... а ведь мои последние истерики были всего-то навсего уязвленным самолюбием. "Ушёл, не повернув головы, не поискав кого-то взглядом. Так когда-нибудь и уйдёт насовсем." А? Каково? Как хотелось бы мне быть причиной чьих-то мыслей, чтобы кто-то делал всё с оглядкой на меня, поверял мне свои тайны и одаривал вниманием.

Только что мысли мои перенеслись на Печорина.

"...возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха - не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, - не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость...душа, страдая и наслаждаясь ... лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка. Только в этом высшем состоянии самопознания человек может оценить правосудие божие..."

А? Каково? Помню, когда я читала эту книгу, эти строчки, и ещё те, что про обладание молодой, едва распустившейся душой, мне хотелось затрясти головой, бросить книгу и молить небеса, чтоб никогда, никогда в моей жизни не встретился мне такой человек, чтоб никогда не отдала бы я ему своё сердце... А теперь вот вижу этого человека в самой себе. Печорин был прав, прав во всем. И вот странно: теперь, найдя в себе то, что так ужасало меня совсем недавно, я не испытываю ни отвращения, ни страха. Что ж, я лелеяла своё "страдание", как обиженный ребенок, которому не дали конфету, заходилась собственным горем и, наверное, наслаждалась этими минутами в ВКС, когда перед тем, как уснуть, отворачивалась к стенке и плакала вдоволь, упиваясь собственным несчастьем. Это несчастье было всего-навсего уязвленной гордостью, обманутым самолюбием... Но я ни укоряю себя, ни одобряю. Наверное, моя совесть затихает потихоньку и скоро угаснет совсем... Вот только не благородства, самообладания, достоинства и цинизма Печорина мне не видать вовек. Просто внутри меня будет сидеть эдакая равнодушная ко всем, кроме себя, сущность.