Я был бы крылатым, но ты мне подрезала крылья…
Я мог бы взлететь, и тебя бы забрал в небеса.
Но мне не вернуться. Ведь падшие позабыли
Пьянящее чувство свободы..и слёзы в глазах.

Зачем же он шёл – упорно, выверяя каждый шаг, казавшийся ему неверным?
Было безумно больно, но он шёл, оставляя на серой пыли дороги кровавые капли будто бы росы.
Босые ступни неровно касались обжигающей земли, прогретой беспощадной солнцем. Он падал, и в бессилии бил кулаком о невинную плоть земли, взметая в воздух удушливую пыль. Глотая её, он плотно стискивал зубы, ставшие алыми от крови, каплющей с прокусанных губ. О да – он безмолвно кричал, он звал, но из горла не доносилось не единого звука. Он мог только рычать – как зверь, вырвавшийся из клетки, и мечущийся в поисках дороги домой, хрипеть, задыхаясь от душащего, как и прежде, кашля.
Он не помнил, сколько уже он шёл и куда он шёл. Он знал только, к кому. И каждый раз, когда он видел её лицо, он замирал, застыв каменным изваянием, тяжело оперевшись на посох, чтобы долго и пронзительно смотреть на солнце, обжигая глаза до кровавых слёз.
Он боялся. Так, как не страшился ничего в своей жизни. Ни поражения, ни смерти, ни предательства – он не боялся никогда. Его сила была спасением от любой боли, но не от боли осознания своей ненужности.
-А что если я прав? - Бормотал он как сумасшедший, резко останавливаясь и начиная как в лихорадке искать то, что сдавливало ему горло. Он рвал воротник своего и без того изодранного балахона, царапал ногтями кожу, оставляя болезненные бороздки, тотчас наливающиеся алым цветом.
-Я ведь не нужен ей, - шептал он, а безумные глаза блуждали, будто бы ища кого-то там, вдали горизонта, где небо сливается с зелёной равниной. –Она бы осталась, будь я нужен ей…не покинула бы… - Он смолкал и взгляд его становился пустым. Он шёл дальше, шёл, потому что назад ему дороги уже не было, и эта проклятая гордость, граничащая с упрямством, стояла за его спиной и не давала ему сделать ни шага назад.
Он ждал заката – тогда он мог позволить себе упасть в объятия забвения. Он лежал в высокой траве, успокоенный мягкими прикосновениями ветра. Он видел грёзы…

Она была божественно прекрасна. Вороной конь без узды и седла был так свободно-грациоезен под ней, словно слушая её мысли и повинуясь еле заметным движениям седока. Чёрноволосая девушка с белой мраморной кожей, так легко и уверенно правящая лошадью, была одета в воздушное белое платье, а в её роскошных волосах будто бы ветер запутал крупные белые жемчужины.
Она скакала по полю, и высокая трава лизала её босые ноги нежно, но колко, точно тонкие иглы лёгким прикосновением касались идеальной её кожи.
Рейстлин помнил, когда это было. Но тогда она не была так прекрасна – платье её давно стало серым и грязным, покрытым абсурдной паутиной швов из разноцветных ниток. Волосы её были спутаны и уже не блестели. Она была уставшей и измученной, одинокой и никому не нужной. Она знала это - и она хотела спастись. Она бежала.
«Я помню её такой. Смертельно прекрасной и недоступной. Холодной и словно бы бесчувственной. Она низверглась в эту грязь, нищенство, унижение и позор. Она променяла белое чистое платье на грязное оборванное тряпьё. Она была вынуждена терпеть презрение, которое раньше сама выказывала…О, как ты пала, моя глупая жрица!…О, как высоко ты поднялась в небеса этим падением…»
Она обернулась и посмотрела на него долгим, пронзающим взглядом. Таким тёплым, манящим и спокойным, что чёрный маг судорожно вздохнул, почувствовав, как в груди разливается горячая кровь, стремительно пульсирующая в венах.

Он очнулся, когда ласковый первый лучик солнца коснулся его щеки. Ему пригрезилось, что это…Её рука. Вздрогнув всем телом, он сел, обняв колени, и глубоко вздохнул, пытаясь осознать, кто он и зачем существует. Мысли путались, он не мог вспомнить ничего, кроме своего сна.
-А существует ли вообще она? – Прохрипел чародей, поднимаясь на ноги с помощью посоха. Он шатался и едва ли стоял на ногах. Сил не было, он был точно слепой щенок.
Рейстлин стиснул зубы и прорычал лишь одно: заклинание телепортации.
А потом он провалился в беспамятство.

Тёплая, такая теплая рука опять коснулась щеки. Он слышал голос, испуганный, истерично-тонкий и сломанный голос, звавший кого-то. Но он не мог понять ни слова.
Тишина угнетала и манила к себе покоем, но Рейстлин, до боли жмуря глаза, наконец, открыл их.
-Здравствуй, моё видение… - Прошептал он, касаясь дрожащими пальцами белой мраморной щеки, по которой хрупкой льдинкой скользила слеза.
И Жрица улыбнулась ему.