ни капли чувства, обычное фото. Хотя, порою, фотография бывает намного душевнее и интереснее, чем такие, с позволенья сказать, полотна!

На этот раз он не стал спорить с Гошей. Дамам наверняка не была бы интересна их дискуссия, да и время было уже позднее. Пора было расходиться.
- Вы идите, а мне нужно ещё тут прибраться и помыть посуду, - сказала Марина.
- Я помогу, - быстро сориентировался Василий. Ему так хотелось остаться с Мариной наедине.
- Так давайте мы все вместе наведём здесь порядок и ...
- Нет, - решительно прервала Уфимцева Марина, - мне вполне достаточно Василия.
Гоша понимающе кивнул, посмотрел многозначительно на свою спутницу, и они удалились.
Сердце Василия готово было выпрыгнуть из груди. Марина заперла дверь, повернулась к Василию и сама прильнула к нему, нежная и покорная. Губы их встретились и никак не могли насытиться друг другом. Василий сжимал в руках тоненькую, ладную фигурку женщины с такой страстью, будто хотел её целиком втиснуть в себя, чтобы никогда не расставаться. Весь вечер он мечтал прикоснуться и поласкать это желанное восхитительное тело. И вот она в его руках – нежная, трепещущая, горячо отвечающая на его объятия и поцелуи. Его руки уже обследовали все ранее запретные зоны, не встречая ни малейшего сопротивления. Но, когда он был уже готов к последнему решающему штурму, она остановила его.
- Не надо. Я не хочу здесь. Пойдём ко мне домой – муж в командировке, а бабуся у нас глухая. У неё отдельная комната, и она ничего не увидит и не услышит.
Предложение было разумное и заманчивое. В спокойном состоянии Василий непременно бы оценил его. Но что возьмёшь с влюблённого темпераментного человека, когда его пассия, наконец, согласилась на близость с ним, и эта близость вот здесь в полушаге? А если она потом остынет и передумает? Или помешают какие-нибудь непредвиденные обстоятельства! Да ещё эта бабуся. Может она не такая уж и глухая? Известно ведь, что старые люди очень любопытны и хитры и подчас слышат не так уж плохо, но только то, что надо им. А потом банальный семейный скандал и куча неприятностей у Марины.
Все эти рассуждения, на первый взгляд такие объёмные, пронеслись в мозгу Василия молнией, меж тем, как он продолжал свою страстную атаку. И она не захотела больше сопротивляться...

Разительная перемена, происшедшая с Василием после упомянутых событий, не осталась незамеченной Уфимцевым.
- Я смотрю у вас с Мариной всё в порядке? – подозрительно глядя на светящегося радостью друга, спросил он.
- Даже в очень большом!
- А Вера знает?
- Что ты юродствуешь? Ты прекрасно знаешь, что твой дружок Головин уже обстоятельно и неоднократно побеседовал с ней обо всём по телефону, проявив прямо-таки отеческую заботу, о которой его никто не просил!
- Ну, он из лучших побуждений. Ты же ему сказал, что уходишь из семьи, и он попытался помочь Вере удержать тебя.
- Господи, его-то какое дело? Почему люди так любят ковыряться в чужих проблемах?! Я знаю, ваш с ним девиз: «Трахайся с кем угодно, когда угодно и сколько угодно, но только так, чтобы не знала жена!»
- А, по-твоему, надо причинять боль близкому человеку?
- По-моему, надо жить с тем, кого любишь, и тогда вопрос об измене не возникнет!
- Ты с огнём играешь. Про вас с Мариной и так все судачат. Хочешь в партбюро пасквиля про аморалку?
- Вот поэтому мы нечего и не скрываем. Когда все увидят, что у нас это серьёзно и открыто, шушукаться будет бесполезно, и они отстанут от нас.
- А о Пете Вы подумали? Ему же обязательно донесут «доброжелатели».
- А Петя и так всё знает.
- Как, и он тоже?! Обалдеть! Откуда?
- Как-то, когда мы в очередной раз прощались с Мариной у её дома и целовались, забыв обо всём, не сообразили, что находимся в прямой видимости из окон их квартиры. А у одного из них стоял Петя и наблюдал за нами, как в кино. Ничего не сказав жене, он провёл к в другую комнату от телефонного аппарата провод, подсоединил параллельную трубку и подслушивал все наши разговоры, в которых были, естественно, и интимные места, причём немало. Странно, что он ещё не записывал их на магнитофон.
- Ни хрена себе! – изумлённо выругался Гоша. – Ну, вы, ребята, далеко зашли!
Он ещё не знал, как далеко! Не знал тогда этого и Василий...

