[560x699]
Возвращался Василий домой, испытывая угрызения совести. Господи, что же это такое – от одной женщины к другой, и опять от той – к первой! И всё получилось как-то само собой. Видит Бог, он не планировал этого. Как он будет смотреть в глаза Ольге, ложиться с ней в постель? А там она захочет... «Нет, только не сегодня! Скажу, что очень устал на работе», - думал Василий, нарочно пойдя домой пешком.
«Но надо же делать какой-то выбор, - продолжал он размышлять на ходу. – Ольга молода, свежа, красива, к тому же он её «обесчестил», но какая-то легкомысленная (Василий вспомнил белобрысого на танцплощадке), а Валентина Ивановна... О! Какое у неё тело! Какая гладкая нежная кожа! Какие полные чувственные губы и как они изумительно умеют ласкать! Он ни с кем не испытывал такого наслаждения, как с ней... Но разница в возрасте! Через несколько лет она начнёт вянуть, а он только подойдёт к своему расцвету»... Так и не придя ни к какому решению, он ускорил шаг.

Ольги дома ещё не было. Василий облегчённо вздохнул и включил телевизор. Шла какая-то ерунда в виде праздничного концерта. Он привёл в порядок комнату, помыл посуду, почистил клетку канарейкам, покормил их. Ольги всё не было. Василий начал волноваться. Был уже одиннадцатый час вечера. Музеи все давно уже закрылись. На улице стемнело. Одна в большом незнакомом городе! Что делать? Звонить в милицию? Глупо. Надо подождать немного.
Василий вспомнил, как его мать каждый раз, когда отец во время не приходил с работы, правда, это было не так часто, начинала обзванивать все больницы и морги с единственным вопросом – не поступал ли к ним Котов Николай Иванович, 1905 года рождения, среднего роста, нормального телосложения, одетый так-то и так-то. А Котов Николай Иванович приходил домой около часу ночи выпивши, просил прощения у матери, объясняя, что его затащили товарищи в ресторан, чтобы отметить снятие очередного эпизода нового кинофильма (отец работает на киностудии), чтобы не обидеть её садился за стол ужинать, но, как только видел на тарелке еду, зажав рот, бежал к туалету, конечно, не добегал и всё, что принял в ресторане, выливал в лучшем случае на половик, а то и на диван, матерчатая обивка которого потом долго ещё хранила тошнотворный запах блевотины, который невозможно было ничем вытравить, как мать ни поливала это место одеколоном «Шипр».
Василию почему-то в этих случаях было стыдно не за отца, а за мать из-за того, что она должна была знать, чем закончатся её тревоги и, тем не менее, каждый раз ставила на уши чуть ли ни весь город.
Ну вот, а теперь он уподоблялся ей. Надо было взять себя в руки и терпеливо ждать.
В конце концов, мир не без добрых людей. Если она и заблудилась, ей помогут – Ольга знала и адрес и телефон. Не ребёнок же, в самом деле.

Она явилась в первом часу.
- Ты где была? – набросился на неё Василий.
- В «Пушкинском». А потом гуляла по праздничной Москве. Как красиво! – глаза её блестели, щёки горели румянцем.
- А позвонить ты не могла? Телефоны-автоматы на каждом шагу. Я тут места себе не находил!
- Прости, - потупилась она, - я не подумала. Да и что было переживать? Я познакомилась с парнем, и он проводил меня до самого парадного.
- Час от часу не легче! И ты мне так спокойно об этом говоришь? Ты не думаешь, что я ревную?
- Дурачок, мне никто, кроме тебя не нужен. Он просто показал мне центр Москвы и предложил свою помощь, если ты опять будешь занят.
- Ну, уж нет! Я больше не буду занят, - проворчал Василий. – Есть хочешь?
- Нет, спасибо. Мы перекусили в закусочной на Арбате. И пили очень вкусное вино. «Салхино» называется.
- Ах, так они ещё и вино пили! А что вы ещё делали?
- Ничего. Он даже ни разу не поцеловал меня.
- А тебе очень хотелось?
- Мне просто было интересно. Но он оказался очень стеснительным.
- Так, больше без меня ты никуда не пойдёшь! Чай будешь?
- Нет, я очень устала. Целый день на ногах. Если можно, я ополоснусь и бухнусь в постель.
- Конечно. Я пойду, включу тебе колонку.
Засыпая, Василий думал: «Вот уж во истину пути Господни неисповедимы! Я на полном серьёзе ревную её к другим, чего со мной раньше никогда не было, а сам...»

Василий шёл по улице в отменном настроении. Погода была прекрасная – светило ласковое, ещё не горячее солнышко, радостно чирикали воробьи, всё вокруг было такое красивое и нарядное. Он очень любил это время года – начало мая, когда природа стремительно оживала, пробуждаясь от зимней спячки, а лето ещё было где-то далеко в пути, волоча свои, по меткому выражению Пушкина, «да пыль, да зной, да комары, да мухи». Вдруг кто-то его хлопнул по плечу. Он обернулся:
- Ба, Виталька Александров! Какими судьбами?

