[519x699]
Глава 3. Озарение.
Не успел Василий толком отдохнуть от «медового» экстремального путешествия, как его позвали к телефону. Звонил Уфимцев.
- Срочно увольняйся и переходи ко мне. У нас создаётся новый цех – надо приводить в порядок таксофоны в центре Москвы. Я хочу, чтобы ты был начальником этого цеха, - телеграфным текстом выпалил Георгий.
«Я, как былинный большевик времён разрухи и восстановления народного хозяйства, - усмехнулся про себя Василий. – Где прорыв - туда меня на борьбу с пьянством, бесхозяйственностью, разгильдяйством». Но не мог же он отказать своему другу, да и работать с консервативной тройкой и безграмотным главным инженером, честно говоря, уже не хотелось. Благодаря непродуманным до конца действиям Уфимцева, на узле победила реакция – буквоедство, замшелая бюрократия в финансовых вопросах, несправедливая оценка результатов труда работников, делившихся по принципу «наш - не наш», «любимчек – опальный».
И за новую работу Василий принялся с удовольствием и азартом. Он давно для себя уяснил, что практически любая работа может приносить удовлетворение. Всё зависит от того, как к ней относится и какие цели ставить перед собой. Главное, что эти цели должны быть реальные, достижимые. Они могут видоизменяться, переходить в более высокие категории по мере достижения предыдущей цели и роста твоих запросов, и так бесконечно, как бесконечна жизнь (в философском аспекте), которая, как известно, и есть движение.
Ещё ребёнком, выполняя какую-нибудь нудную, неинтересную работу, он пытался найти в ней некий элемент игры. Самая нелюбимая им работа в детстве, как и многих других детей, была прополка морковки в подшефном совхозе, куда они ходили из пионерлагеря. Но, начиная её, он так увлекался, что не замечал, ни палящего зноя, ни катящегося градом пота, ни ноющих от постоянного ползания на карачках ног. Нет, он не стремился быть первым и получить какую-нибудь награду. Ему просто очень нравилось, как из заросшего сорняками хаоса, в котором и морковку-то трудно было разглядеть, вычленялись ровные, аккуратные кустики с ажурными метёлками. Заканчивал он едва ли не последним, но грамоту «за добросовестный труд» получал именно он.
Или в школе. Он страшно не любил экономическую географию (была у них такая дисциплина). Вообще география, как наука, ему очень нравилась, но эта... Сколько стали и чугуна на душу населения выплавили в таком-то году те или иные страны, где находятся разведанные залежи полезных ископаемых, какие они и каков их размер, и т.д. и т.п. Василий нашёл простой выход. Он завёл тетрадку по географии и на её страницах рисовал по мере изучения материала атрибуты, символизирующие главенствующую отрасль экономики соответствующего государства. Например, на страницах Кувейта и Саудовской Аравии красовались нефтяные вышки с трубопроводами, Бразилии – кофейные плантации, Норвегии – сейнер с неводом, полным рыбы и так далее. В странах с более развитой экономикой и символов было несколько. Почин Василия и его рисунки, кстати, выполненные в красках, весьма, старательно, очень понравился учителю географии, и с тех пор в журнале в графе «Котов» по этой дисциплине стояли одни пятёрки.
Если считать, что телефонная связь в то время в Москве была, мягко говоря, не лучшей отраслью, то таксофонный узел, обслуживавший уличные телефоны-автоматы, был её худшей составляющей. Такого безобразия в отношении дисциплины и выполнения своих обязанностей работниками узла ни на одном предприятии Москвы, пожалуй, не было. Я это говорю уверенно, хотя, конечно, на всех предприятиях не был, но то, что творилось в таксофонном хозяйстве, было за гранью разумного. Монтёры ходили на работу, когда им вздумается. У каждого был участок большой протяжённости, содержащий 80 – 120 таксофонов, и проследить за ними их начальству, которое, впрочем, к этому не особенно стремилось, не представлялось возможным. Единственным критерием их работы был, так называемый, процент неработающих аппаратов. При Управление МГТС была создана специальная группа людей, в обязанности которых вменялось ежедневно проверять рабочее состояние и внешний вид уличных таксофонов. Обходилось 60 – 70 аппаратов, выяснялось, сколько из них не работает, и выводился соответствующий процент. Но это в теории, а на практике...
