К. Л. Борисов (Великобритания, Лондон) А. К. Шапошников (Россия, Москва) etymol@mail.ru Русско-санскритские этимологические этюды В статье сообщаются некоторые небезынтересные для русской этимологии результаты совместного лексикографического проекта К. Л. Борисова и А. К. Шапошникова [Русско-санскритский сравнительный словарь]. В процессе составления словаря, соавторы обнаружили много новых случаев санскритско-русских изоглосс, пропущенных или не получивших должного освещения компаративистами прошлого. Выявлены общие словообразовательные модели. Уточнены или пересмотрены этимологии некоторых русск. и санскр. слов. В некоторых случаях удалось реконструировать семантическую историю слов, наметить первичные значения и проследить эволюцию семантики. Эти этимологические этюды охватывают часть праславянского словника от S до Ž.
Идея создания электронного и печатного сравнительно-сопоставительного словаря русского и санскрита была изначально выдвинута лондонским санскритологом К. Л. Борисовым как профессиональное научное предложение на актуальный общественный спрос [Борисов 2015]. В ноябре 2015 г. был согласован договор о коллективной работе по подготовке к изданию полного «Русско-санскритского сравнительного словаря». Работа ведётся с помощью специально созданной компьютерной программы, объединяющей в себе электронную базу данных и удобный интерфейс с возможностью удалённого доступа через интернет для ввода данных. На данный момент основной корпус словаря превышает 1370 словарных статей разного рейтинга.

Уникальной особенностью системы является встроенный модуль автоматической компоновки и форматирования словарных статей с использованием системы вёрстки XeTeX, которая позволяет не только отображать всевозможные шрифты (гражданский кириллический, деванагари, ижица, греческий и т. п.), сложную 33 К. Л. Борисов, А. К. Шапошников диакритику и унифицированную транслитерацию, но и создавать уже готовый к печати макет словаря в формате pdf. Шаблон словарной статьи настроен на доказательность лексических сопоставлений (соответствий), как известных в этимологической и компаративистской литературе последние двести лет, так и обнаруженных недавно, в т. ч. оригинальных авторских. Словарные статьи передают историко-диалектную вариативность русской и санскритской лексики, излагают данные исторической словообразовательной морфологии и этимологии, делают очевидным не просто внешнее сходство русских и санскритских слов, но и их гомогенность, единое происхождение. В процессе составления словаря, соавторы обнаружили много новых случаев санскритско-русских изоглосс, пропущенных или не получивших должного освещения компаративистами прошлого. Выявлены общие словообразовательные модели — древнее наследие того языкового состояния, когда раннепраславянский и индоиранский праязыки сосуществовали в рамках одного языкового ареала в ситуации языкового союза [Шапошников 2016]. В некоторых случаях удалось реконструировать семантическую историю слов, наметить первичные значения и проследить эволюцию семантики. Уточнены или пересмотрены этимологии некоторых русск. и санскр. слов. Следующие этимологические этюды охватывают часть праславянского словника от S до Ž. Русск. сѣно (праслав. *sěno) ~ др.-инд. śayana- или санскр. śyāna В русск. языке XI–XVII вв. изв. сущ. сѣно ‘трава вообще; сено, корм для скота’, прилаг. сѣньныи, сѣныи ‘сенной’; сѣно отм. в словарях с 1704 г., сѣнной сарай — с 1762 г., сенной — с 1771 г.; влр. сено дополняется блр. сена и млр. сíно тж. (констатируем корневой “ять”). Этимология не ясна [Etym. sl. stslav. 13: 805], но согласно бытующему мнению выводится из праслав. *sěno, закономерно возводимого к и.-е. *k̂oi-(ǝ)no- ‘трава’ (Pokorny 610). Следует при этом заметить, что главным источником реконструированного и.-е. этимона некогда послужила др.-греч. глосса κοινὰ, приведённая в словаре трудных и неясных слов Исихия (Гесихия) Александрийского (ок. V в. н. э.) и толкуемая им как χόρτος. Трудность заключается в том, что др.-греч. χόρτος имеет два значения 1) ‘закрытое пространство, скотный двор, пастбище’ и 2) ‘корм для скота, трава, сено’. При этом по мнению некоторых комментаторов словаря [Latte 1953], κοινὰ никоим образом не связано с травой, а является формой прилаг. κοινός ‘общий, совместный, общественный’, и толкование χόρτος следует понимать именно в первом значении ‘пастбище’. Таким образом, κοινὰ следует переводить как ‘общее (общинное) пастбище’ о чём недвусмысленно говорит также и помета Исихия δημοσία ‘общее, публичного пользования’ [Hesychius 1867: 892]. Эта неопределённость ставит под сомнение и.