У нашей психики есть множество имплицитных способностей, которым мы не придаём должного значения, но без которых воспринимаемый мир был бы рваным и обезличенным. В первую очередь, это функциональная структура гештальт (от нем. Gestalt - личность, форма, образ), позволяющая нам воспринимать целостные образы, а не их составные компоненты - и видеть картину логически завершённой, даже если она не достроена и далека от совершенства: пермир эомту вожозонмсть пчерость ткаой тксет. Несмотря на перепутанные буквы, текст распознаваем; аналогичным образом, одна и та же мелодия будет идентифицирована, в какой бы тональности и на каких инструментах бы ни исполнялась. Это проявление транспозитивности - основного качества гештальта: образ целого сохраняется, несмотря на видоизменение его элементов. Целостность восприятия не только спасает нас от неминуемой фрустрации, которая возникала бы в случае любого столкновения с неполными, дефективными или неожиданными предметами реальности, но и наделяет неисчерпаемым творческим потенциалом, порождающим дополнительные или недостающие смыслы. Наша субъективная действительность никогда не будет "законченной", дефинитивно оформленной: поэтому на бессознательном уровне она дорисовывается снами, галлюцинациями (при патологии), а на сознательном - фантазиями и воображением.
Когда мы закрываем глаза и надавливаем на глазные яблоки, то наблюдаем непроизвольные световые вращения, появляющихся из темноты сомкнутых век: это явление носит название "фосфен", и обусловлено оно раздражением сетчатки в отсутствие попадания света. Фосфены сперва представляются нам бестолковой абстракцией, но стоит присмотреться, как эта абстракция уже оборачивается чарующим звёздным небом или бабушкиным ковром, а через мгновение - хороводом загадочных масок или озарённой светом верандой. А когда мы слышим стационарный шум - помехи на радио, гудение электроприборов, гул в трубах или рёв метро в тоннеле, то нередко превращаем этот техногенный фон в музыкальный оркестр или звуки природы (шум листвы или водопада). Самый знаменитый способ достраивания обыденного предметного окружения до осмысленных форм и значений - это парейдолия. В результате парейдолических иллюзий мы наблюдаем облачных пегасов и альпийские вершины на дневном небе, видим фантасмагорические картины в месте обвалившейся штукатурки, весёлые мордочки на рюкзаках, розетках и фасадах зданий, обнаруживаем диких животных в болотных корягах или каменных обломках, позволяем себе гадание на кофейной гуще и смех над нерадивыми корнеплодами, до жути напоминающими сказочных персонажей или телесные органы. Объектом парейдолии может оказаться что угодно - от смятого халата до дорожного знака. Чем выше творческий потенциал и интерес в его развитии, тем больше сходств и отсылок нам оказывается доступно. Пользуясь этой особенностью человеческого разума, дизайнеры автомобилей выписывают "морды" в соответствии с "характером" выпускаемых моделей, а создатели логотипов - эмблемы, похожие на лица (значок LG - яркий пример).
Апофения - это усмотрение закономерностей в случайных данных: любое суеверие, "несчастливый" день, преследующие числа, восприятие обычной парейдолии в качестве знамения, а также убеждение в том, что мир подвластен рептилоидам и нахождение секретного шифра в газетных заголовках. Когда сознание злоупотребляет апофеническими переживаниями, есть повод насторожиться - это может быть начальном проявлением шизофрении. Тем не менее, в небольших проявлениях данный феномен может наблюдаться у каждого, так как тоже является следствием закрытия гештальта - смыслового завершения всего принимаемого во внимание. Человеческое стремление ликвидировать дыры в понимании абсолютно нормально, и мышление адекватное будет искать рационального, а не мистического объяснения при незнании чего-либо, сохраняя критичность при наблюдении даже самых одиозных совпадений.
Для полноценного представления об окружающем мы также применяем механизм персонификации - произвольного наделения объектов качествами, которые могут быть им по факту не присущими, но идеально вписываются в структуру нашего восприятия. Например, для устранения межличностного непонимания мы регулярно персонифицируем своих знакомых, постулируя существование у них каких-то свойств и замыслов, возможно отсутствующих в реальности, но логически объясняющих нам их поведение и мотивы. Чем выше уровень социальной тревожности, тем большая восприимчивость к окружающему миру, ведущая в том числе и к очеловечиванию предметов быта - которые могут "слушаться", оберегать или даже пакостить. Так у людей появляются талисманы, "счастливая" одежда, друзья в лице гитары или автомобиля, поддающиеся дрессировке компьютеры и издевающиеся телефоны. На самом деле олицетворение неживых объектов весьма распространено и не ограничивается невротической выборкой: манифестация одушевления произошла как минимум с развитием мультипликационной и игрушечной индустрии, а как максимум - оно было неотъемлемым атрибутом наших предков, так как всевозможные персонификации составляли основу язычества.
