I.
Книга «Дорога перемен» американского писателя Ричарда Йейтса впервые была опубликована 1961 году. В ней рассказывается о молодой, примерно 30-летней семейной паре Фрэнке и Эйприл Уилерах.
Уилеры живут в пригороде Нью-Йорка – посёлке Революционный Холм штата Коннектикут. Фрэнк работает рядовым служащим в огромной корпорации «Нокс», производящей электронную технику. Унылая работа в отделе «Стимулирования сбыта» заключается в перекладывании бумажек из папки в папку. Однако за эту работу он получает денег столько, что может выплачивать ипотеку за дом, содержать неработающую жену и двоих детей.
Уилеры дружат с соседями. Часто бывают у них в гостях или принимают у себя. Особенно они близки со своими ровесниками Шепом и Милли Кэмпбеллами. Уилеры активно участвуют в общественной жизни. Эйприл, будучи профессиональной актрисой, даже играет в любительском театре «Лауреаты». Их жизнь идеальна по американским меркам и недосягаема по меркам жителей многих других стран. И, тем не менее, «Дорога перемен» – это тяжёлая депрессивная драма. Что не так с красивой, успешной семьёй, живущей в сказке? В чём причина их трагедии? Сегодня мы с вами разберёмся в этом.
Но сначала займёмся моим любимым делом: полистаем книгу и поищем в ней странности. Ибо, при всей своей идеальности (с точки зрения литературы; и к этому я ещё вернусь), она полна загадок, неувязок и даже (не побоюсь этого слова!) абсурдности.
И первая странность – название. Много я повидал в интернете критиков указанной книги, её голливудской экранизации и театральных инсценировок. Все, безусловно, люди невероятного ума, но никто не задался вопросом: а почему у книги такое странное название «Дорога перемен», или как написано в оригинале «Revolutionary Road»? В книге ведь нет никаких перемен, нет ничего революционного.

Эйприл и Фрэнк Уилеры в исполнении Анастасии Паниной и Владимира Жеребцова. Супруги на сцене и в жизни. Спектакль "Дорога перемен" в "Театре им. Пушкина".

А нет, есть! Вру! Но сначала я расскажу ещё немного о сюжете. Основное действие происходит в Нью-Йоркской агломерации (центр – пригород) в период с апреля (оцените символизм апрель – Эйприл) по сентябрь 1955 года. В эпилоге действие поверхностно, галопом продлевается до мая 1956. Ну, и в середине, чтобы дать описание героям, автор периодически углубляется в прошлое.
Так вот, единственное, что в книге есть революционного – это спонтанное и абсурдное решение Эйприл уехать в Париж. Вот как об этом пишет Ричард Йейтс: «Идея, выношенная за целый день в грусти и любви, представляла собой досконально разработанный план, по которому осенью они «навсегда» уедут в Европу». И без того безвольный Фрэнк, отягощённый к тому же чувством вины (вступил накануне в тайную порочную связь с другою женщиною) обречённо эту эфемерную идею принял. С мыслью о переезде чета Уилеров жила несколько недель. С удовольствием, смакуя своё превосходство над плебеями, рассказали о ней друзьям и знакомым. Фрэнк не преминул возможностью унизить так же этой мечтой коллег по работе. Но… переезду не суждено было сбыться. Уже в августе о нём пришлось забыть: Фрэнка внезапно повысили на работе, а Эйприл внезапно забеременела. Учитывая, что в Париже у них не было ни жилья, ни каких либо внятных источников дохода, а кроме ожидаемого ребёнка имелось уже двое ранее рождённых, благоразумнее было оставаться дома. То есть, по сути, название романа не просто иронично, оно издевательски цинично. Роман о переменах, которых нет. Вместо них имеем трагедию, которую революционной назвать нельзя, ибо она вполне заурядная. С таким же успехом Достоевский мог озаглавить свой роман «Преступление и наказание» как «Милосердие», или роман «Идиот» как «Циник».