-е. архетип *k̂oi-ǝno- и является препятствием для однозначного отождествления его с праслав. *sěno, если только не связать его с корнем *k̂ei- /*k̂oi‘лежать’ [Pokorny 539–540] и допустить возможность семантического развития *k̂oi-ǝno- ‘то, на чем можно покоиться > трава > сено’ только в балтославянском [см. напр. Pakerys 2002, Шапошников 2010: II, 315]. Следует отметить, что были 34 Русско-санскритские этимологические этюды попытки иного объяснения *sěno как производного от праслав. глаг. sěkǫ (*sěno < *sěkno) (Мельничук 1968). Др.-инд. сущ. śayana-, śayanam ‘a bed, couch, sleeping-place; the act of lying down or sleeping, rest, repose, sleep’ производно от глаг. śī-, śéte, śayate, -ti ‘to lie, lie down, rest’ с широко употребительным адъективным суф. -na- (ср. причастие наст. времени śayāna м. ср., śayānā ж.) и возводится к и.-е. *k̂ei- / *k̂oi- ‘лежать’ [Pokorny 539– 540]. Др.-инд. материал косвенно поддерживает объяснение праслав. *sěno через и.-е. *k̂oi- ‘лежать’, но не даёт однозначного решения. Русск. сякать (праслав. *sękati) ~ вед. siñcayati, secayati В русск. словесности XI–XVII вв. изв. приставочные глаг. иссѧкати, пресѧкнȣти, посѧкнȣти, осѧкнȣти, иссѧкнȣти, высѧкнȣти [СлРЯ XI–XVII вв. Справ. Вып.]. В литературном языке закрепились глаг. сякнуть и иссякать, иссякнуть [Евгеньева IV, 328]. Русск. устар. ся́кнуть и обл. сяка́ть дополняются млр. сяка́ти ‘фыркать, сморкаться’. Вост.-слав. примеры дополняются лит. sèkti, senkù ‘опускаться’, лтш. sīkt, sīkstu, sīku ‘засыхать’. Восходит к праслав. *sękati, *sękajetь / *sęknǫti, *sęknetь, глаг. многократного (-ati) и однократного (-nǫti) вида от рефлекса и.-е. глаг. корня *sengw-: *senkw- ‘to sink; засыхать’, практически тождественного прагерм. глаг. *sinkwan, интенсивная огласовка *sakk-, сохранённому в англ. sink ‘опускаться, оседать; топить; рыть’ и швед. sacka ‘to sink’ [Pokorny 906; Watkins IER 75; Etym. sl. Stslav. 4: 246; 13: 813]. Вед. глаг. формы 3 л. ед. ч. siñcayati, secayati ‘выливать, спускать, выделять, проливать, пропитывать или лить во что-л. или на что-л.; брызгать мелкими каплями’ — каузативы глаг. sic-, siñcáti (вед. также sécate), продолжающие и.-е. глаг. корень *senkw- (с и без назальной инфиксации). Едва ли оправдана реконструкция и.-е. *sek- и попытка связать её с др.-инд. saścasi ‘иссякаешь’ (RV VIII, 51: Vāl. 3), как это сделано в словаре Дерксена [Derksen 450]. Значения др.-инд. sic-, siñc- и слав. *sęk- связаны именно с жидкостью и её истечением, что может говорить о том, что значение ‘высыхать’, традиционно реконструируемое для и.-е. глаг. корня *sengw-: *senkw-, на самом деле вторично: ‘вытекать, истощаться’ > ‘терять влагу’ > ‘высыхать’. К. Л. Борисов (вслед за В. Махеком) допускает возможность этимологической связи глаг. иссякать с сущ. сок, отмечая при этом трудности объяснения звуковых соответствий и переходов. Русск. диал. сочить (праслав. *sočiti, *sočitь) ~ вед. sácate В русск. словесности XI–XVII вв. изв. сочити, сочȣ ‘искать разыскивать’, ‘вести тяжбу’, сочьба ‘донос’, а также приставочные производные насочити, осочити, отсочити. В САР V, кол. 666 отм. глаг. сочу̀, сочи́шь, сочи́ть ‘ловлю’. Влр. диал. сочить ‘искать, отыскивать кого-, чего-л.’ (пск., твер., нижегор., горьк., краснодар., курган., тюмен., тобол., сиб., иркут.), ‘выслеживать, искать по следам (зверя)’ (брян., смол., курск., перм., тюмен., тобол., Даль), ‘ловить, хватать (вора, зверя)’ (СА 1822: простонар., Даль), ‘бить (рыбу)’ (сев.-двин., твер.), ‘говорить колкости кому-л., укорять, упрекать’ (Абхазия), ‘просить, канючить, выманивать что-л. 35 К. Л. Борисов, А. К. Шапошников обманом’ (Даль) [СРНГ 40: 93]. Влр сочи́ть дополняется блр. сачы́ць ‘следить, присматривать за кем-, чем-л.’ и млр. сочи́ти ‘подкарауливать’. Восходит к праслав. *sočiti, глаг. на -iti от сущ. *sokъ ‘преследование / преследователь, подглядывание / соглядатай, обвинение / обвинитель’, восходящего к и.-е. *sekw-, *sokw‘следовать, преследовать, видеть; показывать, направлять’ [Pokorny 896; Etym. sl. stslav. 9: 530–531; 14: 854]. Ср. этимологию русск. сокол. Вед. глаг. sac-, sácate, -ti ‘принадлежать, быть присоединенным или верным чему-л.’, ‘служить, следовать, искать, преследовать, отдавать предпочтение, помогать’ также продолжает и.-е. архетип *sekw-, *sokw-. Значения ‘принадлежать, быть соединённым или знакомым с чем-л.; иметь что-л., иметь отношение; наслаждаться и т. п.’ вероятно вызваны частичной контаминацией с глаг. sañj- (saj-), sajati ‘липнуть, прикреплять’ и вторичным семантическим развитием. Ср. семантическую эволюцию лит. sakýti, sakaũ и лтш. sacīt, saku ‘говорить, сказать’; лат. sequor, secuutus sum, sequī ‘идти вслед, следовать; провожать, следить; преследовать и т. д.’, sequester, secundus, secus, socius; возможно и прагерм. глаг. *sehwan, гот. saíƕan ‘to perceive, see; видеть’ [Watkins IER 74]. Русск. сор (праслав.*sorъ) ~ санскр. (apa)skara ‘нечистоты’ В русск. словесности XVI–XVII вв. изв. засоръ ‘мусор, отходы’; сущ. соръ отм. в словарях с 1704 г. В русск. диал. зафиксировано 7 гетерогенных омофонов сор и 3 омофона сора в разн. знач., включая и данный случай [СРНГ 40: 10–12]. Наиболее убедительна этимология из праслав. *sorъ < *sçår- < раннепраслав. *sk̂aras < и.-е. *sk-ōr, *sk-n-, основы активного и инактивного класса [Pokorny 947, 1031; Watkins IER 78], регулярного производного с перегласовкой корня и окончанием -ъ от глаг. *sьrati, *sьrǫ < *sç- ‘испражняться’ (ср. *vorъ — *vьrati), восходящего к и.-е. *[s]k̂- : *[s]k̂er- : [s]k̂or- : *[s]k̂ōr- ‘испражняться; excrement, dung’. Др.-инд. apaskara- (*apa- + *skara-) ‘нечистоты, отбросы’ (с незакономерным отражением sk) дополняется авест. sairya- < *sçarya- < *sk̂ari̯as ‘грязь’ и восходит к и.-е. *[s]k̂- : *[s]k̂er- : [s]k̂or- : *[s]k̂ōr- ‘испражняться’ [Pokorny 947, 1031; Watkins IER 78]. Близкородственные слова: хетт. šаkаr ‘грязь’; др.-греч. σκῶρ, σκατός ‘кал, нечистоты’; др.-исл. skarn ‘навоз, удобрение’. Русск. сосна (праслав. *sosna) ~ др.-инд. śiśnáВ русск. словесности XI–XVII вв. изв. сущ. сосъна и сосънь (1073 г.), прилаг. сосъновыи (с XII–XIII вв.) и сущ. сосъникъ ‘сосновый лес’ (с XIV–XV вв.); сущ. сосна отм. в словаре 1704 г., со́сна и сосна́ — в 1847 г., в словаре Даля, окончательно сосна́ — с 1940 г. [Ушаков IV, 399]; влр. диал. сосна, сосна дополняется блр. сосна и млр. сосна. Все предлагаемые до сих пор этимологии совершенно неубедительны [Грошева 2005: 250–275; Сердюкова 2008: 143–147; Etym. sl. stslav. 14: 857]. В случае др.-русск. сосъна (видимо, *сосьна) требует объяснения редуцированный -ъ- (паразитический звук?). Попытка выделить суф. -сна в этих словах наталкивается на трудности реконструкции (что есть корень со-?). Попытка усмотреть в праслав. *sosna основу с расширением -n- на базе и.-е. корня *k̂ak-: 36 Русско-санскритские этимологические этюды k̂āk-: k̂ank- ‘ветка’, ‘колышек’ наталкивается на немотивированную палатализацию второго -k- (ожидалось бы слово *sokna), ср. этимологию сущ. сук и соха. Неубедительно выведение этого дендронима из и.-е. прилаг. *k̂asnos ‘серый’, ставшего распространенным вост.-и.-е. наименованием зайца. Санскр. śiśná-, śiśnaḥ м. р. и śiśnam ср. р. membrum virile, а также параллельный вариант śiśan (ср. др.-рус. сосъна), считаются производными от глаг. śnath-, śnathati ‘пронзать, ударять, убивать’, имеющего формы с удвоением типа аористов śiśnáthat, aśiśnat, дезидератива śiśnathishati, сущ. śiśnátha ‘прокалывание, пронизывание’ (ср. якобы тюркскую этимологию сущ. шиш). Эволюция семантики типическая: ср. соотношение праслав. *xujь < *skaujis и *xvoja < *sku̯oiā, лит. skùja и лтш. skujas мн. ч. ‘хвоя’, др.-ирл. scé < *skuii̯at- ‘боярышник колючий’. В свете санскр. данных праслав. *sosna, наконец, получает типологически обоснованное и ясное словообразовательное толкование как основа с удвоением (so- < *çă- < *k̑ǝ-) от корня *sna- < *çnā- < *k̑nō- без дентального расширителя основы, гомогенного и.-е. глаг. основе *k̑ent-: *k̑n̥tʰ-: *k̑entʰ-: *k̑netʰ-: *k̑nōtʰ- ‘колоть’ [Pokorny 567]. При этом мотивация наименования сосны та же, что и у хвои — колючки. Однако нельзя полностью исключить и возможность праслав. адаптации цельнолексемного заимствования и фонетической адаптации из синдо-меотск. диал. Северного Причерноморья. Русск. соха (праслав. *soxa) ~ др.-инд. śākhā В русск. словесности XI–XVII вв. изв. соха ‘кол, подпорка, дубина, колодка, орудие пахоты’ (с XV в.), ‘мера площади, единица податного обложения в Русском государстве’ (XIII–XVII вв.) [Срезневский III, 470]. Прилаг. сохатый ‘вилообразный’ отм. в словарях с 1794 г. Русск. соха́ ‘примитивное земледельческое пахотное орудие’, обл. ‘толстая жердь, столб, подпора, подставка (обычно с развилкой на конце)’, диал. соха́ ‘жердь, бревно, столб как строительный материал’ (Р. Урал, каз.-некрас.), ‘навес на столбах для хранения снопов соломы, сена и т. п.’ (смол.), ‘столб у колодца, на который крепится журавль’ (ворон., сарат., орл., калуж., ряз., смол., иван., яросл., новг., чкал., новосиб.), ‘толстая жердь, палка, кол, обычно с развилкой на конце, служащая подпоркой, которую подставляют к чему-л. или к ней привязывают что-л.; подпорка, развилок, подпирающий ограду’ (астрах., дон., каз.-некрас., ворон., курск., тамб., орл., смол., Карелия, мурман.; олонецк. Куликовский; Шолохов), ‘одна из расставленных в ряд жердей, на которых развешивают что-л. для просушки’ (костром., новг., селигер., пск., олон., Р. Урал), ‘деревянный кол с раздвоенным концом или острым железным крюком с одной стороны и привязанным канатом с другой, служащий якорем, который бросали на берег с плывущего по течению плота или баржи для причаливания или удержания их на одном месте’ (смол., яросл., волог., волж.), ‘посох’ (Р. Урал), а также ‘мера земли’ (новг., Бурнашев) [СРНГ 40: 78–80] дополняются блр. саха́ ‘соха, примитивное рало’ и млр. соха́ ‘подпорка’. Восходит к праслав. *soxa ‘сук с развилиной’, ‘кол’, будто бы продолжающему и.-е. *k̑akʰā ‘суковата палка’, сущ. ж. р. на -ā от и.-е. корня k̑akʰ-, k̑ākʰ-, k̑ankʰ- ‘ветка’, ‘колышек’ [Etym. sl. stslav. 11: 686–687; 14: 855]. 37 К. Л. Борисов, А. К. Шапошников При таком этимологизировании получаем уникальный пример рефлекса и.-е. kʰ в виде праслав. х. Альтернативная этимология праслав. *soxa из вост.-и.-е. *k̑aksā, варианта *kok̑sā ‘body part, hip, thigh’, лат. coxa [Pokorny 611], приводит к регулярным фонетическим изменениям и умаляет достоверность вышеупомянутой этимологии. Изначальным мотивом номинации объекта, в последнем случае является суковатость палки, жерди, ствола с суком. Др.-инд. śākhā-, śākhā и н.-перс. šāχ ‘ветвь, сук’ также возводят к и.-е. *k̑akʰā ‘суковатая палка’, сущ. ж. р. на -ā от и.-е. корня *k̑akʰ-, *k̑ākʰ-, *k̑ankʰ- ‘ветка; колышек’. Следует особо отметить совпадение в ж. роде. Ср. этимологию русск. сущ. сук, сохатый, лит. šakà, šakẽlė, šakótas ‘разветвлённый’, лтш. saka ‘ветвь, сук, развилина, разветвление дерева’; арм. c̣аẋ ‘ветка, рогатка’, гот. hōha ‘плуг’. Русск. спорый (праслав. *sporъ) ~ др.-инд. sphirá Изв. др.-русск. и цслав. споръ ‘обильный’; влр. диал. спо́рый, спор, спора́, спо́ро, диал. спор ‘хороший урожай, изобилие, способность давать хороший урожай’ (смол., курск., петерб.), ‘выгода, прибыль, прибыльность’ (волог., смол.), ‘сноровка, ловкость’ (ЭстССР), прилаг. спорый [СРНГ 40: 222; 235–236], дополняются млр. спо́рий ‘быстрый, успешный; объемистый’ и блр. спор ‘успех, прибыль’. Восходит к праслав. *sporъ (уже антск. этноним Σπόροι у Прокопия Кесарийского), регулярному именному производному от плохо сохранившейся глаг. основы *sper-: *spěr[Топоров 1982: 145–157; Он же 2006: 283–296], восходящей к и.-е. прилаг. *sp(h)əroprosperus [Watkins IER 82], вероятно, расширению формантом -r- глаг. корня *sp(h) ē(i)- ‘to thrive, prosper’ [Watkins IER 82; Pokorny 983], ср. русск. глаг. спѣть, спѣю. Др.-инд. sphirá, sphārá, ‘тучный, обильный, богатый’ также выводят из и.-е. прилаг. *sp(h)əro- prosperus (нулевая огласовка корня), *sp(h)ēro- (с продлённым вокализмом) и давно сопоставляют [Monier-Williams] с лит. прилаг. spė́rus ‘быстрый, стремительный, спешный’, лат. prоsреrus (из *рrо-sраrоs) ‘счастливый, благоприятный’, др.-исл. sраrr ‘бережливый, пощаженный’; с финейск. основой *spart-, расширенной дентальным формантом, в составе "царских" имён собственных Spartakos, Spartokos, Spardokos и в арм. прилаг. р‘аrt‘аm ‘обильный’. Русск. стена (праслав. *stěna) ~ санскр. styānaВ русск. языке XI–XVII вв. изв. стѣна ‘стена здания’, ‘ограда, загородка’, ‘оплот’ и прилаг. стѣньныи ‘стенной’; сущ. стѣна отм. в словарях с 1704 г., стѣна̀ [САР V, кол. 934–937]; влр. стена дополняется блр. сцяна и млр. стiна тж. (констатируем корневой «ять»). Восходит к праслав. *stěna, возводимому к и.-е. *stāi-n‘камень’, ‘твердь’, производному (прич. прош. вр.) с суф. -n- от корня *stāi-: *sti‘сжимать, уплотнять’ [Pokorny 1010; Etym. sl. Stslav. 15]. Санскр. styāna-, styānam образовано от глагола styai-, styāyati (styāyate) ‘собирать в кучу или в массу; твердеть, густеть, увеличиваться’, который также можно отнести к рефлексам и.-е. *stāi-n-, ср. др.-греч. στία ‘голыш, кремень’, гот. stains ‘камень’. Санскр. формы побуждают серьёзно задуматься над правильной реконструкцией праслав. архетипа: *st'ānā < *stiēnā или *stāinā? 