Мы порой не замечаем, как наделяем самосознанием насекомых, деревья, технику, старые книги, транспортные средства, огурцы из банки, мусорные баки и многое-многое другое. Маркетологи, прознав мощь человеческой сентиментальности, давно изображают в рекламе антропоморфизированные продукты питания - овощи с ручками и ножками, танцующие упаковки, смеющиеся банки, а также глазастых микробов, спасающихся от лекарств в обличье добрых гномов. Кстати, в первой советской рекламе, записанной для телевидения в 1964, был хор поющих... кукуруз! А если вспомнить старые советские мультфильмы, то и в них фигурировало немало одушевлённых вещей - "Мойдодыр" (1939, 1954) со своей армией кувшинов и леек на тонких ножках, "Три дровосека" (1959) с антропоморфными Лаптем, Пузырём и Соломинкой, "Похитители красок" (1959) с целым магазином оживших игрушек и тюбиками краски в главной роли, мультфильм-плакат о сборе металлолома "Железные друзья" (1960) с поющими металлическими предметами, "Королева Зубная Щетка" (1962) с ожившим гребешком, розовым дедушкой-мылом и тётушкой-мочалкой, придворным флаконовым оркестром и длинноногим дуэтом ножниц с щипцами. В современной западной мультипликации это полнометражные фильмы "WALL*E" про сознательного робота-мусорщика и "Sausage Party" о невероятных приключениях еды из супермаркета. Оживающие предметы нередкие гости и в музыкальных клипах: как, например, знаменитый пакет молока в "Cofee & TV" Blur или бумажный стаканчик в "Hands Up" DNCE. Ну, а что касается нашего технического оснащения, то его стремительная "интеллектуализация" сама по себе ведёт нас к хьюманизированному восприятию умных гаджетов, ставших неотделимыми от нас, как от мадонны её младенец.
Если к закрытию гештальта стремятся почти все здравомыслящие люди - в том числе и персонифицируют окружение, то склонность к парейдолии и одушевлению предметов может быть выражена по-разному. Уровень восприимчивости и воображение формируются в период сензитивного развития (примерно до 6 лет), поэтому важно обеспечить детям хороший психологический климат, широкое предметное поле и ментальную площадку для фантазий. К примеру, когда я была маленькая, мама и бабушка придумывали нравоучительных персонажей и разыгрывали сценки - чтобы отвадить меня от каких-либо вредных явлений или заставить съесть суп и надеть шерстяные носки, рассказывали увлекательные сказки и вели со мной диалоги от лица объектов, вызывающих моё любопытство - жёлтого автокрана "Ивановец", притаившегося в углу паука или газовой трубы сбоку дома. Предметное окружение складывается из домашней обстановки, интерьера, наличия предметов искусства, всевозможных коллекций. Неизгладимый отпечаток оставляют, разумеется, и фильмы, книги и истории, представленные вниманию ребёнка до шести лет.
В просторах нашего подсознания кроются образы многих вещей, сопровождавших нас в период сензитивного развития: очертания часто наблюдаемых предметов, осязательные воспоминания о материях, с которыми приходилось соприкасаться, звуковые наборы и другие эйдетические образы. Эйдетизм - это особый вид памяти, позволяющий удерживать и воспроизводить в деталях увиденное ранее. Он свойственен детям и, как правило, угасает с возрастом, хотя бывают индивиды, сохранившие фотографическую память на всю жизнь (например, Ким Пик (1951-2009), помнивший наизусть около 12 тысяч прочитанных с молниеносной скоростью книг и малейший штрих всех музыкальных произведений). Эйдетическими называют воспоминания, которые предстают в сознании максимально глубокими и подробными, а "врезавшиеся в память" детали раннего опыта называются сензитивными паттернами (англ. pattern - образец, модель). Они, как и ощущения, модально-специфические.
Осязательными сензитивными паттернами будут те детали, с которыми вы имели частый тактильный контакт. В первую очередь, это ткань родительской и собственной одежды, покрывала, шерстяные одеяльца, ковры и прочий домашний текстиль, фактура игрушек и кукол, шероховатые обои и незначительные вмятины подоконника/стен, которые вы ощупывали в раннем детстве. Шерстка домашних питомцев, если таковые с вами жили, текстура мебели, ваша первая посуда и посуда взрослых, какие-нибудь лампы, абажуры, статуэтки. На улице - листва (у меня это подорожник и одуванчик), древесная кора, песочница, шины, прутьевые заборы, внешние стены зданий, продукты на рынке (хорошо помню на ощупь мягкий творог в тубе) - словом, всё, что попадалось вам под руку. Кинетические сензитивные паттерны связаны с запомнившимися движениями своего тела, повторяющимися в раннем детстве: катание на качелях и каруселях, спуск с горки, подъём на какую-нибудь лесенку или кувырки на брусьях, пробежки по старым покрышкам. Болевые сензитивные паттерны отсылают к ранним болевым ощущениям - в разбитых локтях или коленках, колющему от бега боку, падениях на детской площадке, неприятным уколам при сдаче крови или прививках и т.п. Все паттерны температурной чувствительности являются сензитивными априори, так как все виды температуры внешней и внутренней среды мы узнали в раннем опыте.