Телефоны-автоматы стояли не только на улицах, но и в крупных магазинах, кинотеатрах, театрах, музеях, кафе, ресторанах... Монтёры, обслуживавшие свои участки по много лет, были, понятно, в приятельских отношениях с представителями упомянутых учреждений. А в эпоху строительства развитого социалистического общества, так называемый, блат был великой движущей силой Советского общества. Не добросовестность, не сострадание, не доброжелательность и даже не деньги, а именно блат! Поскольку, почти всё было в дефиците, а дефицит, как известно, порождает очереди, о которых уже упоминалось выше, и величину которых во временном и пространственном аспекте не может себе даже представить современный читатель, то человек, который мог что-то «достать» или «устроить», был самым ценным и почитаемым членом общества. Такое впечатление, что именно тогда родилась известная русская пословица «Не имей сто рублей, а имей сто друзей».
Многие проверяющие из контрольной группы работали также давно, и со старожилами с таксофонного узла у них выработалось отличное взаимопонимание, подкреплённое блатом. Отыгрывались контролёры на молодых и новых работниках (отыгрывались – в смысле честно проверяли), а с друзьями они созванивались по телефону, предупреждали, какой участок сегодня подлежит проверке, переписывали номера таксофонов, и акт проверки, в котором, как правило, не числилось неработающих аппаратов (или, в крайнем случае, один для отвода глаз), передавали по инстанции. Конечно, и монтёры не оставались в долгу, обеспечивая своих товарок, в зависимости от уровня развития и интересов последних, блатным продуктом – от дефицитного книжного издания и билетов в театр до вязаной кофточки или хрустальных рюмок.
Василий быстро разгадал эту тактику и решил с ней бороться своими способами. Ведь, в конце концов, страдали люди. Далеко не у всех жителей центра города тогда были домашние телефоны, и таксофоны им были просто необходимы. РАБОТАЮЩИЕ таксофоны, с которых можно было бы вызвать экстренную службу или просто позвонить по делу. Он несколько раз провёл такой эксперимент. Узнав, что на каком-то участке только что прошла официальная проверка и дала положительный результат, он тут же выезжал на этот участок и проверял его сам. Результат был ошеломляющий – треть таксофонов была в нерабочем состоянии.
Василий решительно взялся за наведение порядка во вверенном ему цехе. Требовалось хирургическое вмешательство. Необходимо было заставить бездельников и махинаторов честно отрабатывать свою зарплату. Вместе со своим замом Головиным они стали, чуть ли не ежедневно контролировать работу монтёров на линии, проверяя работу телефонов-автоматов и выявляя прогульщиков и пьяниц. Как раз в это время вводились новые разряды и новые тарифные ставки для монтёров. Всех работников требовалось переаттестовать заново. Это давало прекрасную возможность расставить людей в табели о рангах в зависимости от их знаний, способностей и отношения к делу, что и попытался осуществить Василий совместно с партбюро и профкомом цеха. Понятно, что это не всем пришлось по душе, и в среде уличённых в недобросовестности и нечистоплотности стало зреть злобное недовольство.
И хирургическое вмешательство состоялось, но совсем не так, как это представлял себе Василий. Но об этом потом. А пока расскажем о знаменательном событии в жизни нашего героя, которое его настигло на этом, не к ночи будь помянутом, неблаговидном и неблагодарном предприятии.
Заехав как-то в Юго-западную группу, Василий вдруг увидел молодую женщину, скорее девушку, с огромными светлыми, небесного цвета глазами. Это он потом рассмотрел, что глаза у неё были нежно-голубые, а тогда в полумраке помещения он увидел под мохнатой тёмной зимней шляпой кусочек солнца. Так не вязались тонкие черты её бледного почти аристократического лица с пышущей здоровьем жизнерадостной серой массой. Его грудь сдавило. Стало трудно дышать. «Как нежнейший цветок лотоса среди бурьяна и сорняков», - подумал он и вышел на воздух.
На следующий день он зачем-то заглянул к Жоре и... забыл зачем. Там сидела она.
- Знакомьтесь, - видя замешательство Василия, отрекомендовал свою посетительницу Уфимцев, глядя на неё маслеными глазками, - Марина Витальевна Трофимова, наша новая работница – инженер-руководитель Юго-западной группы.
- Котов, - пересохшими губами промямлил Василий, пожимая узкую тёплую ладонь.
- А имя у товарища Котова есть? – улыбаясь приятным грудным голосом, спросила она.
- Что? Имя? Какое имя?.. Ах да, - вернулся из виртуального романтического путешествия Василий. – Василий Николаевич... Вася.
