... – Протрезвел?
В голове знакомо зазвучал голос Яго. Явился, не запылился. Где всё время пропадал – неизвестно… А вообще он прав: алкоголь из головы уже выветрился.
– Скажи, помечу всё так бездарно? – я отчаялся, руки опускались. Вика, как я по тебе скучаю… Как же я устал. От всего нового так быстро устаёшь, словно младенец, познающий мир...
– Ну, милый мой, что бы ты хотел услышать? – ворчливо начал Яго. – Пойми, это всё нереально…
– Однако ощутимо, – ушибленное колено давало о себе знать, да и ощущения после бронированного кулака не ахти.
– Нереально в том смысле, что, как я уже говорил, мир этот выдуман и состоит из фантазий творческих людей.
– Ха, люди здесь хороши! – возмутился я, вспоминая всех здешних «доброхотов». – Не в бровь, а в глаз, Яго…
– Люди здесь вполне реальные, – наставительным тоном продолжил он. – Общество подстроилось под мирок, вот такими они и стали. Колдуны, волхвы, разбойники, короли, воины, паладины и прочая прослойка общества формировались на основе своего окружения. На первое место здесь выходит магия…
– Чёрная, белая, серая… – начал было перечислять я.
– Магия одна на всех! – оборвало моё второе я. – Скажем, так, – это слово. – Я задумался. Если всё обстоит именно так, как говорит Яго, то… – Что примолчался?
– Я… я не совсем понимаю, – мысли носились в голове со страшной скоростью, складывая всё в какую-то замысловатую картинку. – Если допустить, что стих, который я прочёл в лесу сработал, как заклинание… то почему какой-нибудь, заезжий трубадур… или, скажем, артист, набросав пару строк, не сделался бы «властелином» мира?
– Загнул же! Вот это точно банальщина. – В голове послышался звонкий смех моего «подсознания». – Давай посмотрим на это с другой точки зрения: ты стихи как пишешь?
– То есть, как? – удивился я.
– Ну, я имею в виду, в какие моменты ты их пишешь? По собственному желанию?
– Хм… скорее по возможности, – догадался я. – Когда пробовал писать на определённую тему по задумке, то получалось.. не читабельно.
– Во-от! Чувство, как будто бы чего-то не хватает?
– Оно самое…
Итак, если я правильно уловил суть высказывания «самого себя», то здесь действуют стихи написанные в минуты высшего озарения… дарованные музой, провидением. Можно назвать как угодно, но, по-видимому, это так. Я посмотрел в маленькое окошко с кованной решёткой – светает. Значит за нами скоро придут. Но на душе было абсолютно спокойно…
– Яго, как ты думаешь, я выберусь отсюда?
– А с чего ты взял, шо нет? – ответило моё я вопросом на вопрос.
– Ну… э… как бы… уф… – я не знал, что ответить, хотя это не аргумент!
– Итак, кто у нас тут приверженец фразы «будь, что будет»?
– Кто? Я, наверно… хотя почему «наверно»? Я! – вскочив с места, я почувствовал уверенность в собственной безопасности прямо таки возросла.
– Так, а теперь читани, что-нибудь подходящее!
– А… что?
Тут-то я и ушёл в ступор. На ум ничего не приходило, словно никаких стихов у меня и не было. Влип очкарик. Я ухнулся обратно на пригретое место. Эх, жизнь наша жестянка! Я должен прозибать в этой не гостеприимной стране и покорно ждать сожжения на костре «во славу Святой Инвкизиции!» Блеск! Бедная Вика, ты меня теперь не увидишь. Меня сожгут, а ты будешь считать, что меня похитили или вообще сочтёшь меня безвести пропавшим…
– А может и не сочтёт, будет жить весело и с другим.
По-видимому, последние слова я произнёс вслух. Всё больше убеждаюсь, что Яго – это часть меня. И при это самая язвительная и наглая. Язык так и чесался от лезущих на него ругательных и совсем не интеллигентных выражения. Но я сдержался, чего на самого себя обижаться? Лязгнул засов, и, в образовавшемся дверном проёме, появилась довольная физиономия инквизитора с фонарём в руке. Увидев меня, он ещё шире заулыбался.
– А-а, вот и ты колдун (как он меня опять назвал?), приготовился небось к встрече с Всевышним? – я попробовал улыбнуться, ведь «улыбка всех раздражает». – Хотя, чего там… тебе сразу к своему тёмного прародителю (ух, нет веника на тебя, старый пень!). Стра-ажа! Скорее, вяжите его!