38 Русско-санскритские этимологические этюды Русск. студ (праслав. *studъ) ~ санскр. todáВ русск. языке XI–XVII вв. изв. цслав. сущ. стȣдъ, стȣдь ‘холод’, ‘срам, поругание’; глаг. студить, стужу отм. в словарях с 1771 г., церк. студъ ‘срам, поругание’ (Даль); влр. диал. студа (арханг.), студь (сев.-вост.), студель (пск.), стыдь (моск., ряз., ворон., тамб.), простуда дополняются блр. студзíць и млр. студити. Считается, что вместе с цслав., ст.-болг. стоудъ ‘холод’ и ‘стыд, срам’ (Супр., Остром.), русск. диал. студ восходит к праслав. *studъ < *staudas, продолжающему и.е. диал. *[s]tud-, [s]tund- ‘колоть; бить, колотить, ударять (гулко)’ [Etym. sl. stslav. 15], ср. русск. глаг. тузить. Первичную семантику этого слова усматривали в вероятной связи студа с холодом через характерное покалывание на морозе. Мы бы обратили внимание на возможную звукоописательную составляющую первичного значения (на морозе предметы издают гулкие шумы при ударе), ср. преобладающую звукоизобразительную семантику и.-е. родственных слов: лит. stùmdytis ‘толкаться’, скиф. гидроним Τόνζος, Tóndzos ‘гулкая (река)’, алб. shtynj ‘толкаю’, лат. tundo, tutudī, tū[n]sum, tundere ‘бить, колотить, ударять’, гот. stautan ‘толкать’. Предполагаемая дальнейшая семантическая эволюция ‘холод’ > ‘стыд’ типологически соответствует оппозиции мороз и мразь, мерзость. При этом есть и иная точка зрения на студ как оформление дентальным формантом и.-е. *steu̯ə-, *stāu-, *stəu-, *stū̆- (др.-греч. στύω ‘делаю жёстким’) [Черных II, 213]. В последнем случае остаётся без объяснения суффиксация: -d- или -dʰ-? А семантика может быть мотивирована аналогичным развитием терпнуть > оторопеть > труп [Шапошников 2007: 431–435]. Санскр. todá-, todáḥ ‘тот, кто жалит; укол’ производно от глаг. tud-, tudáti ‘толкать, колоть, бить’ и восходит к и.-е. диал. сущ. *taudas по глаг. *[s]tud-, [s]tund‘колоть; бить, колотить, ударять (гулко)’ без подвижного s-. Эта санскр. этимология позволяет более решительно высказаться в пользу первой этимологии русск. студ. А в случае возведения русск. студ к и.-е. *steu̯ə-, *stāu-, *stəu-, *st- возможно родство с санскр. глаг. sthū- ‘быть прочным, жёстким или сильным’. Неоднозначность этимологических решений понижает рейтинг сопоставления. Русск. сука (праслав. *suka) ~ санскр. śvaka В русск. словесности XV–XVII вв. изв. сущ. сȣка и прилаг. cȣчии; сущ. сука отм. в словарях 1762, 1771 гг.; влр. сука дополняется млр. сука. Восходит к праслав. *suka < *çaukā, производному с суф. -k- от корня *su- < *çau- < *k̑eu-, восходящего к тому же и.-е. корню, что и другое производное *k̑u-(u̯)ōn, *k̑u-nos ‘пес, собака’ [Pokorny 632; Watkins IER 46], только без расширителя основы -n-, ср. др.прусск. sunis, лит. šuõ, šuñs ‘собака’, вост.-лит. šunis, лтш. suns, род. п. suņa, мн. ч. suņi ‘собака, пёс’; арм. šun; греч. κύων, род. п. κυνός; тохар. ku тж. Др.-инд. c̨úvā, c̨vā, śvā, śvan, род. п. c̨únas ‘собака; dog, hound, cur’ и śvaka‘волк’ вместе с авест. sрā, род. п. sunō и др.-перс. spaka ‘собака’ очевидно образованы от некоего корня śva-, śu-, гомогенного и.-е. корню *k̑uu̯ōn, *k̑unos ‘пес, собака’ [Pokorny 632]. Более поздние формы (отмечены только в Махарабхарате Damayantīkathā) śvaka-, śvakaḥ м. р. ‘волк’ бесспорно однокоренные śvā, śvan, 39 К. Л. Борисов, А. К. Шапошников род. п. śúnas ‘пес, собака’. Первичное значение и.-е. корня *k̑u(u̯)-: k̑(u̯)eu- в основе *k̑uu̯ōn, *k̑unos может быть осторожно намечено как звукоизображение, подобно сова, совка. Семантическое развитие ‘волк’ или ‘собака’ не столь уж далеко разошедшееся, чтобы совершенно скрыть глубинную идею о семействе собачьих. Нет ничего типологически невозможного и в закреплении одной из форм именно за самкой собаки. Русск. слой (праслав. *sъlojь) ~ санскр. saṃlayá В русск. словесности XI–XVII вв. изв. слои (XIV в.); сущ. слой отм. в словарях с 1771 г.; влр. слой, род. п. слоя дополняется млр. слiй, род. п. слоя. Восходит к праслав. имени (результата) действия *sъlojь, относительно позднему отглаг. производному с суф. -jь с перегласовкой корня от приставочного глаг. *sъliti, *sъlьjǫ, восходящего к и.-е. глаг. *li-: *lei-: *lē-i ‘лить, течь’ [Pokorny 664; Watkins IER 47]. Санскр. saṃlayá ‘settling or sitting down; melting away, dissolution; осаждение или усаживание вниз; расплавление, растворение’ также является приставочным производным (saṃ-) отглагольным сущ., образованным с помощью вторичного суф. -(i)ya от глаг. lī-, lī́yate (в Ригведе также lāyate) ‘плотно прилегать, льнуть, липнуть’, тесно связанным с глаг. корнем rī- (lī-), rī́yate ‘размягчаться, плавиться, течь, капать’ (очевидно по линии семантического развития ‘размягчаться, плавиться’ > ‘делаться липким’). Этот двойственный характер санскр. saṃlayá придаёт новое измерение этимологии слав. *sъlojь и сев.