И тут я заметил ещё одну странность. Причём, непосредственно в идее Эйприл, «выношенной за целый день в грусти и любви» я ничего странного не вижу. Потому что сам подобным образом вынашиваю идеи схожего размаха (иногда даже осуществляю их). Мне показалось странным, что на туповатый вопрос Фрэнка: а где я в Париже буду работать? Эйприл ответила, что работать будет она, ибо она прочитала статью в журнале, из которой поняла, что секретаршам в официальных учреждениях Европы много платят (немножко забыв о том, что она даже не знает французского языка). А Фрэнк по её плану будет искать себя: «Ты станешь читать, копаться в материалах, совершать долгие прогулки и размышлять». Так… с этого места поподробнее. Фрэнк станет размышлять? Пустоголовый Фрэнк, работающий спичрайтером, или маркетологом, или кем он там работает в своём сонном офисе-аквариуме? Вот эта странность меня зацепила именно как элемент конструкции романа. Как будто в боку красивого многоэтажного кирпичного дома вставлен кусок серой облупленной бетонной панели. Но, тут надо знать биографию писателя и вообще историю создания романа.
Дело в том, что «Дорога перемен» – роман автобиографичный. Прототипом Фрэнка является сам Ричард Йейтс. Их судьбы схожи за исключением того, что Фрэнк работает клерком, а Ричард Йейтс был журналистом. Любой истинный журналист (знаю это по себе) мечтает написать роман. Мысленно сделайте Фрэнка журналистом, и всё станет на свои места. И логика Эйприл уже не будет казаться такой странной. Почему Йейтс изначально и в ущерб гармонии романа не оставил Фрэнка журналистом и писателем? Потому что романов о журналистах и писателях в середине XX века было уже предостаточно.
И ещё одна нестыковка, связанная с планируемым переездом Уилеров в Париж. Они, живя в составе крупнейшей мировой метрополии, почему-то считают себя провинциалами. Вот обрывки фраз Эйприл, жалующейся на своё нью-йоркское «захолустье»: «провинция загоняет реальность в угол», «как мы вообще оказались в этом странном сонном мирке» и т.д. При том, что от их дома до Центрального железнодорожного вокзала Нью-Йорка полтора часа езды на пригородном поезде. Поезд ходит три раза в час. Фрэнк работает в 15-этажном офисе на Манхэттене. Население Нью-Йорка в 1955 году было около 7 800 000 человек. В Париже, который по их представлению являлся столицей мира, в том же году проживало 6 796 000 человек. Не кажется ли вам, что Уилеры не умели собирать и анализировать справочную информацию, иначе у них были бы немного иные представления о том, что значит провинция и где она находится?

Книга "Дорога перемен" Ричарда Йейтса, 1961 год, допечатка первого издания.

II.
21 мая 2019 года в «Театре имени Пушкина» состоялась премьера спектакля «Дорога перемен» по книге Ричарда Йейтса. Роль супругов Уилеров исполняют Анастасия Панина и Владимир Жеребцов. В реальной жизни они тоже супруги. Зная этот факт, смотреть на их игру вдвойне интереснее. Буквально на днях я побывал на этом спектакле. И у меня появилась возможность сравнить его с книгой и разобраться, удалась ли режиссёру и актёрам постановка по столь сложному психологическому материалу, сопоставимому с произведениями Антона Чехова и Теннесси Уильямса?
Забегая вперёд скажу: да, удалась. Режиссёр Владимир Бельдиян избежал главной ошибки, которую совершают многие режиссёры, ставя на сцене классические романы. Ошибка эта заключается в том, что спектакль показывается как краткий пересказ в виде отдельных сценок, носящих клиповый характер и понятных только тем зрителям, которые ранее читали книгу. Но должна быть единая сюжетная связь и обязательно должна быть игра, какой-то волшебный мир. И в «Театре имени Пушкина» мы видим этот мир.