Они с Виталием учились в школе в одном классе. Не сказать, чтобы они очень дружили, но были хорошими приятелями. После окончания школы Виталик сразу же поступил в 1-ый МОЛМИ (кто не знает – Московский ордена Ленина медицинский институт) и упорно тащил туда Василия. «Представляешь, - он говорил, - у нас на ребят нет никакого конкурса: для девчонок – 10 человек на место, а мальчишек – недобор!» Но Василий в ту пору очень любил химию и подал документы в Менделеевский. В МХТИ оказалась очень строгая медкомиссия, его не пропустили по зрению, и он вынужден был идти работать. Через год на вечере встречи выпускников школы Виталька опять стал его уговаривать поступить к ним. «Ты же любишь химию, а у нас столько химии! – три курса». «Но у вас нужно трупы резать», - поморщился Василий. «Ты что! – не сдавался будущий эскулап, - меня тоже сначала воротило, а уже через месяц я одной рукой резал труп, а в другой держал бутерброд с колбасой и жевал его! Знаешь, у нас «старики» любят рассказывать первокурсникам такой анекдот: два студента-медика пришли как-то в анатомический театр на практические занятия. Один зачем-то вышел, а другой решил, не дожидаясь товарища, начать препарировать свеженький труп. Вскрыл ему живот, а в нём – гречневая каша, ещё не начавшая перевариваться. Видимо покойничек только что плотно поел, и его тут же хватил Кондратий. Этот парень, недолго думая, взял находившуюся в помещении какую-то ёмкость и выложил в неё эту кашу. Возвращается приятель, он его и спрашивает: “Вань, кушать хочешь?” Известно же, что студенты всегда голодные – на студенческую стипендию очень-то не разгуляешься. “Конечно!” – отвечает Ваня. “Вон каша гречневая, если хочешь – ешь”. “А ты, Коль?” “А я не хочу” Приятель в мгновение ока срубал презент и спрашивает: “Откуда каша-то?” “Да вон оттуда” – указывает Николай на распоротый живот. Иван выпучил глаза, и его тут же стошнило обратно в ту же самую посудину. “Вот теперь она тёпленькая, - говорит приятель, - я её сам съем!”
И всё-таки красноречие Александрова Василия не убедило, и он через год, охладев к тому времени к химии, поступил в институт связи.

