Я стояла на берегу.
Полукруто, безучастной волной спускалось вниз снежное, тёмно-серое, устало мигающее редкими бликами, полотно; широко и свободно разливалось оно по поверхности несущейся реки, затормаживая её быстрый бег. Как своевременное естественное снотворное, снег усыплял, засыпая серебряными звёздочками, засыпая вместе со мной...

Стояла в одиночестве.
Хотя город был близок. Даже слишком, чтобы суметь отбросить его присутствие от моих сенсорных систем. Однако, шумы, стремительно дойдя до моего уха, оказывались беспомощными перед равнодушием слуха: он молчал; поэтому я, оглушённая, видела только бесконечную серость всех оттенков и блестящие глаза городской жизни на её фоне.

Слева, над рекой, раскинулся мост. Над ним, вдоль ограждений, проползали красные нити гирлянды, отчасти уже погасшие, вероятно, тоже уставшие... празднично блестеть.
В такие моменты память особенно остра: тонкой длинной иглой прошивает она сердце нитями ассоциаций и далёких образов, связывая всё меж собой, сближая, как эти гирлянды - два берега.

Слева, ещё дальше, за мостом, тянулся всё тот же берег - берег покоящейся под саваном прошедших дней осени. Помнится, также стояла на берегу, правда, у самой воды, что множеством зыбких пальцев подгоняла явно недовольную этим грязь бледно-бежевой пеной ко мне, сталкивая её со скопившимся мусором... Наверное, был ранний вечер, и трава ещё была зелена местами, хотя уже ничто не грело землю в объятиях умирающего лета, быть может, уже и не светило солнце...
Не помню.

За ветвистыми чёрными кронами дремлющих тополей расстилалось монотонное серо-фиолетовое небесное озеро, свои звёздные богатства многочисленным роем поднимая над собой... Снежинки, кружась в забытьи, всё падали и падали, но, словно солнечные дни, бесследно исчезали в моих руках, словно стираясь из памяти.

Почему никогда не бывает наоброт...