Особенно хочется отметить превосходную для маленького камерного зала сценографию. Спектакль идёт в двух пространствах. Основное действие разворачивается на передней открытой части сцены, а какие-то фрагменты действия идут в глубине сцены за стеклом. На самой дальней стене есть ещё и огромная пурпурная надпись «Revolutionary Road». И поначалу это запылённое стекло воспринимается как витрина пустого бутика в торговом центре. Но затем к нему привыкаешь и начинаешь получать удовольствия от мелькания за ним персонажей, которые кажутся почти фантомными.
Декораций в спектакле немного и в основном они мобильные и малогабаритные: стулья, столики. Сами актёры их непринуждённо выносят и заносят периодически. Есть окно в стене, залитое солнечным светом.
Одним из элементов сценографии служили многочисленные, прицепившиеся лапками к потолку, словно летучие мыши, лампочки в ретро-патронах. Чтобы акцентировать на них внимание, актёры периодически вкручивали новые лампы, и вся колония вспыхивала, словно летучие мыши пробуждались от сна и открывали глаза.
Анастасия Панина около пяти или шести раз за спектакль меняла платье. И в одной из сцен она была в юбке, которая на первый взгляд ничем не была примечательна, пока актриса не зашла в неосвещённую часть сцены. Тогда оказалось, что юбка светится. Внутри юбки были огоньки. Господи, итак все взоры только туда, а там ещё и светится что-то. Это было очень мило.
Неплохой находкой были Эйфелевы башни в количестве четырёх штук. И если Чехов говорил, что висящее на сцене ружьё обязательно выстрелит, то вот вам другой афоризм: если на сцене стоят четыре маленькие Эйфелевы башни, то быть им рано или поздно ножками от стола. Так и случилось. В прощальной сцене (в которой Фрэнк ещё не знает что она прощальная), эти башни стали-таки ножками от стола. Актёры накрыли стол и сели за него. И он был настолько хрупким, что казалось вот-вот перевернётся и это придавало и без того напряжённой сцене дополнительное напряжение.
Интересно обыгран момент общения Фрэнка с секретаршей Морин Грубе в рабочем пространстве офиса. Морин, соблазняя Фрэнка очертаниями своих бёдер, туго обтянутых юбкой, полезла на стремянке за какими-то документами на стеллаж, оказавшись почти под потолком. И тут произошло неожиданное – Фрэнк убрал стремянку, но Морин не упала, а зацепившись руками за конструкцию потолка, осталась болтаться под ним словно сгусток канцелярских чернил. И провисела там дольно долго, пока не стекла в объятия Фрэнка.
Метафорично обыграна работа в офисе. Фрэнк с коллегами, сидя на стульях, друг против друга, перекидывают картонные папки, набитые письмами, сопровождая процесс репликами: «Просмотрено!», «В архив!», «Исполнить!». И вот эта сцена снова наводит на мысль, что Фрэнк не был клерком. Фрэнк работал в редакции газеты в отделе писем. И, как человек знающий, подтвержу, что это действительно тупая синекурская должность, не требующая никаких усилий, но которая при этом хорошо оплачивается.
Один из самых запоминающихся моментов в спектакле, он же единственный комичный, – это визит к Уилерам престарелой четы Гивингсов с их душевно больным великовозрастным сыном, которому, якобы понадобилась срочная социализация и Уилеры подошли для этой цели как никто лучше (не сказать, правда, что последние были этому рады).
Сумасшедший Джон Гивингс перенесён из книги на сцену с абсолютной точностью, даже странную оранжевую бейсболку не забыли. Но, если в книге Джон просто приятный человек, то на сцене он получился ещё невероятно комичным. Он на время снимает депрессивное напряжение в разворачивающихся перед нами событиях. Велосипед, на котором Джон ездил по сцене, и которого нет в книге, придал ему дополнительной инфантильности. Давайте поаплодируем Алексею Воропанову за игру, или цветы ему мысленно преподнесём.