- ЗдорОво, Василище! Я-то тут работаю, - указал Виталий взглядом на находящееся неподалеку здание 2-го МОЛМИ, - а вот ты тут как оказался?
«Действительно, как?» - подумал Василий, а вслух спросил:
- Так ты же вроде 1-ый медицинский кончал, а работаешь во втором?!
- Да, я в том пишу диссертацию, а здесь преподаю студентам – халтурю. Слушай, тебя мне сам бог послал. Ты сейчас не очень занят? Можешь мне уделить немного времени – помочь мне в одном деле, а потом мы с тобой отметим встречу.
- Да, пожалуйста, - пожал плечами Василий, - я вроде никуда не тороплюсь.
«Но ведь я куда-то шёл!» – опять скребанула мысль, но было уже поздно – Виталик подхватив приятеля, потащил его во двор института.
Но вошли они не в основное здание, а в невзрачную на вид одноэтажную пристройку барачного типа. Здесь было темно и холодно. Они спустились на несколько ступеней вниз, повернули налево и оказались в большой освещённой довольно ярким светом комнате, почти пустой. Только посреди комнаты стоял длинный стол, обитый оцинкованным железом, а вдоль стен толпилось десятка полтора каких-то людей. Пока Василий озирался по сторонам, соображая, где он находится и что от него потребуется, его вдруг схватили два здоровенных санитара в прорезиненных фартуках, с быстротою фокусников раздели догола и уложили на пустующий оцинкованный стол. Василий был, как во сне. Умом он понимал, что надо сопротивляться, но поделать ничего не мог. Странное это было ощущение. Очень странное! Он лежал распластанный на этом столе, всё видел, всё слышал, был в состоянии вроде бы адекватно оценивать, всё, что вокруг происходило, но ни одной частью своего тела не мог даже пошевелить. Не говоря про руки, про ноги, - он даже голову не мог повернуть! Он попытался закричать, но оказалось, что и голос ему не повинуется!
И тут раздался зычный голос Александрова:
- Так, прошу всех сгруппироваться в ногах у подопытного.
Люди, стоявшие вдоль стен, зашаркали ногами, сдвигаясь к противоположному торцу стола, и Василий с ужасом увидел, что это сплошь девушки, причём молоденькие и очень симпатичные. А он перед ними в таком виде!! Он попытался прикрыть руками своё причинное место, но не смог пошевелить даже пальцем. «Неужели он что-то успел мне вколоть?!» - подумал Василий.
- Тема нашего сегодняшнего занятия, - тем временем продолжал Виталий, - «Физическое и функциональное развитие мужского полового органа индивидуума от начала полового созревание до его расцвета». Пред вами мужчина, находящийся где-то на середине этого пути…
- А он не простудится? – раздался нежный голосок очень симпатичной девушки с огромными наивными глазами, длинными рыжеватыми волосами, разбросанными по плечам и небольшой, но очень рельефно выделяющейся грудью, едва прикрытой белым медицинским халатом. Было такое впечатление, что под этим халатиком у девушки одежды больше нет.
Это было что-то невероятное – Василий, оказывается, ещё и всё прекрасно чувствовал – при взгляде на девушку, а все студентки ему были прекрасно видны, так как стояли у него в ногах в поле его зрения, у него засвербило где-то в чреслах и по телу стала растекаться тёплая волна.
- Так он всё равно покойник, - ответил препод с дьявольской усмешкой на заботу девушки, - и давайте продолжим, пока его тело не окоченело. Вот этот орган, - он ткнул указкой Василию в его достоинство, - называется пенис…
- Ой, какой маленький! – пискнул кто-то из слушателей.
- Размер пениса в спокойном состоянии мало о чём говорит. Важно, каким он становится в состоянии эрекции. У некоторых мужчин при возбуждении их половой член увеличивается в семь раз!
- Ух, ты! – теперь уже восхищённо воскликнула, похоже, всё та же девушка.
Василий не успел заметить кто, потому что теперь, кроме той, с нежным голоском и круто торчащими грудками, что пожалела его, никого не видел.
- Сейчас я вам это докажу, - продолжал Виталий, - Катюша, подойди к экспонату поближе… так, теперь положи свою руку сюда… хорошо, сожми легонько corpus penis и начинай нежно массировать его так, чтобы glans penis то полностью открывалась, то слегка закрывалась … Так, правильно, очень хорошо…
Волна, охватывавшая тело Василия, стала горячей и захлестнула его полностью. Он почувствовал, что, оказывается, один его орган жив, да ещё как! Он стремительно набирал силу и креп к вящей радости зрителей, вернее, зрительниц. К тому же, девушка, которая осуществляла манипуляции с его единственно подвижным органом, низко наклонилась над ним, отвороты её халата широко разошлись, и великолепная грудь, которой позавидовала бы Венера Милосская, почти полностью обнажённая оказалась в его поле зрения, что, конечно же, не могло не понравиться оживавшему органу.
- Вот видите, - констатировал преподаватель, - какая разница?
- Да! - восторженно ответила практикантка, - он теперь такой хорошенький! А можно я его поцелую?
Василий внутренне затрепетал в ожидании необыкновенных ощущений, и неожиданно… проснулся.
- Ах ты, соня! – улыбаясь, говорила Ольга, - все давно проснулись, а он всё дрыхнет. Ты не слышал? – спросила: можно я его поцелую?
В руке у неё был зажат тот, кто проснулся, видимо, значительно раньше самого хозяина и о ком явно говорила Ольга. Не дожидаясь ответа, она нежно поцеловала Василия в губы, потом в грудь, живот, и вот то, что у неё было в руке, исчезло за её пухленькими ласковыми губками. Василий застонал от удовольствия. Она всё делала просто восхитительно, получая, видимо, от этого большое удовольствие, заглатывая глубоко желанный орган, от чего её возлюбленный буквально воспарял к небесам. Апофеоз любовного акта стремительно приближался и Ольга, вероятно, это почувствовала. Она прервала своё занятие и взобралась на Василия.
- Тебе понравилось то, что я делала? – томно спросила она, предоставляя возбуждённому органу новое пристанище.
- Это было волшебно, - ответил он, обнимая её за бёдра и с силой прижимая к себе.
- О, как глубоко! – простонала она и заскакала на нём во весь опор.
Широко открытые глаза её мерцали похотью, тонкая нежная шейка раздувалась как от предельного напряжения, всё её тело подрагивало от нестерпимого желания. Она явно больше Василия была раззадорена своими же предыдущими ласками. Буквально через несколько минут она, достигнув высшей точки, вскрикнула, опустилась на любовника всем телом и забилась в сладких судорогах оргазма. «Если бы это была Валентина Ивановна, - вдруг подумал Василий, - она меня бы раздавила!» и, мысленно похвалив себя за то, что стерпел и не кончил в Ольгу, быстро вышел из неё.
- Почему? – удивлённо спросила уже пришедшая в себя девушка.
- Я хочу по-другому!
- Как?
- Как было вначале.
- Ах ты хитренький, - довольно засмеялась Ольга, сползая к его ногам.
И опять она всё делала с чувством и очень хорошо. И довела свои ласки до логического завершения…

- Где ты научилась такой филигранной технике? – задал, наконец, Василий вопрос, мучивший его в течение всего акта. – Любой опытной женщине фору дашь!
- Да, ладно – филигранной, - рассмеялась Ольга. – Просто был у меня парень, которого я очень любила и за которого чуть не вышла замуж.
- А почему не вышла?
- А, это долго история…
- Ну, расскажи, мы никуда не торопимся. И главное, как ты с ним ЭТОМУ научилась.