... Она шла к нему на свидание в обычное для них место встреч у памятника героям Плевны своей обожаемой им лёгкой, немного подпрыгивающей походкой, - тонкая, светлая, сияющая. Зачарованный, Василий в очередной раз залюбовался ею. Светлые, почти льняные от солнца (была середина июня) волосы, синие бездонные глаза, пунцовые пухленькие, такие сладкие губки. Летнее цветастенькое платьице высоко открывало её сильные стройные ноги и подчёркивало совершенство её фигуры.
- Привет! – выпалила она, подскакивая к нему и коротко целуя в губы.
Он притянул её к себе.
- Как давно мы не виделись. Тысячу лет!
- Неделю, - улыбнулась она.
- Я и говорю – тысячу лет. Куда ты пропала? На работе я тебя поймать не смог – Уфимцев сказал, что ты взяла отпуск за свой счёт, а в ответ на мои телефонные звонки тебе домой я слышал, чей угодно голос, но только не твой.
- Я уезжала на несколько дней... По делам.
- Каким?
- А, тебе это не интересно.
- Мне всё интересно, что касается тебя.
- Пойдём на скверик, посидим, - не отреагировала она на его последнюю реплику, - я сегодня так устала! Набегалась.
Они нашли свободную лавочку, и он снова обнял её и, целуя, попросил:
- Ну, расскажи, что ты делала эти дни, чем занималась.
- Я беременна, - как-то очень буднично, без обычного в таких случаях пафоса сказала она.
Он даже сначала не понял, так это было неожиданно.
- Что ты сказала?
- Я беременна, - повторила она, - от тебя, - и испытующе посмотрела ему в глаза.
- Неужели, правда? – расплылся в улыбке Василий. – Ты уверена?
- Абсолютно.
- Вот это да! Как здорово! – Василий не сводил с неё восхищённых глаз. Ему уже представлялось: его мадонна с его младенцем на руках! Только бы этот младенец был похож на неё.
- Слушай, мы же вроде предохранялись? Ты уверена, что ребёнок мой? – с некоторой тревогой на всякий случай переспросил он.
- Твой, твой, - спокойно подтвердила Марина. – С Петей у меня уже давно ничего нет. Во всяком случае, с того дня, как мы познакомились с тобой – ни разу. А что касается предохранения... Помнишь наш первый интимный контакт 6 марта? Всё тогда и произошло.
- Господи, как здорово! – повторил он, задыхаясь от возбуждения и, не в силах выразить свою радость словами, притянул её к себе и стал покрывать её лицо быстрыми поцелуями.
- Люди же кругом, - засмеялась она, слабо отбиваясь. - Я очень рада, что ты так отреагировал на моё сообщение.
- Так, - не слушая её, приступил к планированию активных действий Василий, - завтра же подаём на развод со своими супругами и образуем свою семью...
- Что ты говоришь? Какую семью? А Машка?
- Машку я усыновлю... То есть удочерю. Вас обеих пропишу к себе, и сразу же встанем на учёт на улучшение жилищных условий...
- А как же Вера?
- У её мамы трехкомнатная квартира. Пусть возвращается туда.
- Быстро всё распределил. Только зря всё это, - грустно покачала головой Марина, - я сделала аборт.
Василию показалось, что земля качнулась, как при землетрясении, и они вместе с Мариной и лавочкой стали проваливаться в глухую промозглую чёрную пропасть. Ему даже показалось, что он на секунду потерял сознание – перед глазами поплыли яркие разноцветные круги.
- Как? Зачем? Почему? – никак не мог он взять в толк. – Мариш, это не очень умная шутка? Ты меня просто решила проверить?
- Нет, Васюх, к сожалению, это не шутка и не розыгрыш, - печально вздохнула она. – Я действительно сделала аборт. Я не могу сейчас рожать.
- Но почему?.. Почему ты мне ничего не сказала? Ты не имела права это делать, не посоветовавшись со мной!
- Прости, но я боялась тебе об этом говорить. Боялась именно такой твоей реакции и что ты меня непременно уговоришь его оставить. А рожать ребёнка, когда нам самим ещё ничего не ясно, преступление. Мне самой было ужасно жалко. Представляешь, там был уже крошечный человечек – ручки, ножки... Мальчик…
- Мальчик, - эхом повторил Василий, - сын! – и в его глазах Марина увидела слёзы
- Ну что ты, Васюх, я тебе ещё нарожаю детей, – прижалась она к его плечу, заглядывая ему в глаза, которые он старательно отводил в сторону. - Я очень люблю детей. У нас будет много детей – сколько ты захочешь. Но сейчас?.. Надо создать хотя бы элементарные условия для нашей совместной жизни.
- Нет, это всё отговорки, - отрешённо глядя куда-то в пространство, парировал он. – Ты просто меня не любишь! Создавать условия можно всю жизнь, и всегда будут чего-то не хватать. У нас был такой шанс! Сам Господь Бог давал нам этот шанс, а мы им не воспользовались... Ты мне никогда никого не родишь. Ты меня просто НЕ-ЛЮ-БИШЬ!..

