-Любовь, смерть, жизнь, судьба. Бесчисленные отвлеченные и размытые понятия, над которыми так любит поломать голову человечество. На самом деле это все яйца выеденного не стоит. Это как стараться проникнуть в суть понятия «пустота». Ты можешь биться веками, стараясь проникнуть за ширму и узнать, что же там таится. А потом, по прошествии лет, ты узнаешь.
Он откинулся на спинку кресла и неторопливо закурил, глядя на нее сквозь прищуренные веки. Она молча и неподвижно ждала продолжения, не за чем было высказывать свое любопытство или заинтересованность. Даже если б она встала и начала уходить, он бы поймал ее за руку и продолжил рассказывать, поэтому она просто расслабилась и наблюдала за его фигурой, окутанной серыми клубочками сигаретного дыма.
-Да, узнаешь. Что за понятием «пустота» стоит лишь пустота. Смысл, цель, предназначение... Глупость, рожденная из людского самолюбия.
-Неправда. За такими вещами стоят вера, сила, надежда…
-Да, да, да. Назови мне еще сотню абстрактных понятий. Ты можешь закидать меня всего этими словами, но в итоге у тебя ничего не выйдет. А знаешь почему? Потому что ты начнешь доказывать мне их полноту, навешаешь на них кучу придуманного тобой же, и в итоге сама же запутаешься и потонешь в бездне собственного самообмана. Который ты ошибочно примешь за непостижимость этой жизни, вселенной и прочих дрянных штучек. Люди так любят подумать над судьбою, предназначением, жизнью и смертью, повертеть это слова во все стороны, вывернуть наизнанку, попробовать на вкус, после всех этих махинаций совершенно потерять изначальный смысл слов и отбросить подальше, объявив их «непостижимыми» и «неразрешимыми». А следующее поколение, впитав в себя мудрость предков, уже сразу будет подходить к этим словам, как к чему-то выше их разумения и будут пытаться искать сущность понятий ими же придуманных. Но человек слишком любит себя, что б признать, что он ошибся еще в начале этого пути самосознания, и что истина проста и прозрачна, как капля дождя. Так что не говори мне о том, как много стоит за этими словами. Ничего, кроме векового самообмана и близорукости.
-Ты говоришь так, словно сам нашел эту истину.
Он долго не отвечал. Выпуская струйки дыма, разглядывал потолок и, казалось, совсем забыл о вопросе. Наконец, на его губах появилась мягкая улыбка, наклонив голову, он посмотрел ей в глаза и задумчиво произнес: Можно сказать и так. Если истина – это нечто, что не меняется столетиями, то можно сказать и так.
-Тогда скажи же, что это.
-Нам пора идти. – Он подошел к моему креслу и протянул мне руку, мягкая улыбка не сходила с его губ, но во взгляде появились странные шутливо-насмешливые огоньки. – Мы же не можем опоздать.