[610x628]
- Я его увидела ещё на первом курсе университета, Если ты не знаешь – я учусь в Горьковском университете на экономическом факультете и живу там в общежитии, домой приезжаю на каникулы или когда выдаётся несколько свободных дней. Вот, кстати, в такой мой приезд мы и встретились с тобой – судьба, не иначе, - с лукавой улыбкой глянула она на него. - А он тогда учился уже на 3-м курсе физического факультета. Я его увидела на новогоднем балу в универе и сразу по уши влюбилась. А он на меня не обращал никакого внимания, как я ни старалась крутиться перед ним. Может, я для него тогда была слишком маленькая… А в прошлом году на очередном институтском вечере он вдруг сам пригласил меня на танец. Мы разговорились, проболтали с ним весь вечер, танцуя только друг с другом, и с тех пор стали встречаться. Я была на седьмом небе, но несмотря на это, в те редкие моменты, когда мы оставались одни и когда появлялась возможность нам заняться сексом, я не могла ему отдаться. Не то, что я была провинциальной барышней, которая до свадьбы ни-ни-ни! Просто не было потребности – я, видимо, тогда ещё не созрела. Он, наверное, тоже меня любил, потому что не очень настаивал и терпел все мои закидоны. Однажды летом мы с ним поехали покупаться и позагорать на озеро. Все у нас обычно купаются на Волге, а нам так надоела эта суета и толчея общеизвестных пляжей, и мы решили уединиться. Он всегда был со мною так корректен, что я с ним ничего не боялась. Есть у нас одно озеро, называемое Лесное. Его знают только местные, да и то очень редко там бывают – зачем, когда недалеко такая замечательная река! А озеро очень красивое – берега его действительно поросли густым смешанным лесом, а вода удивительно чистая – не в пример Волге. Там есть такие уединённые местечки с отличным подходом к воде, где тебя ни одна душа не увидит. Вот мы с ним на это озеро и решили махнуть. День был жаркий, мы целый час, наверное, плескались, дурачились и, уставшие, растянулись на подстилке. Было чудесно. Свисающие ветви деревьев образовали над нами что-то вроде шатра, который задерживал жаркие солнечные лучи, а лёгкий приятный ветерок прогонял с нашего ложа остатки жары.
- Не терплю мокрые трусы, - вдруг сказал Толик, - я разденусь, ты не возражаешь?
- Конечно, твоё дело, - легкомысленно ответила я. Если честно, и мне было неприятно лежать в мокром.
Он, не стесняясь и не отворачиваясь, снял с себя плавки. Я лежала с закрытыми глазами, но, конечно, не удержалась и посмотрела на него. У него – стоял! Только теперь я поняла свою ошибку! Кровь мне ударила в виски, дыхание перехватило, а внизу живота сладко заныло. Я впервые так близко и так откровенно видела живьём мужской член. Так захотелось его потрогать! Но я, конечно, тут же закрыла глаза и прикинулась дремлющей. И тут я почувствовала, что он стягивает и с меня купальные трусы. Я тут же, якобы, проснулась и решительно запротестовала.
- Ну, что ты, Оленька, - успокоил он меня, - я обещаю тебе, что ничего не сделаю без твоего желания. Я просто хочу повесить наши купальники, чтобы они высохли, пока мы будем отдыхать.
Я понимала, что это вовсе не обязательно, но какая-то нега мной овладела, и так не хотелось делать резких движений. К тому же, я действительно ему верила, и мне просто было интересно, как он поведёт себя дальше.
«В конце концов, я в любой момент ему смогу дать отпор», - думала я.
А он, сняв с меня и лифчик, стал меня всю целовать, постепенно спускаясь к ногам, пока не оказался ТАМ! О, меня ещё никто никогда так не целовал! Невероятное наслаждение захлестнуло меня. Я опять закрыла глаза и полностью отдалась его изумительным ласкам.
Вдруг я почувствовала, что в щёку мне ткнулось что-то твёрдое и горячее. Я повернула немного голову, чтобы посмотреть что это, и буквально в губы мне уперся этот, так заинтересовавший меня предмет. Я хотела спросить, что это значит, но, едва открыла рот, как ОН тут же проскользнул немного внутрь. Сопротивляться было поздно и бессмысленно. К тому же, он продолжал так чудесно меня ласкать, что у меня не было сил противиться его желаниям. А, кроме того, я, наконец, могла исполнить свою недавнюю мечту и взяла в руку этот живой жезл.
У нас в общаге в комнате живёт одна большая любительница такого способа удовлетворения мужчин. Она часто с таким наслаждением и так живо рассказывает нам о своих приключениях, что мы невольно ей иногда завидуем. И вот теперь я могла всё это сама испробовать на практике. Не скажу, что мне было противно, скорее наоборот. Я вспомнила кое-что из её рассказов и решила это применить на практике. И, по-видимому, весьма успешно, потому что мой милый вскоре громко застонал, и в рот мне брызнула какая-то густая тёплая масса. Я опомнилась и тут же выпустила его член изо рта, а тот продолжал меня благодарно поливать своим содержимым. Толик был на седьмом небе от счастья.
- Ещё бы, - отозвался Василий, - как я его понимаю! И часто ты с ним потом это практиковала?
- Да нет, всего несколько раз. Он вскоре уехал на преддипломную практику, там нашёл, по-видимому, более покладистую девушку и меня бросил.
- Как, ещё более покладистую? - удивился Василий.
- Ну, да – он хотел полноценного секса, а я чего-то боялась. Боялась, наверное, как мама говорила, в подоле принести. А жениться пока он не хотел…
- А как же со мной?
- А ты меня околдовал. От первого же твоего поцелуя во мне что-то как будто щёлкнуло, замкнуло… Если бы была возможность, я бы тебе уже тогда отдалась…
- А когда у тебя с ним ЭТО было в последний раз?
- Накануне его отъезда. Мы долго гуляли в нашем центральном парке – катались на лодках, ели мороженое, танцевали. Ждали, когда стемнеет, чтобы забраться куда-нибудь поглубже в лесок. Но тут неожиданно пошёл дождь, и мы решили спрятаться от него в кинотеатр. Уж не помню, какой был фильм (кажется, «Девушка с гитарой»). Зал был полупустой. Мы сели на свободном последнем ряду и, конечно, сразу же начали целоваться. Он тискал мою грудь, потом пробрался под юбку и довёл меня до экстаза своими умелыми прикосновениями. Мне тоже захотелось его поласкать. Он предоставил мне такую возможность. Я завладела предметом своего вожделения, а он все шептал мне на ухо: «Ох, как хорошо! Как замечательно! Как ты хорошо всё делаешь!» А потом вдруг так жалобно попросил: «Поцелуй его, пожалуйста!» Я попыталась возразить, а он говорит: «Я уеду завтра надолго. Оставь мне о себе сладкую память!» И я сдалась. Я хотела его поцеловать немножко, всего чуть-чуть, а сама увлеклась и очнулась лишь тогда, когда почувствовала, как мой любимец потёк у меня во рту густыми горючими слезами…
- И что ты сделала?
- Что я могла сделать? Дождалась, когда кончатся извержения, и проглотила всё – не пачкать же ему брюки!..
«Надо же, - подумал Василий, - такая на вид невинная, чистая девочка, а уже, оказывается, такой опыт имеет!» Ему вдруг стало неприятно, что он целовал её в губы.