- Ну, я пойду, Георгий Владленович, пока. До свидания, Вася, - лучезарно улыбнулась она и скрылась за дверью.
- Между прочим, она мастер спорта по фигурному катанию на коньках, - восторженно сказал Уфимцев, показывая глазами на дверь.
- Ну, это как раз не главное, - в тон ему ответил Василий. – Главное, что она необыкновенная, какая-то воздушная! – А про себя подумал: «На каток с ней не пойду, чтобы не позориться». Он почему-то был уверен, что их знакомство с Мариной Витальевной перерастёт в более близкие отношения – он просто почувствовал едва уловимую позитивную обратную связь, нечто вроде экстрасенсорных гравитационных волн, исходивших от неё, причём они были в одной фазе с его внутренними колебаниями. А из курса физики известно, что в этом случае наступает резонанс.
- Ой, Васька! – Жорка изумлённо перевёл глаза на Василия. – Кажется, дело пахнет керосином! На всякий случай ещё несколько штрихов из её биографии: замужем, имеет дочку четырёх лет. Говорит, что с мужем живёт хорошо.
- Что ж, рад за неё, - равнодушно пожал плечами Василий и, сразу вспомнив, зачем заходил к главному инженеру, перешёл к делу.
Но Марина с того дня прочно засела в его сердце. Каждый раз, стоило Василию случайно столкнуться с ней на узле или встретиться на совещании у руководства, оно вздрагивало и готово было выпрыгнуть из груди. «Вот уж, действительно, как заноза, - сокрушался он, - и саднит, и ни как не вытащишь!»
Где-то месяца через два после их знакомства Уфимцев организовал учебную поездку начальников цехов и инженеров групп на ВДНХ для ознакомления с новым оборудованием. После занятий все пошли в кафе и устроили маленький сабантуй. Как-то так получилось, что Василий оказался за общим столом рядом с Мариной. Они весь ужин очень мило проболтали друг с другом, ничего не слыша вокруг и ни на кого не обращая внимания, и к концу вечера стали хорошими приятелями. Говорили обо всём понемногу, в том числе и о личном, честно и откровенно. Во всяком случае, Василий не умел врать... Хотя нет, умел, конечно, но ненавидел ложь. «Очень хлопотно врать, - смеясь, часто говорил он своим приятелям, - надо всё время помнить где, кому и что соврал, чтобы не попасть впросак, а я память предпочитаю загружать другой информацией». И он почему-то был уверен, что и она такая же. Но самое главное, что он вынес из беседы с ней, это то, что она не любит своего мужа.
- А мне Уфимцев сказал, что у Вас всё прекрасно в семье.
- Ну что же, я каждому встречному должна докладывать о нюансах своей личной жизни?
Сердце Василия радостно ёкнуло: значит, он не каждый встречный! Два таких радостных известия за вечер. Это вселяло надежду.
Все решили вспомнить юность и порезвиться на аттракционах. Василий, конечно, ни на шаг не отходил от Марины. Особенно ему понравилось катание на парных санях с каких-то горок. Василий сидел сзади Марины и всё время обнимал её за плечи, а когда сани поднимались вверх, Марина под действием силы тяжести ложилась на Василия, и хоть дело было зимой и на них на каждом было до хрена одежды, Василий был счастлив.
После этой экскурсии они стали, чуть ли не ежедневно, созваниваться и разговаривать на разные темы. Оказалось, что у них много общего. Одинаковые взгляды на жизнь вообще и на происходящие события в частности. Единственно, что омрачало прелесть бесед, это вопросы личной жизни. Марина с удовольствием рассказывала, какая у них дружная семья, какая очаровательная дочка и какой умный и хороший муж. Дочка-то действительно была очаровательная, (Марина показывала её фотографию), и Василий ничего не имел против неё, но вот муж... Василий его ненавидел! Только за то, что он ЕЁ МУЖ. Что он ежедневно ею любуется, в любой момент может её погладить или поцеловать, что каждый вечер ложится с ней в одну постель... Хотя, если рассуждать здраво, у Пети наверняка масса положительных качеств, да и такая умница, как Марина, не должна была выйти за плохого человека. К тому же ведь и сам Василий женат. Просто это был обыкновенный эгоизм влюблённого человека. А то, что он влюбился в Марину по-настоящему, безоглядно, как говорится, по уши, как даже и не предполагал, что когда-нибудь может так влюбиться, Василий понял давно, ещё в тот момент, как увидел её в кабинете Уфимцева. Все его прежние отношения с женщинами теперь казались ему бледной тенью того чувства, которое он испытывал сейчас. Оно наполняло его сердце болью и какой-то огромной непостижимой радостью.