Владимир Жеребцов в роли Фрэнка Уилера (слева) и Алексей Воропанов в роли Джона Гивингса (справа). Спектакль "Дорога перемен" в "Театре им. Пушкина".

Джон, как это ни парадоксально, является самым здравомыслящим человеком среди всех, кто предстаёт перед нами. Только он искренне и прямодушно обрадовался парижскому прожекту Эйприл. Остальные знакомые хоть и поддержали какими-то общими фразами, но сделали это весьма лицемерно. За спиной они одновременно и осуждали, и завидовали. Наиболее ярко это показано на примере Кэмпбеллов. Во время беседы они продемонстрировали показное уважение к выбору друзей, но после их ухода Милли, затюканная бытом и заботой о четырёх отпрысках, задыхалась от слёз зависти когда мыла посуду и давилась ими позже – когда легла в постель. Шеп завидовал менее эмоционально, но более предметно, он просто представил себя в Париже с… (о, нет, не со своей женой Милли, а с Эйприл, конечно, в которую он быт тайно влюблён со скуки). Завидовал Фрэнку и коллега по работе Джек Ордуэй. Изначально он одобрил его отъезд в Европу: «Рви когти! Пошли всех в чёрту! Молодчина Фрэнклин!», но уже в баре Джек, усугубив алкоголем, ёрничал над этой идеей: «И когда, говоришь, начнётся сей выдающийся эксперимент?». Делал он это из зависти.
А вот как отнеслась к отъезду Уилеров мисс Гивингс: «А ведь всегда казались такой приличной парой…» Кстати, о мисс Гивингс. Хочется отметить Ирину Пулину, её сыгравшую. Каждое движение на сцене и каждая фраза были изумительны своей скрытой ненавязчивой комичностью: «Ой, смотрите – радуга! А нет… показалось…» Именно такой я представлял эту туповатую риэлторшу, которая, когда в доме Уилеров произошла трагедия, больше всего жалела о (впрочем, давайте дадим ей слово): «Знаешь, что я нашла в погребе? Большую коробку с погибшей рассадой очитка. Прошлой весной я целый день потратила – выбирала лучшие корешки, присаживала их в нужную почву… Вот о чём я говорю. Ты хлопочешь, подносишь великолепное живое растение и не ожидаешь, что…» Это финальные строки романа. Сильно, не правда ли?..
Ну и главной звездой в этом спектакле является, конечно же, Анастасия Панина. Во-первых, она сама по себе уже такая женщина, от которой нормальный и немножечко примитивный в своих природных инстинктах мужчина, как автор этих строк, глаз оторвать не сможет. Во-вторых, играла блестяще. Правда, в первом акте были сцены ссоры Уилеров (впрочем, я мог бы не уточнять, ибо из одних их ссор спектакль и состоит), где Анастасии немного не хватало эмоций. Иногда она ругала своего мужа, словно она вожатый, а он шкодливый скаут, пойманный врасплох во время курения ворованной сигареты в туалете. Как будто бы назидательно грозила пальчиком. Это не было похоже на невростеничку Эйприл. Но… после антракта не знаю, что произошло, может, они реально с мужем за это время успели поссориться, Анастасия пошла в разнос! Была в сотню раз лучше, ярче, истеричнее своего книжного прототипа. Некоторые сцены с ней завораживали. «Если притронешься ко мне – закричу! А-а-а-а-а-а-!!!». Были моменты, и я специально за этим наблюдал, когда весь зрительный зал не дышал. Даже извечные кашляющие (которые, в унисон спектаклю, словно подчёркивали своим присутствием безысходность нашей обыденной жизни) сдавливали в груди свои навязчивые респираторные спазмы.
И музыка-музыка-музыка (это одно из главных в спектакле) была бесподобна. Я предчувствовал, что будет много джазовых композиций, за это и люблю постановки по американской классике XX века. Но, особенно приятно, что начался и закончился спектакль песней Эдит Пиаф «Mon Dieu».