…Оставшуюся неделю они не расставались. Ходили в театры, куда смогли достать билеты, Третьяковку, даже разок на футбол, о чём, правда, Василий потом дико пожалел, так как сидевший за ними мужик в сиську пьяный в экстазе от забитого гола свалился на них, чуть не покалечив Ольгу. В самый последний момент, увидев летящее на Ольгу тело, Василий успел толкнуть это тело в плечо, придав его движению косое направление. Алкаш пролетел буквально в нескольких сантиметрах от неё, ударился о какого-то здоровенного мужика, отлетел от него, как от стенки, и рухнул мешком на бетонные ступени. Самое интересное, что он тут же встал, спокойно отряхнулся и собрался, было, снова пойти на своё место. К счастью, к нему тут же подскочили два милиционера и под руки вывели со стадиона. К счастью для него, ибо тот мужик, в которого он врезался, уже поднимался, собираясь с ним «побеседовать».

Накануне её отъезда, 9 мая, они зашли в гости к родителям Василия, чтобы поздравить их с Днём Победы. Отец считал этот день самым великим праздником, и не поздравить его с ним было бы просто кощунством. Он отмечал этот праздник всегда дома в кругу семьи в надежде, что кто-нибудь из однополчан вдруг отыщет его. Впрочем, отыскивать-то особенно было некому. Из их батареи противотанковых орудий, которой он командовал, после последнего боя под Кёнигсбергом в живых осталось всего четверо вместе с ним. Двое умерли уже после войны, а четвёртый жил далеко, в Грузии, и навещал отца всё реже и реже. Сам отец после обширного инфаркта тоже не мог особо разъезжать. Да и осколок в ноге, который нельзя было удалить и который время от времени «просыпался», не способствовал этому.
Разумеется, «старики» восприняли приход Василия с девушкой чуть ли ни как помолвку и не знали, куда усадить гостью. Матери она понравилась, а отцу, как выяснилось потом, не очень.
- Что-то в ней есть легкомысленное, - резюмировал он.
«Надо же – точь-в-точь мои ощущения» - тогда подумал Василий.