Как-то так случилось, что после этого разговора отношения между влюблёнными несколько напряглись. Марина явно избегала Василия, подспудно чувствуя, что всё-таки поступила не совсем правильно, а он не мог ей простить убийства своего сына. Но истинное чувство не загасят никакие катаклизмы, и Василий, постоянно думая о Марине, страдал от разлуки с ней. А тут ещё подошла пора отпусков, и Марина с дочкой собрались на Азовское море, где обычно отдыхали в последние годы, а Василий с Верой – в поход на байдарке по реке Мере.
Встреча перед разлукой была нежная и горячая, как и прежде. Они больше не говорили о Маринином поступке, и это было правильное решение.
- Ты вспоминай меня хоть иногда там, на море среди огромного количества кавалеров и искушений, - говорил он, любуясь, как она одевается.
- Глупенький, я всё время буду думать о тебе. А вот ты... Целый месяц вдвоём. Река, лес, и вы – одни, ночью в палатке рядышком... Вдруг опять не выдержишь, как в первый раз!..
- А что до искушений, - продолжала она, закрывая рот Василию ладошкой и не давая ему возможности возразить, - так ты не волнуйся – я еду с Машкой, и мне там будет не до гулянок.
«Одно другому не мешает!» - нервно подумал Василий, вспомнив взаимоотношения его приятеля Веньки и мамаши с ребёнком в Гудауте, а вслух попросил:
- Ты мне пиши, пожалуйста, письма, как можно чаще, как появится лишняя минутка. По их количеству и тону я пойму, думала ли ты обо мне.
- Ладно, ладно, Отелло, - рассмеялась она, ласково целуя его, - постараюсь.