Анастасия Панина в роли Эйприл Уилер и Владимир Жеребцов в роли Фрэнка Уилера. Спектакль "Дорога перемен" в "Театре им. Пушкина".

III.
И всё таки, почему же Эйприл Уилер так несчастна?.. «От скуки», говорят всепонимающие критики книги и спектакля. Ну, вы знаете, мне бы такую скуку: загородный дом, машина, семья, дети, куча бабла и Нью-Йорк в полутора часах езды. «Безысходная пустота», да? Именно так Фрэнк охарактеризовал их жизнь, а Джон, наш милый сумасшедший Джон, ненадолго выпущенный из психушки, его поддержал. Но, откуда тогда она взялась – эта самая безысходная пустота.
И я скажу вам так: не надо ничего домысливать за героев и автора. Ответ на все вопросы есть в книге. Цитирую Эйприл в финале истории, когда она максимально честна с собой (это она размышляет о Фрэнке и знакомстве с ним): «Всё бы ничего, если б позабавится с ним месяц-другой, но растягивать эту игру на годы!». Далее идёт немного потока сознания и вот снова жемчуг: «Каждый сказал то, что больше всего хотел услышать другой: «Я тебя люблю», «Ты самый интересный человек из всех, кого я знала. Это правда. Честно». Эйприл никогда не любила Фрэнка. Она просто жила так, как жили все вокруг – дом в ипотеку, машина в кредит, муж, семейные хлопоты, визиты к знакомым на выходные. Но, с другой стороны, ведь не одна Эйприл, – все так живут. В этой книге нет любящих пар. Все «растянули игру на годы». Почему же только Эйприл не хочет мириться с «безнадёжной пустотой», почему именно с ней произошла трагедия? Тут надо вспомнить её детство. Родителей Эйприл автор романа охарактеризовал как Повеса и Ветреница, и сказал о них лаконично «богатые, беспечные и жестокие». Прямо из роддома мать отвезла Эйприл к тёте Мэри, а затем в жизни Эйприл эти тётки менялись как стёклышки в калейдоскопе. Повеса в итоге застрелился, а Ветреница умерла в лечебнице для алкоголиков. Я могу, ошибаться, ибо я не психиатр, но, скорее всего у Эйприл было психическое расстройство, определяемое с 1980 года как СДВГ - синдром дефицита внимания и гиперактивности, которое как раз формируется благодаря генетике и детству, которое было у Эйприл. Я не буду вдаваться в подробную клиническую картину, но это заболевание как раз характеризуется повышенной импульсивностью, гиперактивностью, рассеянностью внимания и т.д. Все симптомы этого нейроонтогенетического расстройства есть у Эйприл. Заболевание усилила нежелательная беременность. Не зря же Фрэнк начал искать для Эйприл врача. Он считал, что если уж ему психиатры возрадуются, то каким пиршеством для них станет Эйприл.
