Этих «дядь Вань» было на самом деле несколько: дядя Ваня Жуков – матрос, дважды тонувший со своими минными тральщиками; дядя Ваня Бобко, под Кёнигсбергом получивший в рукопашной кинжалом в лицо, за что прозвали его Криворотым; дядя Ваня Колодин, не уберёгший истребитель в 44-м и попавший за это под трибунал. После праздников мужики не всегда могли остановиться, безуспешно пытаясь залить саднившую память, вспоминали и пили, пили и вспоминали. Спорили жёстко – каждый видел своё – и обвиняли друг друга во лжи: «Да быть не может!» При этом не дрались никогда, враг у них был общий, а друг друга берегли. А иной раз поулыбаются, даже споют. Но помню, как затрясло одного вдруг: он впал в исступление и чуть не рычал от чего-то, рвавшего душу изнутри.

Ярко помнится, как праздновали 9 Мая в конце 60-х – начале 70-х.

Собрались фронтовики

На гармошку,
Что терзал и валял
Дядя Ваня.
И вдовицу одну,
Тётку Фроську,
Напоили допьяна,
Хулиганя.
Напоили и запели
Частушки
Про калек и войну –
Про судьбину.
Рвал тельняшку дядя Ваня,
Как душу,
И показывал всем
Свою спину.
Шрамы там…
…а Егор одноногий
Приглашал поплясать
Ефросинью.
…Мы, мальчишки,
запомнили много:
Силу горькую –
Слёзы на силе,
С первой водкой
По жилам попрятав
Те частушки, и слёзы,
И шрамы.
Мы запомнили
Стоимость пяди
Между Волгой и Доном,
Между песней и стоном,
Между сердцем
И храмом.

Для меня никогда не стоял вопрос, верит ли отец в Бога. Невидимый мир был для него где-то рядом. Выругается ли в сердцах, осудит кого, смущённо потом подведёт черту – перекрестится: «Хай Бог меня простит». Он видел больше, чем доступно взгляду или слуху. Когда поезд вёз его в госпиталь, чувства обострились до предела. Он чувствовал, как собирается повеситься парень из соседнего купе, превращённый осколками в обрубок. Как прячет хлеб танкист через полвагона от него, чтобы съесть ночью, и что ногу ему не спасут. Что безнадёжный, замотанный в бинты мужик, превратившийся в безмолвную куклу, не собирается помирать – упёрся намертво – и не только выживет, но всё у него будет как надо.

Это можно было бы списать на воображение, если бы не одна история. В одну из ночей снится ему старшина-осетин из их погибшей разведгруппы. Жив старшина или нет, отец не знал, и нужно добавить, что отношения у них с осетином не сложились. Отец считал, что старшина его обделяет самым насущным. Они жёстко спорили, едва удерживаясь от драки. Вдруг в поезде приходит тот старшина во сне, просит: «Ваня, моим напиши, что меня убило», – и называет адрес. Какой там напиши, отца ещё месяц кормили с ложечки, но адрес он запомнил крепко. Когда оклемался, начал думать, посоветовался с соседями по палате в госпитале: что делать, если адрес получил во сне? Те сказали, мол, напиши всё как есть куда велено, а там будь что будет. Отец так и сделал. Рассказал в письме, что убитым старшину не видел, но тот пришёл во сне, решайте сами – верить или нет. Через несколько месяцев в госпиталь пришёл ответ из Осетии от семьи старшины, благодарили, сказали, что уже получили похоронку, но когда читали его письмо, не верили своим глазам, плакали. Когда отец рассказал об этом в палате, медсёстры плакали тоже. Весточка с того света от старшины дорого стоила для тех, кто устал хоронить и получать похоронки.

Отрывок из рассказа «Отец». Автор - Григорий Спичакhttp://vera-eskom.ru/2015/07/otets/#more-6646