И это путешествие Василия с Верой не обошлось без казусов. Василий не любил слишком популярные места с большим количеством туристов, и маршрут определял самостоятельно, используя обычные географические карты да, к тому же, не очень крупного масштаба (подробные карты в советское время достать было невозможно, - только маршрутки, но как раз они-то Василия и не устривали), выбирая начальными и конечными точками населённые пункты с железнодорожным сообщением, стоящие на какой-нибудь не очень известной реке. На этот раз была выбрана река Мера, протекающая в лесистой местности Костромской области. В исходный пункт путешествия Колпашево Василий и Вера отправили посылку на своё имя до востребования с тушёнкой и сгущёнкой, чтобы меньше тащить на себе.
Центральный почтамт, он же единственный в посёлке, нашли быстро – он находился совсем недалеко от вокзала. Но вот посылка оказалась в плачевном состоянии. Видимо, с фанерными ящиками при погрузке и разгрузке обращались так варварски, что они почти все развалились. К счастью в них были только жестяные банки, которые пострадали не очень. Но самое удивительное было то, что количество банок соответствовало первоначальному. И это при огромно дефиците тушёнки в то время в стране. Позже в низовье Меры местный пастух за банку тушёнки принёс им большое ведро с молодым картофелем, огурцами и репчатым луком.
- Как пройти на вашу реку? – спросил Василий у мужчины в железнодорожной форме.
- Какую реку? Нет у нас никакой реки.
- Как нет?! – уставился Василий на железнодорожника. Шутит он что ли?
- Да вот так – нету! Есть небольшой ручеёк вон там за водонапорной башней, а реки нету.
- Как же так?! А Мера?
- Ах, Ме-е-ра? – протянул абориген, - дык до неё отсудова килОметра с три будет.
Василий с Верой недоумённо переглянулись. Видимо, у них были такие потерянные лица, что железнодорожник их пожалел.
- Вон тот состав, - указал он на стоящий на запасном пути тепловоз с тремя платформами с песком, гравием и каким-то инструментом, - сейчас к Мере пойдёт, там рабочие мост ремонтируют. Попросите машиниста, он вас подкинет.