Разговоры разговорами, но разве может влюблённого человека удовлетворить беседа на расстоянии? И вдруг в один прекрасный день звонит Уфимцев:
- Мы с тобой приглашены сегодня на ужин к Марине Витальевне Трофимовой.
- Напросился?! – опешил Василий.
- Ничего подобного, она сама пригласила, причём именно с тобой.
- Знаю я тебя! – проворчал Василий, а у самого сладко забилось сердце.
Весь день Василий не мог найти себе места от нетерпения. День выдался удивительно длинным и бестолковым. Всё валилось из рук. Наконец, в назначенный час он с трепетом переступил порог ЕЁ жилища.
Жильё может очень многое рассказать о своём хозяине, вернее хозяйке, ибо, как правило, именно она его благоустраивает и содержит. Художественный вкус, интеллект, трудолюбие, аккуратность, женственность или отсутствие оных качеств – всё это отражено в интерьере, обстановке, книгах, безделушках, витает в воздухе, сквозит в словах и жестах.
Василий с интересом, стараясь это делать не очень откровенно, рассматривал квартиру Трофимовых, на всё обращая внимание, всё примечая, оценивая, и вдруг сам себя поймал на мысли: что он сюда свататься что ли пришёл? Логический ответ, страшный в своей простоте, вытекающий из увиденного, поразил его, как разряд молнии. Господи, да у них нормальная, крепкая семья и не он, а тот счастливчик, который сейчас показывает им свою аппаратуру, будет всегда рядом с ней. Она, правда, говорит, что не любит своего мужа, но это не мешает ей дарить ему свою заботу, внимание, ласки. Хотелось выть и биться головой об стену от этой мысли...
Пригласили за стол. Василий не мог потом вспомнить, что он пил и ел. Помнил только очень вкусный торт, сделанный ЕЁ руками.
- Что-то Вы сегодня какой-то грустный. Что-нибудь не понравилось? – спросила Марина, когда провожала гостей до остановки трамвая и когда они остались одни – Уфимцев тактично ушёл несколько вперёд.
- Что Вы! Всё – замечательно. Просто у меня сегодня был трудный и какой-то безалаберный день. Наверное, немного устал, - поспешил успокоить её Василий и вдруг неожиданно для себя самого чмокнул её в пухленькие, такие манящие губки, которыми любовался весь вечер и которые так мечтал поцеловать, понимая в душе, что это желание вряд ли когда-нибудь исполнится.
Она не оттолкнула его, не рассердилась. Скорее всего, она не сразу поняла, что произошло, а он всю дорогу домой смаковал ощущение от прикосновения её нежных упругих губ, односложно и не всегда впопад отвечая на расспросы Гоши.
То, что она и потом не сердилась на его выходку, Василий понял на следующий день, услышав её доброжелательный, самый желанный на свете голос в телефонной трубке.
- Как Вы себя чувствуете? – первым делом спросила она, и от этих её слов по его телу пробежала сладкая тёплая волна. Ему стало стыдно за свою непреднамеренную ложь.
- Спасибо, всё в порядке. А Вы?
- Отлично! – весело отрапортовала она, и Василий не понял, то ли она не придала никакого значения его вчерашнему поступку и уже забыла о нём, то ли он кретин, что испугался и не насладился первым поцелуем в полной мере.
После обмена любезностями они подробно обсудили перипетии вчерашнего вечера, и он, теперь уже приободрённый, живо и с юмором комментировал отдельные эпизоды встречи, вызывая у неё весёлый смех. При этом он старательно обходил тему её мужа, но совсем уйти от этого не удалось.
- А как Вам Петя? – неожиданно спросила она.
Василий запнулся.
- Нормальный парень, - наконец, выдавил он из себя. – Счастливчик. Завидую я ему.
- В чём же?
- Вы так заботливы... И смотрите на него такими влюблёнными глазами.
- Ха-ха-ха! Сразу видно, что Вы близоруки, - расхохоталась Марина. – Скорее он несчастлив, так как живёт с женщиной, которая его не любит. Я же Вам уже говорила. Или Вы не помните?
- Помню, конечно... Но вчера мне показалось...
- Креститься надо, - вновь рассмеялась Марина.
Настроение Василия поднималось, как тесто на дрожжах.
- Но почему же тогда Вы...