Обонятельные сензитивные паттерны подробно рассматриваются в статьях "Антологии детства" и "Духи-проводники". Это любой парфюм - родителей или друзей семьи, природные и химические запахи, ароматы пищевого спектра. Многообразие вкусовых сензитивных паттернов соразмерно количеству пробованных блюд и угощений - у каждого будет свой "топ". Главные вкусовые паттерны моего сензитивного периода: какао Nesquik, банановый сок, куриный бульон, вафельный торт и сухарики с чесноком. Кстати, вкус и запах между собой тесно связаны, и обоим для укоренения в паттерн не требуется многократного повторения.
Звуковые сензитивные паттерны - это систематически слышимые в раннем детстве звуковые формы. Прежде всего, голоса родителей и других близких, неудивительно, что ваше имя - сензитивный паттерн. Звуки техногенного происхождения - дверной звонок, автомобильная сигнализация, доносившаяся со двора, урчание двигателя, стук колёс, гудок поезда, соседская дрель, газонокосилка, стук рефрижератора, телефонные гудки (для меня это звук dial-up модемов, так как папа был первым провайдером в городе). Также это могут быть застенные голоса соседей, звучавшие в одинаковой акустике, открывающиеся двери лифта, захлопывающаяся калитка, свист чайника, лай собаки, щебетание птиц, крик вороны или чайки. Звуковыми паттернами становятся музыкальные фрагменты (у меня - фрагмент "9 PM ('Till I Come)"), вокальные отрезки и аудиальные элементы телепередач, которые вы часто слышали. Кстати, именно на звуковых паттернах сензитивного периода зиждется философия направления эмбиент (ambient): это музыка, построенная на созвучии разнообразных шумов и фоновых отголосков, оформленных в реверберирующие медитативные интонации.
Группа визуальных сензитивных паттернов самая обширная. Это силуэты наших близких (в основном дальний план), видимые из окна фрагменты (заборы, соседние здания, торчащие антенны и чердачные выступы, компоновка деревьев или очертание гаражей), детали картин, плакаты, узоры на постельном белье, обоях, коврах или занавесках, аппликации и принты нашей первой одежды или одежды родителей, орнамент на посуде, контуры отвалившейся краски или подтёков на потолке, розетки, люстры, выключатели, батареи, вентиляционные решетки, вешалки, какие-либо фурнитурные элементы. Также это всевозможные логотипы, эмблемы и знаки, к которым мы проявляли интерес, крышки колодцев, архитектурные элементы - словом, всё, что мы "засматривали" в раннем возрасте. Возвращаясь к теме перейдолии и одушевления, могу сказать, что визуальными сензитивными паттернами с большей вероятностью оборачивались те фрагменты раннего зрительного восприятия, которые могли нам что-то напоминать и вызывать ряд отвлечённых сравнений. К примеру, мой детский опыт был переполнен очеловеченными предметами и деталями: меня окружали насмешливые банки, задумчивые чайники, добрые флаконы, ехидные розетки и кокетливые корзинки. Во любых очертаниях я видела какое-то лицо, взгляд, могла идентифицировать его пол и возраст. К примеру, листочки чистотела были юными девушками, зонтики пижмы - добрыми старушками, а наблюдавшиеся из окна кроны деревьев казались полноценными героями: "нервная" береза и три богатыря, чётко вырисовывавшиеся из пяти сосен. Лицами представали и окна зданий (заменённые на стеклопакеты обезличивались, так как форточки выступали "подмигивающим" глазом), а у каждой встречной машины было своё настроение.
Визуальные паттерны проникают и в поле деятельности фосфенов - вот, почему при закрытых глазах мы можем видеть знакомые узоры и орнаменты. Пять лет назад ко мне буквально пристал один навязчивый фосфен в виде подсвеченной бесформенной фигуры, по очертаниям напоминавшей африканский континент или какую-то дырчатую скалу без каких-либо таксономических подробностей - просто однородное свечение одной и той же конфигурации, которая при этом казалась до боли знакомой. Наблюдалось пару раз в месяц или чаще при закрытых глазах, в моменты усталости или перед сном. Пытаясь разгадать природу навязчивого фосфена, я исследовала на предмет схожих элементов детские вещи и старые фотографии, но однозначного совпадения найти так и не удалось: фигура одновременно напоминала и деталь узора с ширмы, и контур вышитых на диванной подушке домиков, и скалы с папиных картин, и очертание цветков на старых обоях. Может, это наложение нескольких визуальных паттернов?.. В общем, оно меня уже не особо тревожит.
В завершение хочу сказать, что вселенная разума безгранична. Не бойтесь странных ассоциаций, просто направляйте их в правильное русло, и богатое воображение непременно воплотится в неожиданные решения и жизненные открытия!