[300x391]

       Четверостишия Игоря Губермана - просто кладезь, я бы сказала, философского остроумия, мудрости и искрометного юмора.

Конечно, я привожу здесь жалкую толику «Гариков». В советские времена их переписывали в тетради и божились прибить каждого, кто рискнет потерять. Эти мини-шедевры всегда встречаются на ура.

Бывает – проснешься, как птица,

крылатой пружиной на взводе,

и хочется жить и трудиться;

но к завтраку это проходит.

-

Дивный возраст маячит вдали –

когда выцветет все, о чем думали,

когда утром ничто не болит,

будет значить, что мы уже умерли.

-

Вчера я бежал запломбировать зуб,

и смех меня брал на бегу:

всю жизнь я таскаю мой будущий труп

и рьяно его берегу.

-

Наш разум лишь смехом полощется

от глупости, скверны и пакости,

а смеха лишенное общество

скудеет в клиническом пафосе.

-

Очень жаль мне мое поколение,

обделенное вольной игрой:

у одних плоскостопо мышление,

у других – на душе геморрой.

-

Не знаю лучших я затей

среди вселенской тихой грусти,

чем в полусумраке – детей

искать в какой-нибудь капусте.

Как молод я был! Как летал я во сне!

В года эти нету возврата.

Какие способности спали во мне!

Проснулись и смылись куда-то.

-

Красив, умен, слегка сутул,

набит мировоззрением,

вчера в себя я заглянул и вышел с омерзением.

-

За то, что смех во мне преобладает

над разумом средь жизненных баталий,

фортуна меня щедро награждает

обратной стороной своих медалей.

 -

 Из нас любой, пока не умер он,

 себя слагает по частям

 из интеллекта, секса, юмора

 и отношения к властям.

  -

 Звоните поздней ночью мне, друзья,

 не бойтесь помешать и разбудить;

 кошмарно близок час, когда нельзя

 и некуда нам будет позвонить.

  -

 Как сдоба пышет злоба дня,

 и нет ее прекрасней;

 а, год спустя, глядишь – херня,

 притом на постном масле.

-   

Живи и пой. Спешить не надо.

Природный тонок механизм:

любое зло – своим же ядом

свой отравляет организм.

-

 Такая жгла его тоска

 и так томился он,

 что даже ветры испускал

 печальные, как стон.

 -

Стало сердце противно покалывать.

И к ногам привязали по пуду.

Больше пить я не буду, наверное…

Хоть и меньше, конечно, не буду.

-

Всему ища вину вовне,
Я злился так, что лез из кожи,
А что вина всегда во мне,
Я догадался много позже.

-

Живя в загадочной отчизне,
Из ночи в день десятки лет
Мы пьем за русский образ жизни,
Где образ есть, а жизни нет.

-

Когда в семейных шумных сварах
Жена бывает неправа,
Об этом позже в мемуарах
Скорбит прозревшая вдова.

-

Мы варимся в странном компоте,
Где лгут за глаза и в глаза,
Где каждый в отдельности – против,
А вместе – решительно за.

-

Не брани меня, подруга,
Отвлекись от суеты,
Все и так едят друг друга,
А меня еще и ты.

-

Однажды здесь восстал народ
И, став творцом своей судьбы,
Извел под корень всех господ;
Теперь вокруг одни рабы.

-

Одним дышу, одно пою,
Один горит мне свет в огне –
Что проживаю жизнь свою,
А не навязанную мне.

-

Повсюду, где забава и забота,
На свете нет страшнее ничего,
Чем цепкая серьезность идиота
И хмурая старательность его.

-

Смешно, как тужатся мыслители –
То громогласно, то бесшумно -
Забыв, что разум недействителен,
Когда действительность безумна.

-

Умру за рубежом или в отчизне,
С диагнозом не справятся врачи;
Я умер от злокачественной жизни,
Какую с наслаждением влачил.

-

Чтоб выжить и прожить на этом свете,
Пока земля не свихнута с оси,
Держи себя на тройственном запрете:
Не бойся, не надейся, не проси.

-

Я живу – не придумаешь лучше,
Сам себя подпирая плечом,
Сам себе одинокий попутчик,
Сам с собой не согласный не в чем.

-

Я клянусь всей горечью и сладостью
Бытия прекрасного и сложного,
Что всегда с готовностью и радостью
Отзовусь на голос невозможного.

-

И спросит Бог:
- Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
- Я утешал рабов уставших, - отвечу я.
И Бог заплачет.