- Вышла за него замуж, хотите спросить? Жизнь заставила. Дома сложилась такая обстановка, что я была готова на всё, лишь бы оттуда сбежать. А он несколько лет за мной ухаживал. Я его знала, как облупленного. Надёжный, внимательный, покладистый. Что ещё нужно женщине для спокойной семейной жизни? – так я думала тогда. А потом родилась Маша и всю свою нерастраченную любовь я отдала ей.
«Господи, мы с ней похожи и в этом! – подумал Василий. - Единственно, я оказался терпеливей и не завёл детей». Он осмелел.
- Мариш, мы ведь вроде вчера целовались (как она отреагирует на это воспоминание?), давайте перейдём на «ты».
- Давайте, - очень просто отреагировала она, - только я боюсь, что поначалу буду сбиваться.
- Ну, тогда я буду тебя штрафовать.
- Как?
- За каждое «Вы» - поцелуй.
В ответ опять весёлый и, как показалось Василию, довольный смех. Возник очень благоприятный момент, и грех было им не воспользоваться.
- Может, мы как-нибудь встретимся, погуляем, - продолжал наступление Василий. - В Пушкинском музее сейчас проходит выставка импрессионистов из зарубежных музеев. Может, сходим туда?
- Можно.
- Завтра?
- Хорошо.
- Тогда завтра в 19-00 я тебя жду на станции метро «Кропоткинская».
- Договорились.
Василию хотелось петь и плясать. Из-за туч выглянуло солнышко, и его лучи были нежные и ласковые.
Конечно, она опоздала. Совсем не намного – всего на сорок минут. Василия беспокоило только одно: вдруг у неё что-то изменилось, и она не придёт вовсе. Ведь тогда не было мобильников и ждать опаздывающую любимую было истинной мукой. Но она пришла. Она была с ним, и они шли смотреть импрессионистов, а всё остальное несущественно.
Василий очень любил живопись, а особенно импрессионизм. Он прочитал очень много про апологетов этого течения, собирал появлявшиеся в продаже репродукции этих мастеров, чуть ли ни ежедневно забегая в магазин «Дружба» на улице Горького, регулярно обходя все ближайшие от своего дома букинистические магазины – на Пушечной, Кирова (ныне ул. Мясницкая), Богдана Хмельницкого (ныне Моросейка), проезде Художественного театра... Даже ездил на Ленинский проспект и Преображенку. И ему очень хотелось всеми своими знаниями, чувствами, мыслями поделиться с Мариной, и, останавливаясь перед очередным полотном, он, склонившись к её уху, полушёпотом выплёскивал на неё всё, что знал, пока не встретился с её улыбающимся взглядом.
- Я, наверное, тебе надоел? – осёкся он. – Мешаю тебе смотреть.
- Нет, нет, что Вы! Продолжайте, прошу Вас. Мне неимоверно интересно, - встрепенулась она, - а улыбаюсь я оттого, что мне очень хорошо.
- Так, ну за «Вы» я оштрафую тебя... Попозже, - расплылся в счастливой улыбке Василий и тут же воодушевлённый вновь вернулся к Дега, Сёра, Тулуз-Лотреку и еже с ними.
Когда они прощались у её дома, Василий осторожно привлёк Марину к себе и нежно поцеловал в восхитительные губы. Она не жеманничала, не сопротивлялась и только придерживала одной рукой на затылке готовую с неё свалиться мохнатую шляпу. Тогда Василий поцеловал её ещё и ещё...
- Но штраф был один, - расхохоталась она, не убирая, тем не менее, своих губ.
- А я авансом, - нашёлся Василий и снова прильнул к расплывшимся в улыбке таким сладким губам.
Теперь они встречались довольно часто, подолгу бродили заснеженными бульварами, беседовали на разные темы и целовались, целовались...
- Ты знаешь, когда ты меня целуешь, у меня кружится голова, - смущённо призналась она ему как-то. - А когда прихожу домой, не знаю, куда девать свои губы. Мне кажется, что они меня выдают с головой.
- А я от своей ничего не скрываю. Я честно сказал ей, что полюбил другую женщину, и что это сильнее меня, и я ничего не могу с этим поделать.
- Боже мой! Какой ужас! Я представляю, как она несчастна. Как мне её жаль! Но я тоже ничего не могу поделать – меня тянет к тебе!
- Маришка! – завопил Василий, сжимая её в своих объятьях и покрывая быстрыми поцелуями её лицо. – Я самый счастливый человек на свете!
[463x698]