-пеласг. (др.-макед.) повел. ἀβλόη ‘возлей, соверши возлияние’ [Шапошников 2009: 303–311]. Русск. смерть (праслав. *sъmьrtь) ~ санскр. sumṛtyu В русск. словесности XI–XVII вв. изв. сущ. съмьрть, прилаг. съмьртьнъ, съмьртьныи; сущ. смерть отм. в словарях с 1704 г., прил. смертелное отм. в словаре Берынды 1627 г., смертельный и смертный — с 1731 г.; влр. смерть дополняется блр. смерць. Восходит к праслав. *sъmьrtь (наряду с *mьrtь), формально конфиксации с преф. *sъ- и суф. *-tь от основы глаг. *merti, *mьrǫ ‘помереть’, восходящего к и.-е. *mer-: *mor-: *mr̥- ‘умирать’ [Pokorny 735]. Есть разные подходы к объяснению начального *sъ-. Одни выделяют глаг. прист. *sъ- и реконструируют позднее отглагольное имя, отвлеченное от приставочного глаг. *sъmerti, *sъmьrǫ и оформленное суф. *-tь. Другие усматривают в праслав. *sъmьrtь пережиток и.-е. словосложения *su-mr̥tis ‘благая смерть, т. е. своя, естественная’ [Трубачёв 2002: 192–193, 423]. Санскр. mṛti-, mṛtiḥ производно от др.-инд. глаг. mṛ-, mriyáte (также marati, или márate) с первичным субстантивным суф. -ti. Зафиксирован по меньшей мере один случай с прист. sam- — прилаг. причастного характера sammṛta ‘совсем мёртв’. Кроме того, этимология и.-е. словосложения *su-mr̥tis ‘благая смерть’ обретает некоторую поддержку в виде санскр. sumṛtyu ‘лёгкая смерть’ и sumṛta (su-mṛta) ‘безжизненный, полностью мертвый’, образованных с помощью проклитики su- (sū-) ‘хорошо, много, очень сильно’. Видимо, русск. и санскр. ‘смерть — лёгкая смерь’ действительно уходит корнями в вост.-и.-е. языковой ареал (или даже союз), ср. 40 Русско-санскритские этимологические этюды не разделяющие эту изоглоссу лит. mirtìs, mirties, лтш. mirte; лат. mors, mortis; гот. maurþr от прагерм. *murþ- ‘убийство’ < и.-е. *mr̥t-is ‘смерть’. Русск. серебро (праслав. *sьrebró) ~ санскр. śubhrám В русск. словесности XI–XVII вв. изв. сьребро, серебро, позднее серебро отм. в словарях с 1771 г.; влр. серебро дополняется блр. серебро́ и млр. серебро́, срiбло́. Этимология слова остаётся неясной [Etym. sl. stslav. 16: 935–936]. О. Н. Трубачёв возводил к праслав. *sьrebro < *çir’abran, издавна видоизмененному (вследствие высокочастотного употребления?) и.-е. диал. прилаг. *k̑r̥bʰro-, предположительно, заимствованному из синдо-меотск. диал. [Трубачёв 1978: 99; Он же 1999: 274] с невыясненной и.-е. этимологией корня *k̑r̥bʰ-, варианта и.-е. *skerb(h)-: *skreb(h)‘sharp, pointed object, a sow; pieces; to scratch, to scrape; scrabble; shrub; trench, ditch; embankment’ [Pokorny 938; Watkins IER 78]. Первичное значение, возможно, исходит из ‘делать насечки острым предметом, украшать резьбой’? Вед. прилаг. śubhrá- ‘красивый, светлый, блестящий’, санскр. сущ. śubhrám ср. р. ‘серебро’ (только в некоторых средневековых санскр. словарях), образовано от глаг. корня śubh-, śubháyati ‘украшать’ с первичным адъективным суф. -rá. Авест. не имеет аналога, но др.-инд. слово дополняется синдо-меотск. гидронимом Σιβριάπα (Sibriápa) ‘серебряная река’, однокоренным гидронимом из Ликии Σίβρος ἀργύρεος ποταμός (Síbros argýreos potamós) ‘Сибр — серебряная река’ (топонимическое наследие скиф. походов в Азию?). В обоих случаях корневой слогообразующий сонант r̥ был утрачен в глубокой древности и замещен краткими узкими гласными u, i, тем не менее, архетип этих форм, безусловно *śr̥bʰra- < *k̑r̥bʰro-. Примечательны прочие рефлексы этой адъективной основы: др.-прусск. sirablan, лит. sidrabras, sidãbras, лтш. sidrabs, sudarbs ‘серебро’ (для прабалт. языка реконструируются прототипы *śirablan ~ *śi[d]rabras, заимствованные из какого-то другого сатемного языка); арм. surb ‘чистый, святой’ является результатом метатезы в *çubr — возможное заимствование из индоиранских диал. Сев. Сирии; гот. silubr, др.-исл. silfr, др.-англ. seolfor, др.-в.-нем. silabar ‘серебро’ все из прагерм. *silƀr-, скорее всего, раннего заимствования из предковых видов балто-слав. группы. Скиф. глосса κερβέριοι· ἀσθενεῖς ‘бессильные, обессиленные (перерезанием сухожилий?)’ и производный топоним Cerberion, Κερβερία продолжают архетип *k̑r̥bʰrio- без ожидаемой палатализации, если они вообще относятся к этому случаю. Русск. вапа (праслав. *vapa) ~ др.-инд. vāpī В русск.-цслав. словесности XI–XVII вв. изв. сущ. вапа, вапы и лȣже или езера ‘мелкий залив; водоем со стоячей водой’ (Шестоднев Ио. екз., 69. 