Пожилой машинист на их просьбу только молча кивнул и терпеливо дождался, пока они погрузятся.
- Если бы не этот поезд, мы бы с тобой сюда только к ночи дотащились бы, - говорил Василий, собирая байдарку на берегу, - ведь знал, что наши карты врут, но чтобы на столько?! Говорят, что их специально искажают для врагов, но враги-то как раз, наверняка, всё знают до метра, а страдают свои... А, кстати, в какую сторону плыть?
Сколько бумажек и спичек в воду не бросали – они крутились практически на одном месте. Казалось, что течения в этом участке просто не было! Спросить было не у кого – рабочие уже уехали.
- Ерунда какая-то, - сокрушался Василий. – Нам надо на юг, а река в этом месте течёт с северо-запада на юго-восток. И поскольку юго-восток ближе к югу, направимся туда.
Но не прошли они и пару километров, как река резко повернула на север. А тут и перекатик нарисовался, по которому стало понятно, что плывут они против течения. Выругав себя, Василий с трудом развернул лодку в противоположном направлении (река здесь была почти вся заросшая травой), и они налегли на вёсла. Хотелось до ночлега проплыть как можно больше.
Прошли под знакомым мостом. Река какое-то время ещё шла на запад, а потом повернула решительно на юг. В дальнейшем, она ещё не раз выделывала подобные кренделя. Часа через три Василий обратил внимание на то, что хотя река становится глубже и шире, течение, тем не менее, неумолимо убыстряется. Вскоре уже можно было вёслами не работать. И вдруг они услышали какой-то подозрительный шум, который по мере их движения вперёд усиливался, напоминая шум водопада. Уже начинало темнеть и, чтобы не рисковать, Василий направил лодку к левому берегу на ночёвку. Хотя на противоположном берегу было довольно большое село, другое место искать было поздно.
Во время ужина к их костру на огонёк пришли гости – ребята из того самого села напротив, познакомиться с чудаками, приплывшими к ним на какой-то остроносой лодке, в которой гребут одним веслом да к тому же сидя лицом вперёд. Выяснилось, что Василий с Верой вовремя остановились – впереди в пятидесяти метрах плотина. Когда-то там была водяная мельница, которая, разумеется, давно уже не функционирует, но плотина осталась. Местные жители каждый год её подправляют и настилают и используют как мост между берегами.
Пришлось на следующий день плотину обносить, т.е. всё выгружать из лодки и по берегу по частям, в том числе и саму байдарку, переносить за плотину ниже по течению. Водные туристы знают, какое это удовольствие!
На этом их приключения не закончились. После плотины река совершенно обмелела, а иногда даже исчезала в песке вовсе, так что лодку приходилось тащить волоком. Только где-то часа через полтора... (Василий в походе на байдарке измерял расстояние в единицах времени – минутах, часах, сутках, а реперными точками были населённые пункты. Как в старом анекдоте: тащится путешественник по пустыне, а навстречу ему бедуин. «Не скажете, где здесь туалет? – обращается к нему путник. «А какой сегодня день?» - «Вторник» - «В пятницу повернёте направо»).
Так вот, через полтора часа волока река, наконец, стала настолько полноводной, что смогла нести на себе байдарку, гружёную под завязку вещами и двумя людьми, а ещё через пару часов она превратилась в настоящую симпатичную реку с живописными берегами и многочисленными удобными лагунами для привалов и стоянок.
Рыбы и грибов здесь, правда, было не так много, как на Урале, но тоже хватало, так что в конце похода у них оставалась лишняя тушёнка, и они её выменивали у местных жителей на овощи и молоко. К тому же у них появился ещё один нахлебник. На одной из стоянок, где они кайфовали целую неделю, их повадилась навещать лиса. Как только туристы садились ужинать, рыжая кумушка была тут как тут, садилась в одном и том же месте буквально в пяти метрах от костра, (а ещё говорят, дикие животные боятся огня), терпеливо ожидая угощения. Правда, когда Василий подносил ей миску с едой, она на всякий случай отпрыгивала в сторону, но как только Василий садился на место, лиса возвращалась и с аппетитом уничтожала подношение, до блеска вылизывая миску. Потом поворачивалась и с достоинством удалялась. Это поразительно! Но ещё более поразительно было то, что когда они отплывали со стоянки, лиса бежала какое-то время за ними по берегу. Первой это увидела своим острым зрением Вера.
- Посмотри направо, - смеясь, сказала она Василию.
И точно, теперь и Василий увидел мелькавший среди прибрежных кустов параллельно движению их лодки пушистый рыжий хвост с белой кисточкой на конце. Значит, она их «пасла» и днём! Жаль, что та была их последняя стоянка, и они направлялись уже в Кинешму.
Тут их поджидал уже сюрприз не из приятных. Мера впадает в Волгу и в своём устье вместе с Волгой образует настоящее море, которое пересечь на байдарке весьма непросто. А тут, стоило путешественникам немного отплыть от берега, началась гроза, поднялся сильный порывистый ветер, и «море» заштормило. Плавание на байдарке в открытой воде в грозу – зрелище жутковатое. Чёрные тучи, кажется, касаются твоей головы, со всех сторон ослепляют сполохи молний, гром гремит не переставая, закладывая уши, а берег так далеко, что его еле видно. И каждую минуту думаешь, что вот сейчас молния непременно ударит в тебя! Сильный ветер и разыгравшиеся волны всё время сносят лодку и мешают приблизиться к берегу. Молодец Вера. Хоть и визжала, с каждым ударом грома «Ой, мамочки!», весло тем не менее не бросила, помогая Василию, и, где-то через час, они всё-таки сумели пристать в скрытой от ветра излучине и, быстро разбив палатку, спрятались от дождя.
В Кинешму они добрались только спустя сутки.

