Это цитата сообщения Domenika_Live Оригинальное сообщение
«Галина».Часть- 2.Г.П.Вишневская.
Выдержки и сканы из книги Г. Вишневской «Галина».
«Большой театр! Торжественный, монументальный, без полутонов и недоговоренностей. Я пришла в него на переломе эпохи, на рубеже смены поколений. В театре тогда было немало певцов высокого класса. Все они начинали свою артистическую карьеру в начале тридцатых годов и, в сущности, продолжали традиции русского дореволюционного театра. Во взаимоотношениях еще соблюдался "хороший тон", и хоть существовала в театре конкуренция, интриги, как в нашем деле и полагается, но все это не выходило за рамки приличий.
...Большой театр в 1952 году - это музей великих русских опер и прекрасных голосов. В театре - железная дисциплина. Чтобы войти в здание, каждый обязан предъявить специальный пропуск с фотокарточкой, даже если ты работаешь здесь десятки лет и вся охрана тебя знает. Для чего это делается? А потому что из отдела кадров может поступить экстренный приказ не пропускать в театр какого- либо сотрудника. ...В мой рабочий план включили две оперные партии: Татьяны в "Евгении Онегине" Чайковского и Леоноры в "Фиделио" Бетховена в предстоящей новой постановке. После годичного испытательного срока театр имел право либо отчислить меня из молодежной группы, либо перевести в основную труппу солисткой - на таких условиях я была принята....Отныне вся жизнь моя протекала и стенах Большого театра, домой я приходила только спать.
...Сталин лично опекал театр. Ходил он, в основном, на оперы, и поэтому лучшие певцы участвовали в операх "Князь Игорь", "Садко", "Хованщина", "Борис Годунов", "Пиковая дама". Это вечный "золотой фонд" Большого театра; всё в тех же постановках они идут из года в год - до сих пор, никогда не сходя с афиши. ... Любил ли Сталин музыку? Нет. Он любил именно Большой театр, его пышность, помпезность; там он чувствовал себя императором. Он любил покровительствовать театру, артистам - ведь это были его крепостные артисты, и ему нравилось быть добрым к ним, по-царски награждать отличившихся. Вот только в царскую центральную ложу Сталин не садился. Царь не боялся сидеть перед народом, а этот боялся и прятался за тряпкой. В его аванложе (артисты ее называли предбанником) на столе всегда стояла большая ваза с крутыми яйцами - он их ел в антрактах.
...Интересная история была с оперой "Евгений Онегин". Действие последней картины происходит ранним утром, и Татьяна - по Пушкину - должна быть в утреннем туалете:
Княгиня перед ним одна
Сидит неубрана, бледна,
Письмо какое-то читает
И тихо слезы льет рекой,
Опершись на руку щекой.
Так оно и было, пока не пришел однажды на спектакль Сталин. Увидев на Татьяне легкое утреннее платье - и Онегина перед нею, - он воскликнул:
- Как женщина может появиться перед мужчиной в таком виде?!
С тех пор - и до сего дня! - Татьяна в этой сцене одета в вишневое бархатное платье и причесана, как для визита.
...Да, велика была вера в его высокую избранность, его исключительность, и когда он умер, кинулся народ в искреннем горе в Москву, чтобы быть всем вместе, ближе друг к другу... Тогда перекрыли железные дороги, остановили поезда, чтобы не разнесло Москву это людское море. Я плакала со всеми вместе. Было ощущение, что рухнула жизнь, и полная растерянность, страх перед неизвестностью, паника охватила всех. Ведь тридцать лет вся страна слышала только - Сталин, Сталин, Сталин!.. Сергей Прокофьев умер в тот же день, что и Сталин, - 5 марта 1953 года. Не дано ему было узнать благой вести о смерти своего мучителя. Со смертью великого покровителя кончилась целая эпоха в истории Большого театра. Ушел гений, ушло божество, и после него пришли просто люди.
...Наконец, Марку удалось обменять нашу ленинградскую комнату на комнату в Москве. Правда, назвать это помещение комнатой было трудно. Всю свою жизнь я прожила в коммунальных квартирах, но такого ужаса, как наше новое жилище на углу Столешникова переулка и Петровки, не видела. Когда-то, до революции, это была удобная семикомнатная квартира, рассчитанная на одну семью. Теперь ее превратили в набитый людьми клоповник. Когда-то квартира имела два выхода - парадный и черный, через кухню. Так вот, черный ход закрыли, сломали лестницу, сделали потолок и пол, и получилась узкая, как пенал, десятиметровая комната с огромным, во всю стену, окном во двор и цементным полом. Вот в этой "комнате" на лестничной площадке мы и поселились с Марком.
Входить к нам нужно было через кухню, где с шести часов утра и до двенадцати ночи гремели кастрюлями у газовых плит десяток хозяек, и весь чад шел в нашу комнату. Но я не воспринимала свое положение трагически. Намотавшись всю зиму по чужим углам, я даже чувствовала себя счастливой: разрешили московскую прописку, есть крыша над головой, до театра- три минуты ходьбы. Мы втиснули в нашу комнату диван, шкаф, стол, четыре стула и взятое напрокат пианино.
