Наконец я не выдержал и лег на спину, широко открыв глаза.
Проклятый сон не шел, не знаю, в каких переулках он заблудился. Возможно, он так же взаимно спрашивал у тишины, где я, раз за разом выпивая рюмку какого-нибудь дешевого бренди.
Не знаю, где гулял мой сон, но со мной его не было. Зато не покидало дико жгучее желание курить.
Магазин на противоположной стороне моей улицы. Сияет начищенными витринами.

На улице - ужасающе трезвая четкость, тишина и безлюдье. Наверное, если бы я не знал, что мой город может быть и таким, то я наверняка автоматически несколько раз моргнул бы, подумав, а не уснул ли я все же. Но мой город так может. И он знает, что я тоже могу вот так: выйти ранней весной на улицу в потрепанных джинсах, домашних тапочках на босу ногу и укутавшись пледом по самый нос. Выйти за сигаретами, которых никогда не курил.

Художник сидел на самой середине моей неширокой улицы, прямо на асфальте, чуть повернув голову набок. На его коленях покоился планшет, на нем - белым призраком бумага, а слева лежала нетронутая кисть и краски. Я забыл про магазин сел рядом с художником, даже не боясь разрушить всю эту атмосферу, ведь она всегда в воздухе, а сейчас все было настолько прозрачно, что, казалось, воздуха нет, атмосфера - мы.
- У вас ноги замерзли, - заметил художник.
- Знаю.
Лист был пуст. Руки художника - чисты. Он просто сидел посреди улицы и смотрел туда, куда она утекает. Точно по центру между домами кто-то подвесил луну.
- Почему вы не рисуете?
- Не хочется. Посмотрите... Посмотрите на лунную дорожку и эти дома. Смысл этого мира в красоте, а мы просто никчемное наполнение, - художник чуть прищурился и еще сильнее наклонил голову.
- Если бы не мы, то всего этого не было, - возразил я.
- Нет. Красота перманентна, она существовала всегда и будет существовать вечно. Она как душа, вселяющаяся в только что родившееся тело. Понимаете?
Я кивнул:
- Понимаю, но не хочу верить.
- Почему?
- Просто мне противно быть неодушевленной физической материей, смысл существования которой дать жизнь красоте.
Художник выглядел так, словно я со всего маху дал ему пощечину, а мне ужасно захотелось спать.