10-го Василий проводил Ольгу домой, и жизнь его потекла своим чередом.
Три месяца прошли в обычном режиме – работа, командировки, редкие интимные встречи с Валентиной Ивановной. Ему, наконец, удалось уговорить её прийти к нему домой. Правда, выглядело это так. Василий, нарисовав ей план, как найти его дом, должен был идти вперёд и ждать её у своего подъезда, чтобы, не дай Бог, их никто не видел на улице вместе. Ждать пришлось довольно долго. Василий начал уже терять надежду, когда она, наконец, появилась из-за угла и молча прошла мимо него. Он открыл дверь парадного и пропустил её вперёд. Поднимаясь за ней, он не мог оторвать взгляда от аппетитных ягодиц, туго обтянутых узкой юбкой и завораживающе подрагивающих по очереди при каждом шаге на следующую ступеньку лестницы. Руки буквально зачесались от желания погладить эти соблазнительные части тела.
Нечего и говорить, что едва они заперли за собой дверь в комнату, эта юбка, а за ней и остальные детали её туалета, как и его одежды, полетели в разные углы комнаты, и их тела рухнули на даже ещё не разложенный диван.
- Сумасшедший! Мы оба сумасшедшие! – задыхаясь, шептала она, прижимая его голову к своей нагой груди, которую он сосал, тиская руками, как младенец, урча и чмокая.
Он вспомнил лестницу, перевернул её спиной к себе и, наконец, дорвался до этих белоснежных идеальной формы гипнотизирующих полушарий. Она извивалась в его руках, подставляя под поцелуи своё страждущее тело и, вдруг не выдержав, простонала:
- Возьми меня! Милый, я истосковалась по тебе! Войди в меня!!!
Он, конечно, вошёл, и, дождавшись, когда её сотрясёт первый оргазм, он перенаправил своё орудие и вошёл туда, куда она очень любила его впускать и от чего испытывала наиболее острые ощущения, возможно ещё и от того, что так не боялась забеременеть. Её дикий бессознательный крик стал свидетельством того, что Василий добился желаемого, и от этого его собственный оргазм стал ещё сладостней и ярче.
Уходя от Василия, она вдруг прижалась к нему и тоскливо поделилась:
- Я не знаю, куда деваться дома от взглядов мужа. Мне кажется, он о чём-то догадывается. Я чувствую себя преступницей!
- Разве любить – это преступление?
- Так любить – да. Ты же понимаешь, что мы никогда не сможем быть вместе.
- Почему?
- Ну, во-первых, потому, что ты мне в сыновья годишься, - и, увидев, что он пытается ей что-то возразить, быстро продолжила, - а во-вторых, я никогда не смогу бросить мужа-инвалида.
- Ну, этот аргумент более весомый, - помрачнел Василий, - но всё «в руце Божией», мало ли что может произойти...
Он замолчал, сам не зная как закончить, а она быстро его поцеловала, повернулась и, бросив на ходу: «Меня не нужно провожать», решительно направилась к выходу.
«Какая женщина! – вновь восхищённо подумал Василий, - как жаль, что она не на месте Ольги».
Таких встреч было не очень много, но впечатление они оставляли неизгладимое! В перерывах между ними Василию нередко снились эротические сны, в которых главными действующими лицами были, конечно, они с Валентиной Ивановной и которые, как правило, заканчивались поллюциями. С некоторых пор ему совсем не хотелось иметь интимных отношений ни с кем, кроме Валентины Ивановны. Друзья, приглашавшие его на различные вечеринки, не понимая в чём дело, удивлялись. Да он и сам удивлялся себе. Такого с ним ещё не было. «Всё равно, что изменить любимой жене», - думал он.
Даже воспоминания об Ольге больше не теребило его душу. Сначала они переписывались часто, она - муссируя свои чувства, он – высасывая темы из пальца. Но Василий, страшный не любитель эпистолярного жанра, отвечал всё реже и реже... В конце июля к своему дню рождения он получил от неё «подарок». Оказывается, она в положении и скоро у НИХ будет «маленький», как выразилась она. Василия чуть не хватил «кондратий». Это явно смахивало на шантаж, чтобы пристегнуть его к себе. Василий точно знал, что он в её беременности, если она, конечно, существовала, абсолютно не причём. Меры, принимавшиеся им (без презерватива он в неё не эякулировал), гарантировали сто процентную безопасность в этом вопросе. Ну, а от орального секса ещё никто не рожал. Он даже не стал отвечать на это наглое письмо, а все остальные, не вскрывая, отправлял обратно, после чего она писать совсем перестала.

