Прошедшей ночью в том доме над самой рекою
Я пел до рассвета, так было стихов твоих много.
Слова разлетались под красной резною решёткой,
И падали рифмы пред быстро-бегущей рекою.
И чисты и чётки, в гармонию звуки сливались.
Возвышенно-тонки, вошли в совершенное мысли.
Ты взял в свои песни сияние белого снега,
Для них захватил ты лазурного облака прелесть.
В них каждый отрезок - литая из золота строчка,
Узоры двойные - нефритом скреплённые пары.
Ветров сразу восемь возникло в холодной пустыне,
В пять радужных красок зажжённый пожар полыхает.
Петлей ледяною, свиваясь, звук стынет за звуком,
Жемчужною низью круглятся за знаками знаки.
В поэмах созвучья сплетаются вышивки тоньше,
Их кости и мышцы нежнее и мягче, чем хлопок.
Бурлят и клокочут, вздымаясь кипящей волною,
Поют, разливаясь, сильней, чем свирели и струны.
Медовый источник забил, из земли вырываясь,
Напев величавый нисходит с высокого неба.
И духи и бесы, внимая, как будто рыдают,
И рыбы-драконы, услыша, застыли в молитве.
В кругу своём звёзды смятенно сбиваются в толпы,
Луна, опускаясь, на время осталась послушать.
Растрогались гуси - они тишины не нарушат.
Грустят обезьяны - и те погрузились в молчанье.
И льются ручьями у ссыльного странника слёзы,
Свой путь прерывает торговца проезжего лодка...
О песнях украдкой певицы тебя умоляют.
Мы внемлем неслышно тоскующих жён перепевам.
Косыми рядами стих пишут на стенах белёных,
Короткие строфы на красной бумаге выводят.
Вкус мяса забудешь в часы наслажденья стихами.
Болезни проходят, как только за песни возьмёшься.
Чжан Цзи их узнает - и падает ниц от восторга,
Ли Шэнь их услышит - и всё забывает от счастья.
Путь-дао извилист, но гений на нём лишь воспрянет,
В свободе от службы поэзия станет призваньем.
Велением неба твой голос величия полон,
По правилам жизни влачишь свои дни в неудачах.
Я вижу, как слабы стихи, что написаны мною,
Я знаю всю силу души и талантов другого.
В старанье, в работе хоть мы и добились того же,
Но тонкость и грубость всё с разных сторон повисают.
Мы, каждый, имеем по тысяче созданных песен,
Заброшены оба на берег далёкого моря.
И головы наши от песен всё больше белеют,
И взглядом любовным мы оба сквозь даль проникаем.
Нам письма к поэтам мешают трапезовать утром,
И в поисках слова мы глаз по ночам не смыкаем.
На старости платим долгов поэтических бремя,
Навечно связали мы судьбы свои с письменами.
Мы часто вздыхаем о Чэне - мыслителе мудром,
Всегда мы тоскуем о Ли - небожителе павшем.
Их громкая слава лишила успехов житейских,
И горечь раздумий небесный им век сохранила.
Им не было счастья в их пору найти пониманье.
Что им после смерти любовь или жалость потомков!
Скорбим друг о друге сегодгя и мы точно так же:
В Пэньпу я в изгнанье, ты в ссылке своей в Тунчуани.