Теперь давайте немного поговорим о художественной стороне книги. А к Эйприл вернёмся чуть позже. Мне всегда интересны в описаниях автора такие вещи как: тени, отражения, блики, запахи, описание природы, городских улиц. Отмечу, что пейзажных зарисовок в романе очень мало, как и добротных картин мегаполиса. Ни Нью-Йорка, ни Коннектикута я не увидел. Теней и бликов интересных тоже нет. Зато хорошо написаны люди, их поступки, слова. Изумительно переданы запахи людей, особенно женщин. Я обожаю это в литературе, ибо это одна из самых сложных, табуированных и немного жеманных тем. В лучшем случае о запахах пишут как Леон Вишневский в «Одиночестве в сети», где главный герой украдкой нюхает лифчик любимой женщины и балдеет, как от него пахнет духами. Духами, читатель мой! Однажды главный герой Вишневского передвигается по улице, и внезапно голова его закружилась от запаха женщины, прошедшей рядом, ибо это был запах духов «Шанель №5». Какая пошлость! Запомните одну вещь – запах духов – это всего лишь запах духов, он никакого отношения к запаху женщины не имеет. Хорошо удаются запахи людей у Рю Мураками в романе «Все оттенки голубого». Но и у Ричарда Йейтса прекрасно прописаны запахи женщин. Например, запах Милли кисловатый, а запах Эйприл в противовес ему свежий лимонный. Я, правда, не совсем понимаю, что значит лимонный; и мне кажется, лимон тоже немного кисловат на вкус и запах (не так ли?). Предвидя вопрос: а зачем читателю такие пикантные физиологические подробности, отвечу: во-первых, потому что мы все немного животные и запах других животных для нас важен, чтобы определить наш это объект или нет; во-вторых, запахи дают дополнительное представление о персонаже. Например, из описания запахов мы делаем вывод, что Милли неряшлива, а Эйприл чистоплотна и сексуальна.
Самый драматический момент в книге, это, естественно, финал. И больше всего на меня эмоционально повлияло описание последней совместной ночи Уилеров (если такую ночь вообще можно назвать совместной). Фрэнк после бурной ссоры лёг на кровать, не раздеваясь, и всю ночь «пропотел в ярких кошмарах» (как мне знакомо это состояние, хоть оно у меня и было-то всего два или три раза в жизни!). Сквозь сон ему казалось, что Эйприл ходит по дому. «Под утро он даже увидел её на краю постели. Или померещилось?
– Малыш, – прошептали его спёкшиеся губы. – Маленькая, не уходи… – он взял её руку, – …прошу, останься…
– Ш-ш-ш… всё хорошо, Фрэнк, спи».
И в следующей главе эта же сцена её глазами. Я люблю такие приёмы в книгах, они так редко встречаются. Одна и та же сцена как будто бы снята с разных ракурсов разными камерами. И я не об эмоциях сейчас говорю, о художественной технике исполнения. Хотя, и об эмоциях тоже. Я рыдал только над этим моментом в книге. Но зато в голос! И от драматизма рыдал, и от того, как мастерски это написано.
Теперь я снова вернусь в «Театр им. Пушкина». Обычно перед спектаклем, поставленным по книге, я читаю её. Но я чуть-чуть не дошёл до финала, просто не успел дочитать в электричке. Поэтому, хорошо зная сюжет, хорошо понимая спектакль, я не представлял, каким будет финал. И как многие мужчины, мало знакомые с той частью женской физиологии, что связанна с беременностью, я просто не догадался сразу, что Эйприл делает в тазу с водой. Позже в интернете я посмотрел и понял, что это была подготовка к аборту с помощью вакуумной аспирации в домашних условиях. Дальнейшие действия Эйприл мне показались ещё более странными, даже подумалось, что она, стоя на середине сцены, исполняет какой-то танец. Но, когда меня осенила вдруг ужасная догадка, у меня электрическая молния пробежала по позвоночнику…
Это, безусловно, один из самых необычных и самых драматичных финалов из всех, которые я видел на театральной сцене (в книге, кстати, на этом моменте не делается столь подробного акцента).
В заключение хочу сказать, что ошеломлён и романом (о котором доселе не знал), и спектаклем, и потрясающей эмоциональной работой Анастасии Паниной и других актёров «Театра имени Пушкина».
Обязательно вернусь и к роману, и к спектаклю, чтобы переосмыслить и ещё раз взвинтить себя этой пронзительной драмой.

P.S. Работая над данной статьёй, я намерено не смотрел фильм «Дорога перемен» 2008 года, снятый Сэмом Мендесом. Мне хотелось написать свои впечатления только о книге и отдельно взятой театральной постановке, без каких-либо примесей. Что я и сделал.
P.P.S. Фото (за исключением обложки первого издания книги) взяты с официального сайта "Театра имени Пушкина".