...Излишняя полнота стала явным препятствием к карьере. К моему приходу в труппе числилось пятнадцать сопрано моего амплуа. Многие из них видели во мне нарушительницу их благополучного спокойствия, их раздражала моя смелость и настойчивость в искусстве и в
жизни. Уже начались разговоры о том, что у меня тяжелый характер, что я резкая, несговорчивая... В октябре 1953 года состоялось мое первое выступление в роли Татьяны в "Евгении Онегине", и из стажерской группы меня перевели в труппу солистов Большого театра. Премьера "Фиделио" состоялась весной 1954 года. На премьере я познакомилась с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем.
...Как только я появилась на московском небосклоне - молоденькая певица, меня подхватили чиновники из Министерства культуры и стали возить по правительственным приемам и банкетам. Происходили они обычно в посольствах, в ресторане "Метрополь", а самые важные - в Кремле, в Георгиевском зале. Считается это великой честью и почетом для артистов. Привозили нас в Кремль и проводили под охраной в комнату около Георгиевского зала, где шел банкет. Иногда приходилось по нескольку часов ждать своего выхода. Нервы на пределе- боишься, что от долгого ожидания голос сядет... А тут и Козловский, и Рейзен, Михайлов, Плисецкая, Гилельс, Ойстрах...
Противнее всего было петь в конце приема. Огромный зал, сотни людей,перед эстрадой - длинный стол, где сидят члены правительства, уже как следует "поддавшие", у всех распаренные лица; один кричит что-то на ухо соседу, другой смотрит на тебя осоловелыми глазами... Стоишь, бывало, на сцене, и хочется сквозь землю провалиться от стыда и обиды. А кругом пьют, жуют, повернувшись к тебе спиной, гремят вилками и ножами, чокаются бокалами, курят. И в этом огромном кабаке ты пой и ублажай их, как крепостная девка. Бывало, дождешься и такой чести, что за стол позовут - сиди с ними, глуши коньяк стаканами. Самые большие артисты прошли через эти концерты. (Ростропович не играл на приемах, его не приглашали: виолончель для наших господ - инструмент непопулярный.)
...Несмотря на то, что я уже пела первые партии и меня, как десерт, "подавали" на правительственных банкетах, я продолжала жить в коммунальной квартире на Петровке, в крошечной комнате - с той лишь разницей, что пришлось ставить на ночь еще одну раскладушку, так как я взяла домработницу. Звали ее Римма, и было ей семнадцать лет. Она уже давно ходила в нашу квартиру - кому комнату убирать, кому стирать, кому полы мыть. Бывало, работает с утра до ночи и поет, будто ей все нипочем. Спала она в коридоре на сундуке, как Золушка. Своей бездомностью, одиночеством она напоминала мне о моей ранней юности, мне было жаль ее, и я решила взять ее к себе. ...Я очень люблю животных, и в один прекрасный день у нас появился четвертый полноправный член семьи - маленький щенок, белый гриффон.
...Иногда известных артистов приглашали на приемы иностранных делегаций в качестве гостей, и на одном таком приеме в ресторане "Метрополь" в апреле 1955 года была и я - естественно, без мужа. Мы сидели за столиком своей компанией. Вдруг подходит какой-то молодой мужчина, здоровается со всеми. Меня спрашивают: "Вы не знакомы?" - "Нет". - "Так познакомьтесь - это виолончелист Мстислав Ростропович, а это - новая звезда Большого театра Галина Вишневская". Он сел за наш стол, я с кем-то болтала, на него не обращая никакого внимания. Имя его я слышала в первый раз - да еще такое трудное, я его сразу и забыла. Он рассказывал какие-то смешные истории, потом смотрю - яблоко от него ко мне через весь стол катится (как Парис в "Прекрасной Елене"- "Отдал яблоко он ей...").
...К тому времени я была замужем уже десять лет. С семнадцати лет работая на сцене, окруженная поклонниками, я привыкла воспринимать мужчин как некий обязательный и привычный фон: они существовали для того, чтобы дарить цветы, говорить комплименты после спектаклей или оглядываться на меня на улице - артистке необходимо окружение почитателей ее таланта. А в последние годы я была настолько увлечена театром и полна творчеством, что вообще ничего не видела вокруг себя. С Марком отношения наши к тому времени уже определились: и ему, и мне было ясно, что разрыв неминуем, но пока мы, как старые друзья, жили под одной крышей. Ежедневно встречаясь на репетициях или в спектаклях с воображаемыми мною героями, я отдавала им все свои чувства и ждала любви, ради которой стоило бы умирать, как мои оперные героини. Вскоре меня вызвали в Министерство культуры и велели заполнить анкету для первого выезда за границу, в Чехословакию, на фестиваль "Пражская весна", где я должна была петь в "Евгении Онегине" и дать несколько сольных концертов. Первая поездка за рубеж.
Интересно, как выдвигали мою кандидатуру. Когда на заседании в Министерстве культуры зашел обо мне разговор, кто-то высказал сомнение, что, мол, первый раз выезжает, молодая, - может, не потянет на "Пражскую весну"... Тогда встал один из начальников отделов, В. Бони, и сказал:
- Не знаю, потянет ли Вишневская на "весну", но весной на Вишневскую тянет!
После столь веского аргумента было принято решение послать меня в Прагу. Эта острота долго гуляла по Москве. (Когда мы поженились, Слава послал Бони бутылку "Вишневки" и на этикетке написал: "Если б не было Бони, / Не женились бы они".)»
Adelina.
Продолжение следует..
