Итак, в чём моя проблема?
В принципе, характер у меня сносный! Я лабильна, отдходчива, быстро соображаю, быстро прощаю. В других эти качества тоже ценю, мне кажется, они - основа продуктивной работы и успешной коммуникации. Я очень быстро ем и быстро работаю, у меня резкие движения и стремительная походка. И я не могу долго пребывать в ссоре, пойду первой навстречу реабилитации отношений.
Также, что бы я ни делала, буду стремиться к идеалу. Неважно, сколько будет потрачено сил на исправление хорошего на лучшее, но безупречный результат необходим. Это требование к реальности неоднократно приводило к нервному истощению, но, в целом, я также не считаю это своим минусом. Но проблем с перфекционизмом на самом деле порой не оберешься. Одно дело, когда ты до блеска натираешь стол, делаешь непревзойдённые подборки или организуешь поездку - это действительно отчасти подвластное тебе, так сказать, мир вещественных явлений. Но ведь ещё есть мир чувственных. И когда случается несовпадение желаемого с суровой реальностью, и поведение важных для тебя людей совсем не вписывается в твою идеальную модель, наступает душевный коллапс. Из которого выбраться бывает не столь запросто.
Наряду с таким идеализмом во мне бушует неукоснительное стремление к картине завершенности, логической законченности. К закрытым гештальтам. Это точно не плохое, хотя и тяжеловесное чувство. Оно созидательно для сознания и присуще почти всем здравомыслящим, но не каждый способен его изобличить и что-то с ним сделать. А закрытые гештальты, бесспорно, ведут человека к душевному прогрессу.
Соревновательный дух. Вот, что я действительно в себе не люблю и всячески отрицаю, это соревновательность. Я постоянно конкурирую: слежу за тем, насколько лучше я делаю что-либо, чем другие, а в случае обнаружения отставания по какому-либо параметру, впадаю в исступление и агрессивно навёрстываю упущенное. Соперничество естественно, оно преобладает в социуме. Но для меня оно крайне болезненно. Отсюда и ответ на вопрос - почему я издавна стремилась окружать себя некими аутсайдерами. Чтобы они не были мне конкурентами и не сделали меня на каком-либо этапе материального/интеллектуального бытия. Думаю, если личность обрела уверенность в себе и здоровую самооценку, она не страшится конкуренции, так как знает свои возможности, верит в себя и поэтому не боится проигрывать. А я всё ещё боюсь. Боюсь неудачи, боюсь поражения - для меня это одно и то же. Ты проиграл, значит, обосрался на глазах окружающих. Всем смешно, они думают: "Вот лошара-то!" У тебя произошла неудача, и это всё равно значит, что ты проиграл! Всё равно обосрался, и все ржут! Почему же так важны сторонние суждения? Ведь физически, даже какой-то злой смех, это не более, чем сотрясание воздуха!
Условно, если рассмотреть вышеизложенное как требования к деятельности, получается, я стремлюсь всё делать быстро, качественно, до конца и лучше всех. Ну, не так уж и плохо, а со страхами и чрезмерными ожиданиями нужно работать, чтобы преобразовать во что-то более сознательное.
А что насчет отношений с другими людьми? У меня есть несколько близких людей, которые уже привыкли к моему непростому складу, любят и принимают меня такой, а я люблю и принимаю их. Но если говорить о взаимоотношениях с социумом в общем - у меня развита привычка вести себя так, как того ожидают, вернее, даже превосходить ожидания. Чувство, что от меня ожидают большего, не дает мне покоя, и я буду из кожи вон лезть, чтобы доказать, чего я стою. Разрушительно? Вообще моё поведение на людях, как подобает истероидному типу, построено на актёрской жиле, большой и пульсирующей. Как бы я ни хотела перестать "играть", даже наедине с собой ловлю себя на мысли "а как я смотрюсь в этом моменте со стороны?". И не пройду мимо зеркала, в него не поглядевшись. Когда считаю себя оконченной дурой в связи с этой особенностью, вспоминаю автобиографические очерки Раневской, где она делилась эпизодом из детства, как впервые почувствовала себя актрисой. Когда ей было четыре года, у неё умер младший брат, родившийся больным: "На столе стоит ящик, очень красивый. Я заглядываю внутрь - в нем спит мой новый братик. Мне жаль его, я начинаю плакать. Мне очень хочется посмотреть на свое лицо в зеркало. Я сдергиваю с зеркала простыню и начинаю себя рассматривать... И я думаю: «Вот какое у меня лицо, когда я плачу оттого, что умер брат!» И мне уже не жаль брата, я перестаю плакать и думать об умершем. Это был день, в который выяснилась моя профессия".