1263 г.), вода смердѣщиа въ вапѣ (Жит. Пафн. Мин. февр., 279.). Из цслав. (ст.-болг.) вапа (Супр. или Ретков сб. XI в.) [СлРЯ XI–XVII вв. 2: 16–17], продолжающего праслав. основу на -ā *vapa < *āpā, неуверенно возводимую к и.-е. p- ‘вода’ [Pokorny 51–52], этимологически неясную [Etym. sl. stslav. 17: 1038]. Начальное v- можно объяснить как паразитический протетический глайд (в праслав. обычно j- или v- перед 41 К. Л. Борисов, А. К. Шапошников словом, начинающимся на a-), ср. подобную протезу в праслав. *atra — русск. ватра, ватрушка. В таком случае, др.-инд. корень ap ‘вода’ в apsaras, apam napat является правильным соответствием слав. вапа. Заметно отличие в долготе корневого гласного. Корневой гласный u, особенно в адъективной основе на -i̯ā, -i̯o- отмечается в палеобалканской гидронимии (Axiopē, Axiupa Черна Вода) и в др.-прусск. wupyan ‘облако’, лит. ùpė ‘река’, лтш. upe ‘ручей, река’. Возможно, перед нами древние и.-е. синонимичные алломорфы *ap- и *up- с неясной для нас теперь апофонией. В таком случае этимологическое возведение к корню *u̯ep- ‘бросать, выбрасывать’ [Pokorny 1149] излишне. Гипотетическое первичное значение ‘выкопанный или образованный дамбой водоём’ не имеет достоверной мотивации. Санскр. vāpī-, vāpī ‘пруд (сделанный разбрасыванием или перегораживанием?); большой округлый водный резервуар, озеро, бассейн’ толковали как производное с суф. имени действия (почти всегда ж. р.) -i (неясна, однако, природа долготы этого ī) от вед. глаг. vap-, vápati, -te (перф. формы uvāpa, ūpúḥ; ūpe) ‘разбрасывать, раскидывать; сваливать в кучу, перегораживать дамбой’, возводимого к и.-е. глаг. *ep‘бросать, выбрасывать’ [Pokorny 1149]. Неубедительное толкование ввиду другого производного от этого же глагола др.-инд. сущ. ж. р. vapā́-, vapā́ ‘муравейник (куча земли, насыпанная муравьями)’, ‘углубление, полость, дыра’, которое контрастирует с праслав. *vapa и в степени корневой огласовки, и в семантике. Настораживает и отсутствие какой бы то ни было "рукотворной" семантики у палеобалканских гидронимов с -apa, -upa в составе, и у рефлексов в балтийских языках. Невысокий рейтинг сопоставления отражает неясность этимологии и слав. и санскр. слов. Русск. варити, варяти ~ санскр. várati, vāráyati Изв. ст.-русск. варити ‘быть вначале, предварить, предупредить, предуведомить, опередить, дождаться, подстеречь’, вар"ти ‘предварять, предупреждать’ [СлРЯ XI–XVII вв. 2: 219], позже варяти, варять, варяю, варяет несврш. ‘упреждать кого в каком месте; ускорять прийти куда-л.; идти куда-н. перед кого-л.; предварять’ (САР I, 509; Трд. Древн. Рос. 212) [СлРЯ XVIII в. 2: 218], церк. и стар. варить ‘упреждать, опережать; предварять, предостерегать, оберегать’ [Даль I, 166]; в совр. литер. языке устоялись только приставочные производные предвари́ть ‘предупредить, опередить’ и предваря́ть ‘предупреждать, опережать, предшествовать’. Принято считать заимствованиями из цслав., ст.-болг. варити, варяти, прѣдварити, прѣдварѣти (Etym. sl. stslav. 17: 1038), рефлексов праслав. *variti, *var’ǫ, *var'ati, *var'ajǫ. Первичное значение глаг.: ‘внезапно появиться и застать на месте (преступления), подкараулить’ хорошо сохранилось в болгарском однокоренном лексическом гнезде (заваря, изпреваря, варарин), вторичные значения ‘охранять, ограничивать, защищать’ и ‘упреждать, предостерегать’ развились позднее. Весьма вероятно бытование позднепраслав. парадигматических вариантов глаг. *váriti, *váritь и *var’áti, *var’ájetь, продолжающих раннепраслав. основу *uār(i)at’ai, *uār(i)aati (3 л. ед. ч.), этимология которой становится понятнее при сопоставлении с др.-инд. материалом. 42 Русско-санскритские этимологические этюды Вероятно, эта же основа представлена в др.-инд., вед., санскр. глаг. формах várati, várate (неопред. varitum, varītum) ‘to cover, screen, veil, conceal, hide, surround, obstruct’ (RV), ‘to close (a door)’ (AitBr), ‘to ward off, check, keep back, prevent, hinder, restrain’ (RV, AV); страд. vriyate (аор. ávāri) ‘to be covered or surrounded or obstructed or hindered’ (RV, MBh), кауз. vāráyati, -te (страд. vāryate) (MBh) ‘to cover, conceal, hide, keep back, hold captive’ (RV), ‘to stop, check, restrain, suppress, hinder, prevent from’ (MBh), ‘to exclude’ (Siddh.), ‘to prohibit, forbid’ (MBh), ‘to withhold’ [MonierWilliams] дополняется др.-перс. pari-vāraka ‘protective’. К этой и.-е. глаг. основе относили лат. прист. глаг. operire ‘to cover’ и aperiri ‘to open, uncover’ (*op-/*apo+ ṷerit'i), гот. warjan, нем. wehren, Wehr, англ. weir. И.