– За что это?! – праведно вознегодовал я.
– Скорее, он меня хотел заколдовать! – продолжал ломать комедию инквизитор. В камеру вломились двое амбалов и начали меня вязать.
– Эй, братцы! Вы чего это? Можно и помягче, понежней… понежней, а не наоборот! И руки прочь от интимного! Всё понимаю: служба, женщин нет. Но меня вроде как жечь собираются…
В общем высказаться и самому покуражиться мне не дали. Мало того, что хватали, пардон, за филейные части, так ещё и по почкам надавали. Не-ет, вот теперь вы у меня не отвертитесь – я жить хочу! Меня не вели, а волокли на свет божий. Демир, так и не проснувшийся, всё так же мирно и беззастенчиво похрапывал на плече одного из стражников. А злорадствующий дедок в рясе, чуть ли не приплясывая, семенил позади нас, что-то бормоча о суде Божьем, гиене огненной, сковородке без масла и ещё о чём-то не столь важном…
На площади, куда нас тащили, собралось уйма народу: человек сто-двести. Все улюлюкали, плевались, зевали или просто жалели нас «бедняжек нечестивых». Однако, если не обращать внимания на всю эту толпу, то окруженье было весьма пасторальным: ярко светило утреннее солнце, веял свежий ветерок, в небе играли птички, изображая разнообразные фигуры высшего пилотажа, на крышах нежились коты и кошки, воробьи скакали у луж, то и дело бросающих солнечных зайчиков во все стороны. Красота, и от неё ещё сильнее хочется жить. Наконец меня поставили на ноги и дали возможность шествовать самому. Яго то и дело бормотал, что мы выпутаемся, и я ему верил. Может он и есть моё шестое чувство… Однако, я отвлёкся. Т.к. мне представилась возможность получше разглядеть место нашей казни, то вместо двух постаментов для жарки колдунов я, к своему удивлению, насчитал… три! К правому был привязан рыцарь! Нет, я мог бы ошибаться, но мою уверенность подкреплял не сам вид крепкого парня, ростом под два метра и стрижкой под горшок, а его доспехи, болтавшиеся на нём в несуразном беспорядке, отрывая взору хорошего качества кольчугу. Добавьте ко всему этому щит с гербом в виде чёрного и красного драконов сплетённых воедино немыслимым образом и внушительную булаву, лежащие у ног рыцаря, а если быть совсем точным – под ногами внизу у хвороста. Бродившие взад-вперёд у будущих костров люди в длинных тёмных балахонах, то и дело поглядывали на парня, вид которого выражал презрение и благородство одновременно. Задев нас они остановились, и, низко поклонившись, обратились к рясистому старикашке:
– Отец Игнац, рады приветствовать вас, – сказал, стоявший по центру, мужчина в рясе, видимо они, так же как и дедок, были из инквизиторской братии. – Вы как всегда, самолично разоблачили очередных злодеев и собираетесь очистить их души в святом огне?
– Истинно, брат. Вот этот в чёрных одеяниях, – высокомерно заявил он, – колдун, ещё не вошедший в силу на освящённой земле. А, как известно, Зло надо рубить на корню!
– О, вы так правы! – почтительно отозвалась вся инквизиторская братия. Но первый из их компашки, всё-таки обратился к престарелому борцу за чистоту общества. – Отец Игнац, а тот юноша храпящий на плече стражника…
– Это пособник колдуна, – вяло отмахнулся тот, и все притихли. Выдержав небольшую паузу и пробежавшись глазами по толпе жителей, он громогласно продолжил свой спектакль истиной веры и великого борца с нечестивостью. – Дети мои! В этот светлый день, – нас возвели помосты и начали привязывать к столбам, – мы придаём священному огню тела этих грешников, – запястья туго стянули верёвками, я обратил внимание, что Демир начал приходить в себя, – справа рыцарь, чьё имя я не хочу произносить по причине того, что он не дал свершиться Божьему суду над закоренелой ведьмой, сгубившей не один десяток невинных душ, – парень только отвернулся в другую сторону, всем видом показывая, что старый инквизитор и сам загубил столько же, а может и больше, невинных людей, – по центру – колдун, нагло появившийся в вашей деревне и едва не погубившего меня! – здесь инквизитор, почти сорвался на визг, подчёркивая слово «меня». – Ну а этот юноша… – старикашка поднял глаза к нему и молитвенно сложил сухие руки на груди, – он попал под власть тёмных сил и только пламя способно даровать ему бессмертие на небесах. Аминь.