Также отношения периодически отравляются моим неустанным контролем. Он бывает явным, проявляясь в моем персональном волеизъявлении, а может быть и скрытым - в виде внутреннего бойкота, когда я чувствую, что сценарий разворачивается не по-моему. Кстати, манера всё контролировать даже характеризует мой сон - беспокойный, с частым явлением осознанных сновидений. Контроль по-своему необходим, но он не должен распространяться на других людей. А ведь я частенько применяю его на родных и близких - словом, на тех, кому безукоризненно доверяю. Ирония контролёров состоит в том, что, в первую очередь, они не могут контролировать самих себя. Действительно! Иной раз мои маниакальные затеи или отвратительные истерики заходят слишком далеко, но я понимаю, что укротить их мне не представляется элементарным, если не сказать возможным.
Ещё в моём характере бытует максимализм. Наверное, это порождение вышеописанного перфекционизма и стремления к цельности бытия, но это уже воистину вредоносное чувство. Когда ты живёшь по закону "всё или ничего", для тебя не существует полутонов и "золотой середины", и разве это разумно? Стремиться к безупречности и всеобусловенности хорошо, но ставить жизни условия - что либо полный пакет, либо ничего не нужно - бессмысленно. На эту тему есть прекрасная цитата из Анны Карениной, речь Облонского, обращенная к мечущемуся Левину: "Вот видишь ли, – сказал Степан Аркадьич, – ты очень цельный человек. Это твое качество и твой недостаток. Ты сам цельный характер и хочешь, чтобы вся жизнь слагалась из цельных явлений, а этого не бывает. Ты вот презираешь общественную служебную деятельность, потому что тебе хочется, чтобы дело постоянно соответствовало цели, а этого не бывает. Ты хочешь тоже, чтобы деятельность одного человека всегда имела цель, чтобы любовь и семейная жизнь всегда были одно. А этого не бывает. Все разнообразие, вся прелесть, вся красота жизни слагается из тени и света".
Очень страшно терять связь с собой, ощущать таяние внутреннего мира. Мне кажется, у меня были периоды "слепца", и в последнее время частые - как в незабвенном подростковом возрасте. Может, и в 24 года еще не завершился этап отроческих мытарств и душевных терзаний? Несмотря на то, что я замужем, у меня работа, своё хозяйство и полное высшее, со мной до сих пор случается эдакая юношеская хандра. В такие слепые периоды я ощущаю острую боль одиночества, желание быть причастной и необходимой обществу, потребность в создании тёплых, доверительных отношений. Цепляюсь за каждую возможность с кем-то потусоваться, поболтать по душам и, как правило, это заканчивается еще большим ослеплением - пьяным, бессмысленным угаром - и еще большей депрессией на следующий день. Когда я забываю себе цену, мне хочется завладеть другими людьми, хочется, чтобы они жили только моими эмоциями. И сама при этом растворяюсь в других, теряя разум и собственную личину, превращаясь в некую пародию, пронизанную ломотой костей своей позабытой личности. Когда ты не понимаешь себя и своих истинных переживаний, начинаешь размениваться на сущие мелочи. Переживать из-за материальных вещей, из-за минутного недружелюбия коллег или клиентов, из-за мрачной погоды, из-за своей лени, из-за всего, что так незначительно и мелко в масштабе жизни! Порой мы забываем о глобальном. Это не к вопросу о жизни и смерти, это к вопросу о качестве жизни. Духовной жизни. Ты можешь бесконечно обгладывать детали дня, выискивая причины неприветливых взглядов, убиваться по каждой несовершившейся затее или потерянной брошке, сетовать на серость будней и завидовать чужим досугам. А можешь наполнять дни деталями, дарующими радость тебе и окружающим, можешь все серое и непроглядное оборачивать в творческий натюрморт, интересоваться и узнавать что-то новое, созерцать и созидать! А что делать с навалившимися сентиментами, переживаниями, отпора которым не хватает сил или ума дать? В таком случае, нужно сублимировать, ведь мозг - батарейка. А что сердце? А с сердцем ним все в порядке! Мозг способен искажать подлинные чувства, вводить тебя в заблуждение, и ты изобретаешь проблему там, где её нет.
Я очень ранима и чувствительна, про таких говорят - "тонкой душевной организации". Я чересчур близко к сердцу воспринимаю любые критические замечания, возвожу их в абсолют и долго не могу успокоиться. Я склонна к самобичеванию - и необязательно публичному - я действительно часто во всём виню только себя и постоянно рефлексирую. Если мне кажется, что я кого-то задела, обидела или не оправдала надежд - буду терзаться и пытаться всё уладить. И, кстати, мне сложно отказать людям. Не так сложно, как раньше, но все ещё. Моя душевная уязвимость граничит с чрезмерной жалостливостью, сердоболием, сентиментальностью. Я очень доверчивая и склонна думать о людях только лучшее - до первого разочарования. И все равно, даю большой аванс, переоцениваю и людей, и отношения с ними. Как известно, это прямая дорога к тому, чтобы быть обманутым. Необходимо сохранять холодный разум и не наделять таким удельным весом ценность взаимоотношений. Вероятно, это ключ к какому-то комплексу.
Я очень тревожная и часто пребываю в экзистенциальной растерянности, меня одолевают мысли о конечности бытия и его смысле, о добре и зле, о сверхзадачах. Но пускай это будет не слабостью, а тем, что делает меня человеком.