По моему бреду (см. пост о Красавице и Чудовище) прекраный Т*Лариен написал фик Гастон/Лефу!!!
Я щаслива-щаслива!!!

_________________________________________
Один философ однажды скажет: «Человечество, смеясь, расстаётся со своим прошлым». Даже если это и не так, то со своими кумирами человечество точно расстаётся одним-единственным способом – высмеивая их.

В принципе, Лефу понимал, почему Гастон не хочет появляться в деревне, и виной тому была совсем не больная нога. Даже и так никто не посмел бы насмехаться над ним, будь он на пике славы. Но Гастон совершил серьёзную стратегическую ошибку – он проиграл. И неважно уже, что любой из этих молодчиков просто не выплыл бы, упав с такой высоты, и уж конечно, не отделался бы сломанной ногой. Он проиграл. Он оказался не самым сильным. Девушка досталась не ему.

Лефу, в сущности, прекрасно понимал, почему его друг (эй, Гастон ведь всё-таки друг, кто бы что ни говорил, а не только защитник) забился в самый тёмный угол охотничьей избушки, рычит в ответ на попытки его разговорить и реагирует только на еду – при условии, что она находится в пределах видимости. Правда, это означало, что все тяготы по содержанию дома легли на Лефу – прибрать там, постирать что-нибудь, опять-таки сходить в город и купить чего-нибудь, потому что охотиться Гастон пока что не может… Ничего страшного. Ерунда. В конце концов, он-то с балкона не падал.

А злые языки его совершенно не волновали, мало он, что ли, о себе всего наслушался до того, как прибился к Гастону. Так же как привычным делом были пинки, шлепки и зуботычины под дружный хохот толпы. Гораздо больше его пугало другое – как там Гастон в его отсутствие, не случилось ли с ним чего. Основной страх Лефу был совершенно иррациональным – он боялся, что придёт лесная колдунья и превратит Гастона в Чудовище. В мире ведь должно быть Чудовище, а принц Адам из дальнего замка уже расколдован.

Лефу и вовсе боялся самых невероятных вещей – это помогало ему почти не замечать опасностей реального мира. А их была прорва, этих опасностей, для смешного толстенького человечка, не способного, по большому счёту, выжить в одиночку ни в лесу, ни в городе. Но он бежал в избушку со всех своих коротеньких ног, спотыкаясь по пути обо все возможные коряги, съезжая в овраги, отчаянно карабкаясь наверх к свету, чтобы ворваться внутрь и обнаружить, что рычит Гастон, конечно, отменно, а вот шерстью обрастать ещё не начал. Уф. Хорошо.

И ведь не объяснишь же, чего боишься.

По сравнению с тем, каково Гастону, Лефу считал, что он счастливец. Ну, окунут его в лужу, ну, поваляют по полу. Дело-то житейское. Но скоро у его положения выявилась одна мелкая малоприятная особенность. Дело в том, что городским сплетникам было мало почесать языки о скромную персону Лефу. Им обязательно надо было поглумиться и над Гастоном. В его, Лефу, присутствии. Иначе им, видимо, жизнь была не в жизнь и радость не в радость.

И вот однажды он сорвался. Кинул заплечный мешок в придорожную пыль, подошёл к компании зубоскалов.

- Вы никогда не сказали бы так, будь он перед вами! – воскликнул Лефу и попытался вломить зачинщику по морде. Не дотянулся. Со всеми вытекающими.

А Гастон в тот же день отправился на прогулку в лес – больную ногу он давно уже разрабатывал, просто предпочитал это делать в одиночестве, чтобы никто, упаси боже, не пытался его насмешить. Или развеселить. А то вдруг получится. А тема для осмысления у него была нетривиальная, и смех был здесь неуместен.

Скажите, ведь если девица сказала «нет» после того, как её последовательно пытались увлечь перспективами, подвести к замужеству как к решенному факту, заставить, вынудить, шантажировать, взять штурмом замок, где засел соперник… это ведь значит, что она действительно имела в виду то самое «нет»? А не «может быть, продолжай, я пока поломаюсь»?

Ну вот, здравствуйте, а как с этим дальше жить? Вопроса «получится или нет» для Гастона прежде вообще не существовало. Был вопрос «как это сделать». Ответа «никак» не подразумевалось. И осмысление полученного ответа человеком, всю жизнь пребывавшим в уверенности, что думать вредно, прямо говоря, затянулось.

На этот раз с прогулки Гастон приволок какого-то тощего мальчугана. Будучи каким-никаким, а охотником, серьёзность ситуации «ребёнок заблудился в лесу» он понимал прекрасно. Мальчишка, похоже, ещё и повредился рассудком, потому что рвался драться, говорил, что его не боится, а на вопрос, где живёт, отвечал, что в замке. Был Гастон в этом замке, ничего там не живёт, кроме говорящей мебели. С другой стороны, поблуждаешь по лесу с непривычки – ещё и не так умом тронешься. Еду пришлось делить с ребёнком. Еды уже не хватало. Интересно, где Лефу шляется, он обычно в это время дома.

Когда в дверь избушки постучалась грязная оборванная нищенка, Гастон только махнул рукой: «А, вы за мальчиком, наверное?» Слишком много забот теснилось в голове, чтобы он вообще осознал, что происходит что-то странное.

- Чип, ты отправляешься домой, - раздался за его спиной сильный, молодой женский голос.
- Как скажете, госпожа.