Первого сентября 1967 года было по-летнему тепло. Ещё со школьной поры Василий обожал этот день. Длинные, пожалуй, даже слишком длинные летние каникулы создавали к концу августа ощущение предстоящего праздника. Не терпелось поскорее увидеть своих приятелей-одноклассников, чтобы поделиться друг с другом столькими накопившимися событиями и новостями, девочек, которые, наверняка, за лето похорошели и особенно Галечку Савостину, к которой Василий был очень неравнодушен и при виде которой у него сладко щемило сердце. Любоваться ею он мог только издалека, ибо был трус и боялся её пригласить даже на танец на школьных вечерах. Она была немного выше него, и это было, по его мнению, решающим фактором, из-за которого она не захочет с ним танцевать и откажет ему, а это было бы для него страшным ударом. В том возрасте такое событие расценивалось примерно так же, как признаться в любви и, по выражению деда Щукаря, получить отлуп, после чего не оставалось никакой надежды. А так...
Улицы были запружены нарядными школьниками. Девочки в белых передничках, мальчики в белоснежных рубашках. Большинство в красных галстуках, красиво сиявших в лучах ласкового солнышка. Кругом говор, улыбки, смех, восклицания, приветствия.
Но больше всех приковывали взгляд первоклашки. С гордо поднятой головой, с большим, по сравнению с их собственными габаритами, портфелем в одной руке и непременными гладиолусами в другой. Они знали, что сегодня их день, и внешне были совершенно спокойны, чего не скажешь об их мамах и бабушках, шедших рядом и не спускавших с них глаз.
Вся эта картина создавала какое-то приподнятое бесшабашное настроение. Василий шёл на работу, бессмысленно улыбался, сам не зная чему, и вспоминал свои годы учёбы в школе. Как хотелось поскорее её закончить! Как хотелось стать, наконец, взрослым, самостоятельным, чтобы никто над ним не стоял, не командовал, не заставлял делать то, что ему не хочется. Но вот он кончил школу. Потом – работа, институт, снова работа, и по-прежнему над ним кто-то стоит, кто-то командует, кто-то заставляет его делать то, что он не хочет. И так будет всегда. Диалектика! До чего ж мы все наивны, особенно в детстве!
Василий вошёл из солнечного мира в какой-то мрачный вестибюль министерства и первое, что он увидел, было улыбающееся лицо Валентины Ивановны. Но, смотрело оно со стены и было почему-то в траурной рамке. Ничего не понимая, он подошёл ближе. «Вчера в авиационной катастрофе погибла одна из самых талантливых работниц нашего министерства начальник отдела комплектации Главного технического управления Валентина Ивановна...» Сердце остановилось, в глазах у Василия потемнело. Он не мог читать дальше. Ноги стали ватные. Он сделал несколько неуверенных шагов по направлению к стоявшему в углу диванчику, но рухнул бы, если бы его не поддержали чьи-то заботливые руки. Они принадлежали Вере Георгиевне, сотруднице их главка и близкой подруге Валентины Ивановны. Она довела его до диванчика и усадила на него.
- Посидите тут. Я сейчас принесу воды – вы совсем белый.
Он схватил её за руку.
- Неужели это правда?! Не ошибка?! Не чей-то злой розыгрыш?!
- Как ни ужасно, но - правда. Позвонили из МВД. Обнаружены её документы, которые случайно не сгорели полностью.
- Господи, за что!!! – взвыл Василий.
Он смотрел на неё невидящим взглядом. Из глаз ручьями текли слёзы. Она сжала его руки.
- Поплачьте, Вам обязательно надо поплакать. Не стесняйтесь меня. Я всё знаю. Она как будто что-то чувствовала. Накануне её отъезда мы долго с ней сидели и говорили о Вас. Она мне всё рассказала. Она просто не могла всё это держать в себе. Она Вас очень любила!
Не в силах больше себя сдерживать Василий уткнулся ей в плечо и зарыдал, трясясь всем телом и клокоча, как ребёнок. Она закрыла его своим телом от гудящих и толпящихся перед некрологом в вестибюле и молча гладила по голове, как ребёнка. И действительно, какие слова можно найти в такой ситуации?!

- Знаете, что, - сказала ему Вера Георгиевна, когда он немного успокоился, - не поднимайтесь сегодня в отдел. Идите домой. Я скажу Македонскому, что Вы через меня попросили его дать Вам сегодня отгул, потому что... потому что... ну, в общем, совру чего-нибудь. Скажу, что в этом же самолёте погиб Ваш близкий друг.
- Как раз это не будет ложью, - срывающимся голосом пробурчал Василий, вытирая слёзы и пытаясь придать лицу более или менее нормальный вид, - спасибо Вам огромное. Вы настоящий человек!
Он поцеловал ей руки и буквально выбежал на улицу.