Ни оваций, ни одобряющих криков не было. Деревенские жители притихли, словно бы их здесь и нет. Возможно, инквизитор уже всем настолько осточертел своими «очистительными» кострами, что его речи никого не подбадривали, а может и наоборот усыпляли. И в этом можно было убедиться: несколько деревенских ребятишек с палочками начали гонять по площади гусей, несколько взрослых их подхватили и косясь на инквизиторов уволокли подальше с глаз, а те что посмелей, вообще в наглую зевали, стоя в первых рядах. В общем, зрелищ в этот местечке в достатке, ну а хлеб – это наживное. Один из рясистых подошёл к нашему душегубцу и что-то шепнул ему на ухо. Тот не помялся, однако, повернувшись к нам, выдавил:
– Может у наших нечестивцев будут последние желания?
– Будут, – охотно согласился я.
– Правильно, малыш, тяни время! – одобряюще прокричал Яго у меня в голове, заставив меня улыбаться во все тридцать два зуба, так сказать.
– Мы вас слушаем, – отозвались инквизиторы, и, повернувшись к парню в доспехах, спросили. – Ваше последнее желание, сэр рыцарь?
– Благородный рыцарь, не станет унижаться и молить о пощаде, – его голос был тяжелый и низкий, достойный оперного певца. – Однако, могу ли я просить передать моему отцу, что я любил его, и что погиб спасая жизнь девушке… пуска и ведьме, как вы утверждаете.
Все, кроме отца Игнца, который стоял безмолвный и гневный, кивнули в знак согласия и повернулись в мою сторону.
– А ты колдун, каково твоё последнее желание?
Здесь стоило глубоко подумать. Во-первых, всё-таки нужно потянуть время, может, что-нибудь да произойдёт. Во-вторых, мне стоило бы вспомнить, какой-нибудь подходящий стихок и, что самое главное, короткий, т.к. времени на его прочтение мне врятли дадут. Ну и в-третьих…
– Люди добрые, дайте похмелиться! – проорал Демир. Бедного парня, по всей видимости, мучал похмельный синдром. – Ну! Хоть пивка, хоть винца! Я на всё согласен… а… что я собственно здесь делаю?!
– Тебя придадут очищающему огню, – пояснил кто-то из инквизиторов, – чтобы твоя душа предстала перед Богом в чистоте и…
– Что?! – взвыл несчастный. – Милорд!
– А что я? – я пожал плечами. – Сам виноват, нечего было вчера башкой свой, полупустой, половицы простукивать.
– А… как… м… я… извините меня.
– Да ладно, – улыбнулся я. – Всё будет хорошо. Тем более, что вон тот старпёр в рясе самолично решил нас казнить и мы, видите ли, потревожили его.
– Подумаешь, цаца какая! – усмехнулся воришка. – Мне кто-нибудь здесь вообще нальёт?!
– Сволочь, мерзавец, скотина! – взвился дедок.
– Ну-у, опять двадцать-пять, – проговорил я. Всё-таки надо достать его до печёнок, если уж и помирать, то пусть запомнит меня. Как следует запомнит! – Ты тут дедуля, козырного из себя не стой. Лучше взгляни: народ от тебя выть хочет, ты всех своей пропагандой чистоты души достал. Понимаешь? Достал!
Народ на площади завозился и начал перешёптываться. Видимо, нашлись те точки опоры и если на них ещё немного надавить, то…
– Хватит! – заверещал отец Игнац. – Сжечь приспешников Зла!
– Э! А моё последнее желание? – поразился, обиженный до глубины души, Демир. – Я пива хочу-у!
– Во! – сказал старикашка показывая нам фигу. – Всем вам!
И стражники начали поджигать факелы, нехотя, но начали. Эх, они всего лишь исполнители чужой воли и я их не виню. Пусть меня помяли немного, но я пока ещё жив. В голове отчётливо появилось коротенькое, но очень подходящее стихотворение. И его надо было прочесть, пока хворост не запылал. Откашлявшись и набрав побольше воздуха в грудь я начал.

За гранью прошлых лет вступительные главы
До более красивы и милы…
Пусть неуклюжи, может несуразны
И чуть тосклива кривизна строки.
Пролог, как в прозе, коротко и чётко,
Словно глазами пробежался по страницам,
Увидев все закаты и восходы,
Наметив жизнь и тон задав первейшим лицам.
Пускай немного приукрашены портреты,
Простите, здесь не Эрмитаж.
Не кисть, а слово создаёт сюжеты,
Прологом начиная свой рассказ...