-е. архетип *ṷer- 5, *ṷor-, *ṷor-o- ‘to cover’ [Pokorny 1160]. Русск. вёдро (праслав. *vedro) ~ санскр. vīdhra-, vīdhram В русск. словесности XI–XVII вв. изв. ведро ‘ясная солнечная погода, зной, засуха’ [СлРЯ XI–XVII вв. 2: 49], цслав. ведръ ‘ясный’, ведро ‘вёдро’; влр. вёдро дополняется млр. ве́дро ‘ясная погода’. Из праслав. *vedro, *vedrъ, *vedra ‘ясная погода’, субстантивированного прилаг. трёх окончаний. Одни этимологи предполагали прямое заимствование из прагерм. (*weðr-) или дочерних германских яз. [Schmidt 1889; Мартынов 1963; Etym. sl. stslav. 17: 1040–1041]. При этом само прагерм. слово не представляется этимологически прозрачным: некоторые полагали прагерм. *weðro- производным с суф. -ðro- от глаг. *wē- ‘to blow’ [Watkins IER 95], который прежде реконструировали как *aṷ(e)10 [Pokorny 81]. Другими предлагалось объяснение через и.-е. корень *ed-, тот же, что и в праслав. *voda, с другой степенью чередования, но без внятного объяснения семантической связи воды с ясной погодой; при этом ссылались на сущ. *vydra, но с объяснением -r- в *vedro, как суф., аналогичного *bodrъ и *rudrъ [Черных II, 137]. Предполагаемая связь слова с и.-е. предлогом au- (ae); ē- ‘от, прочь’ осложняется тем, что в праслав. он дал предлог u и приставку u- < *au-, фонологически вероятнее связь с и.-е. u̯ī̆- ‘отделять, раздваивать’; в обоих случаях значение второго элемента -dro- остаётся неясным. Скорее всего, перед нами производное с адъективным суф. -r- от корня несохранившегося глаг. *ved-, *věd- или даже *ьd-/*ěd- (если v- (n-, j-) протеза или остаток более сложного анлаута *gṷ-?), который соблазнительно отождествить с плохо сохранившейся в праслав. лексиконе (*ěstěja, *věstěja, *něstьje) и.-е. основой *aidh-, *idh- ‘гореть, жечь’, расширенного и.-е. корня *ai-3 ‘to burn’ [Pokorny 10; Watkins IER 1]. Родственные слова: др.-макед. ἀδραῖα, ἀιδραῖα· αἰθρία ‘ясная, солнечная погода’ < *aidhr- или *idhr-ai- [Pudić 1971: 207–223; Шапошников 2009: 303–311]. Сюда же, вероятно, и лит. giẽdras óras ‘ясная погода’, лтш. dzidras debesis ‘ясное, безоблачное небо’ также с неясной природой анлаута. Вед. прилаг. vīdhra-, vīdhram (трёх родов) ‘чистый, прозрачный, ясный; clean, clear, pure’, сущ. ср. р. (только в мест. п.) ‘чистое небо, солнечный свет; clear sky, sunshine’, ‘ветер; wind’, ‘огонь; fire’, которое также не имеет достоверной этимологии, чаще всего игнорировалось европейскими этимологами. Предлагаемое древними инд. лексикологами [Uṇādisūtra ii, 26] толкование как сложение vi- и indhra-, 43 К. Л. Борисов, А. К. Шапошников образованного с суф. -ra- от вед. глаг. indh-, inddhé, īdhé ‘быть зажжённым; гореть, пламенеть’ поддерживается в сл. Mayrhofer’а. Пожалуй, следует принять словообразовательную модель с адъективным суф. -ra- от основы vīdh-, требующей дальнейших этимологических изысканий (какова природа этого v-: протеза или рефлекс и.-е. u̯ī̆- ‘отделять, раздваивать’?). Др.-инд. словообразовательная модель оказывается, в таком случае, аналогичной европейским моделям: сев.-пеласг. (др.макед.) ἀιδραῖα ‘ясная, солнечная погода’, юж.-пеласг. (эллин.?) αἰθρία ‘ясная, солнечная погода’, прагерм. *weðr-, праслав. *vedro. Русск. верешь, вершь (праслав. *veršь, *vьršь) ~ др.-инд. vrās В русск. словесности XI–XVII вв. изв. др.-русск. сущ. вьршь, вьрьшь, верешь ‘хлеб, жито’ [СДРЯ XI–XIV вв. 2: 270: примеры из рукописей XII–XIII–XIV вв.], ‘яровое (злаки ярового посева)’ (1127, 1230, 1468 г.), ‘хлеб, жито, зерно’ (XV– XVI вв.) [СлРЯ XI–XVII вв. 3: 87, 109–110], влр. диал. верешь, вершь, верши ‘хлеб, жито в складах; клад, стог, скирд; яровые посевы’ (валд.), ‘хлеб в копнах, скирдах, зерно’ (пск. 1462–1471 гг.) [Даль I, 184; СРНГ 4: 178; ПОС 3: 110], позднее слово выходит из употребления и не включается в толковые словари. Из праслав. *vьršь ~ *veršь ‘кладь хлеба, скирд’. Согласно некоторым этимологам, праслав. *vьršь является производным от праслав. глаг. *verxt’i, *vьrxǫ (цслав. врѣшти, вьрхѫ, ст.болг. врѣщи, връхѫ) ‘молотить’, *vьršiti ‘вытаптывать снопы скотиной’, как и производное с перегласовкой корня *vorxъ, ср. русск. ворох и болг. врах ‘ток, снопы, предназначенные для обмолота’. Но эти глаголы демонстрируют позднее семантическое развитие, не подсказывают первичную семантику и мотивацию всей этой однокоренной группы. Первоисточник: и.-е. основа, составленная из корня *u̯er‘крутить, вращать’ [Pokorny 1169–1170]

читать весь текст в прикреплёном файле txt или в первоисточнике на сайте автора здесь: С К А Ч А Т Ь.