Василий шел, не разбирая дороги и не видя ничего вокруг, едва не задевая встречных прохожих. К счастью, учебный и рабочий день уже начался, и их было не так много. Вдруг он увидел кафе-самообслуживание, свернул в него, налил себе в стакан сто граммов коньяку, поискал глазами лимон, не нашёл, махнул рукой и подошёл к кассе.
- Надо обязательно взять что-нибудь из еды, - удивлённо глядя на прилично одетого интеллигентного молодого человека, сказала кассирша.
Тогда Василий взял первый попавшийся под руку салат и кусок хлеба, расплатился, подошёл к столику, залпом выпил коньяк и, не притронувшись к еде, вышел наружу. Теперь у него в голове несколько прояснилось, но от этого стало только хуже. Он вдруг ясно осознал, что всё, что сегодня произошло – это не сон, не бред, а кошмарная явь. ЕЁ БОЛЬШЕ НЕТ! Её, самой лучшей, самой нежной, самой красивой! К горлу опять подкатил комок. Он еле сдерживал рыданья.
- Вам плохо? – спросила проходившая мимо женщина, пристально глядя ему в глаза.
Он молча покачал головой, отпустил водосточную трубу, за которую почему-то держался, и побрёл в сторону дома. Купил по дороге бутылку водки, вывесил у телефона записку, чтобы его не беспокоили, и заперся в своей комнате. Он пил и вспоминал в подробностях все их встречи, контакты, взаимные ласки. Господи, почему их было так мало? Почему так поздно он разглядел её?.. Как он завтра выйдет на работу? Там же буквально всё напоминает о ней! «Уволюсь!» - подумал он и свалился, не раздеваясь, на диван.

Проснулся он не свет не заря. Голова раскалывается, мутит, состояние – чуть лучше, чем у покойника. Он долго стоял под холодным душем, постепенно приходя в себя. Потом пожевал сухого чаю, чтобы перебить запах перегара и отправился на службу. Было всего семь часов утра. Улицы были ещё пустынны. Свежий утренний воздух бодрил. До начала работы было ещё полтора часа. Чтобы как-то убить время, он пошёл окольным путем, и всё равно оказался на рабочем месте слишком рано. Делать было нечего, и он начал разбирать содержимое своего стола. На глаза попала одна из его фотографий. Полгода назад его фотографировали на доску почёта, и эти оказались лишними. «У меня ведь нет ни одной её фотографии!» - вдруг вспыхнуло у него в мозгу. Он опрометью бросился к её кабинету. Ключ лежал на месте. Прошмыгнув в кабинет, он стал рыться в ящиках её стола. Всё, что угодно, но не то, что ему надо! Он кинулся к шкафу. Документы, документы... Но вот в самом низу в углу – какая-то картонная коробка. В ней – всякие женские безделушки и, о небо! – маленький альбом с фотографиями...
- Что это Вы тут делаете? – услышал он за спиной голос машинистки Наташи.
- Да вот, не могу найти заявку с Арзамасского объекта, - первое, что пришло ему в голову, выпалил Василий.
- Так она же в первом отделе. Объект-то секретный.
- Действительно! Ранний склероз. То-то я её никак найти не могу, - поднимаясь с корточек и незаметно пряча под брючный ремень альбом, - смущённо вздохнул Василий. – Ну что же, пойду в первый отдел.
Но пошёл он не в первый отдел, а в туалет и, запершись в кабинке, стал рассматривать альбом. В нём были, так сказать, «производственные» фотографии. Вот она в президиуме партсобрания, вот на субботнике, вот стоит у входа в министерство, а вот, ура! – прекрасная копия фотографии с доски почёта. Василий, не удержавшись, поцеловал любимые губки на снимке. На глаза опять навернулись слёзы.
«Так, надо взять себя в руки. Дома всё рассмотрим внимательнее», - сказал сам себе Василий, пряча альбом во внутренний карман пиджака.
Придя на рабочее место, он быстро написал заявление на увольнение и попросился на приём к Македонскому.
- Что случилось? Почему? – поразился Григорий Александрович. – Я вчера отдал распоряжение подготовить приказ о назначении Вас и.о. начальника отдела!
- Спасибо, но я не могу тут больше. Я не создан для чиновничьей работы. Мне хочется на производство, чтоб видеть плоды своих трудов.
- А разве здесь не видны плоды Ваших трудов. Смотрите, как Вы успешно съездили в Арзамас! О Вас там до сих пор вспоминают.
- Ну, это – эпизод. А в основном – рутина. Прошу Вас, не удерживайте меня. Какой Вам смысл держать работника, который будет работать без интереса и желания?
- Хорошо, но всё-таки на положенные две недели я Вас задержу, чтобы подобрать Вам замену, - сухо заметил Григорий Александрович, - и надеюсь, что эти две недели, Вы отработаете добросовестно.
- В этом – не сомневайтесь, - заверил Василий.

Уходя, он обошёл стол для совещаний, вспомнил, что здесь произошло второго мая, и сердце у него вновь защемило...


[473x700]