Вот на этом месте Гастон понял, что творится что-то не то, и оглянулся. Посреди его охотничьей избушки стояла, сбросив лохмотья, женщина невиданной красоты с волшебной палочкой в руке.

- Я думала, что превращу тебя в Чудовище, ведь в мире должно быть хоть одно Чудовище, - сказала Колдунья. – Но после того, как ты приютил ребёнка, я не могу. Что же мне с тобой сделать?

«Я не знаю, госпожа, - Гастон скорее говорит глазами, чем думает, нет у него такой дурной привычки - думать. - Сделайте хоть что-нибудь. Превратите меня в Чудовище, и пусть прекрасная девушка полюбит меня. Нет. Другой Белль не будет. Тогда не надо. Чего не надо? Ничего не надо. Превратите меня в Чудовище, заколдуйте меня, убейте меня – я не умею жить побеждённым…»

«Тебе надо было дать совесть, чтобы ты увидел, что чуть было не натворил, - так же мысленно рассуждает Колдунья, - или разум, чтобы хотя бы не наворотил такого впредь – жаль, что напрямую нам действовать нельзя. А впрочем, ты помог ребёнку, который заблудился в лесу, значит, не настолько плох, как я думала, и, возможно, сумеешь извлечь урок из того, что с тобой случилось. Ладно, бог с тобой, живи… живи какой есть, возможно, ты кому-то нужен на этом свете.»

И исчезает.

Лефу приплетается под вечер, на этот раз медленно, пошатываясь под тяжестью мешка. Болят намятые бока, болит спина, болят сбитые костяшки пальцев, синяком под глазом можно дорогу освещать. Проще сказать, что у него не болит. Не болит сердце. Настроение по-своему прекрасное. «Мы их сделали, они нас побили.» Да, его отколошматили как никогда прежде, но он жив, у него всё цело, и он очень рад, что ввязался в эту драку. Даже если завтра не сможет пальцем пошевелить. В конце концов, ребра они сломать не могли, жир глушит все удары. Вот и славненько.

Гастон сидит на крылечке, впервые за эти недели, и всматривается вдаль – сначала напряженно, потом с облегчением. В сгустившихся сумерках Лефу не сразу замечает, что с его ноги уже снята шина.

- Ну наконец-то, где ты шлялся, я жрать хочу, - без вступлений и приветствий говорит Гастон. По сравнению с тем, как он общался последние несколько недель, это – почти светская беседа. Лефу смущённо хихикает и суёт ему в руки мешок. Гастон берёт его за шкирку (вместе с мешком), приподнимает и внимательно осматривает.

- Это кто тебя?
- Да так, одни…
- Ты сказал им, что ты со мной?
- Гастон, они знают.
- А, - теряя интерес, Гастон роняет его обратно на крыльцо и садится рядом. – Совсем распустились.

- Гастон, твоя нога…
- Здесь была Колдунья.
- Да ну? И что она сказала?

Гастон возвёл очи горе. Ничего она не сказала. Вылечила ему ногу. Переправила ребёнка в замок. А он теперь сидит тут как дурак.

- Сказала, что я идиот. Это, правда, не новость.
- Гастон, не говори так…

Но – не получается. Ни заболтать, ни растормошить, ни развеселить. В конце концов Лефу перестаёт и замолкает. Так они и сидят минуты две или три.

- Ладно! Покажешь мне тех ребят, что тебя побили. Ты жрать принёс? – долго унывать Гастон не умеет. А пока челюсти работают, план по постановке на место особо обнаглевших личностей складывается воедино.

На следующий день.

- Эй, вы там! Это вы побили Лефу?
- Это они, - говорит Лефу.
- Да, это мы! – нагло сообщает вожак новой шайки. Его хамство было бы убедительнее, если бы он доходил Гастону хотя бы до подбородка.
- Значит, так…

Через полминуты всем становится окончательно ясно, кто тут первый парень на деревне, а кто так, погулять вышел. Гастон подтверждает своё первенство с феноменальной легкостью. Он знает, кому дать по шее, кого пнуть, кого встряхнуть за шкирку, кого -раскрутить над головой и швырнуть в других нападающих… Может быть, Колдунья не превратила его в Зверя, потому что в нём уже сидит зверь? Умный, хитрый, сильный и ловкий. И очень хорошо понимающий законы поведения в стае.

- Гастон, Гастон, мы не нарочно, - ноет один из прихлебателей, лишившись вожака, в настоящее время подвешенного за шкирку на ближайшем столбе.
- Ну да. Это он первый начал!

- Да что ты говоришь! – взвивается Гастон. – Лефу не такой. Он не мог начать первым!

Лефу за его спиной кивает, как китайский болванчик.

- Да! Я не мог начать первым!
- Он же трус! – продолжает Гастон. – Или ты его очень чем-то задел. А ну-ка живо извинитесь!

И пока у компании не получается вразумительного извинения – хором! - он так их и не отпускает.

- Распустились тут… - он почти ласково снимает со столба их вожака. Надо бы их приметить, если понадобится подобная шайка. Если он хоть что-то в этом понимает, эти ребята почтут за честь служить тому, кто так качественно их отделал.

А потом они с Лефу идут в кабак пить. В кабаке, небось, тоже хозяйскую руку забыли. Да и вообще – что ещё делать-то? Может быть, Белль в конце концов и права - скучнейшая штука эта провинциальная жизнь...