Конечно, весь отпуск Марина не выходила из головы Василия. Каждое своё действие, каждый поступок он соизмерял с тем – а что бы по этому поводу сказала Марина, как бы она отреагировала? Она призналась, что ни разу не плавала на байдарке и даже не представляет себе, как можно не потонуть на этом утлом судёнышке, и Василию очень хотелось сходить с ней в какой-нибудь несложный водный поход. Это была его стихия, здесь он был, как рыба в воде, и предстал бы перед ней в выгодном свете. «Ладно, всё у нас впереди», - мечтательно думал Василий, выкуривая свою обычную «ночную» сигарету у костра, в то время как Вера давно уже спала в палатке.
Он взял с собой в поход пасьянсные карты и в свободные минуты раскладывал один из сложных пасьянсов «восемь королей», вычитанный им в «Науке и жизни», загадывая: если сойдётся – они будут с Мариной вместе.
Пасьянс чаще не сходился.
Чем ближе был конец похода, тем нетерпеливее становился Василий. «Интересно, сколько писем ждут меня дома, и есть ли они вообще?» - поминутно возвращался он к этой мысли.

... Письмо было одно. Да и то – не письмо, а коротенькая записка из четырёх слов: «Люблю, скучаю, целую. Марина».
Конечно, содержание записки несказанно обрадовало Василия, но лёгкий осадок всё-таки остался. Письмо было отправлено ближе к окончанию пребывания Марины на курорте, а до этого? Неужели была так занята?!

На первое свидание с Мариной после длительной разлуки Василий летел, как на крыльях. Она была посвежевшая, немного загоревшая и по-прежнему притягательно очаровательная.
- Ух, какой ты загорелый, как негритос, - улыбнулась она, ласково проведя своей ладошкой по его лицу. Но глаза её были какие-то грустные.
- Что-нибудь случилось? – с тревогой спросил он.
- К нам с Машей туда приезжал Петя.
- И вы с ним?..
- Лишней кровати не было, и он ночевал на моей.
- И вы с ним?.. – повторил Василий, с болью в сердце предчувствуя ответ.
- Да.
В глазах у него потемнело. Наверное, так получают инфаркт или инсульт.
- Я так и знал, - упавшим голосом воскликнул Василий. – Это было двадцать второго?
- Да, а откуда ты знаешь?
- Я в тот вечер допоздна сидел у костра. Думал о тебе. И вдруг ощутил какую-то тревогу, стало как-то нехорошо. Я ещё подумал, что ты, возможно, перегрелась на солнце или перекупалась и неважно себя чувствуешь. А ты, оказывается, чувствовала себя превосходно!
- Перестань. Я с ним ничего не чувствую…
- Но зачем тогда, почему? – он силился сдержать разрывающееся от безысходной боли и обиды сердце.
- Так получилось... – пожала она плечами. – Он приехал к нам так неожиданно… Был такой внимательный, заботливый… И потом, должна же я выполнять свои супружеские обязанности.
Василий круто повернулся и пошёл прочь, не разбирая дороги и повторяя себе под нос: «Так получилось! Супружеские обязанности! Вот она цена её любви!»
Ореол святости, воздвигнутый им вокруг своей любимой, спал. «Такая ж баба, как и все!» - подытожил он. «Так получилось, супружеские обязанности... Так можно оправдать любой свой поступок. У него тоже есть супружеские обязанности. Стыдно сказать, у него чуть ли не еженедельно поллюции. Иногда даже приходится прибегать к мастурбации, но с того дня, как познакомился с Мариной, он ни разу не прикоснулся к Вере. А она!.. «Господи, но почему после радости обязательно приходят боль и разочарование? И, чем сильнее радость, тем сильнее боль!» Хотелось выть, как воет, задрав морду к небу над покойником, собака. Вот уж воистину – не сотвори себе кумира! Как-то быстро сложились строфы:
Я любовь свою хороню.
Эту тайну от всех я храню.
Не услышишь ни ты, ни он
Погребальный печальный звон,
Не увидишь моей тоски,
Поседевшие в час виски,
Не почувствуешь сердца боль,
Раздираемого борьбой,
Не узнаешь, как меркнет свет,
Когда больше надежды нет…

Только вдруг,
все преграды круша,
Вновь возникнет покойной душа.
В её цепких руках задрожишь –
Никуда от неё не сбежишь.
Вспомнишь ласки, «простынку», стол,
С трудом сдержишь губами стон
И потянешься зябко к огню…

…Я любовь свою хороню…

[473x699]