[525x700]
[399x600]
[635x635]
[469x700]
[464x700]
В 2013 году в саду Молодежного театра на Фонтанке на скамейке появился бронзовый старичок под зонтиком, с книжкой в руках. И с крылышками за спиной. Его сразу стали называть «Петербургский ангел». Автор этой скульптуры – Роман Шустров, до этого человек известный в узком кругу кукольников и галеристов, – стал весьма заметной личностью в городе, а теперь можно смело утверждать, что и в России.
В мастерской Романа на Английском проспекте кукольные образы обступают тебя со всех сторон, и кажется, ты слышишь целый хор петербургских жителей разных эпох.
– Роман, почему вы занялись куклами? Это ведь детская душа должна быть у человека!
– Да, это спонтанное движение. Иду по прямой линии, не сворачивая, всю жизнь, оттачивая свои природные способности и даже не осознавая этого пути. Я рос впечатлительным ребенком, всех мне было жалко. Я все время одушевлял неживые предметы. Мы жили в старинной квартире на Чайковского – там стояли шкафы с дверцами-глазами и я с ними все время разговаривал. Я извинялся перед шкафом. И до сих пор это делаю. Если ты одушевил предмет, ты можешь дальше с ним разговаривать.
– Правда, что декоративных кукол в Петербурге не было еще и в помине тридцать лет назад?
– Да, это так, были только театральная кукла или игрушки. Но я еще организовывал пространства, собирал художников этого направления. Когда появилась Мария Марченко, будущая хозяйка Музея игрушки, мы начали работать вместе и в 1996 году в Союзе художников состоялась огромная выставка «Игры всерьез». Мы привлекли к участию авторов из «деревни художников» в Шувалово-Озерках, с Пушкинской, 10, и многих других.
– А как куклы пришли в город?
– Куклам в человеческий рост, сами понимаете, надо где-то жить, и как по команде в Петербурге стали появляться кафе, где они расселялись. Первое такое кафе – «Сундук» на Фурштатской. Потом «Заводные яйца», потом популярные «Гондола», «Депо», «Городок», сеть пивных «Толстый фраер»… До сих пор работает на Невском кафе «Абрикосов» с моими китайцами, правда, они изрядно запылились, но свою функцию выполняют.
– Что для вас кукла?
– Человек. Декоративная кукла – это, пожалуй, единственный объект искусства, кроме театральной куклы, конечно, с которым ты разговариваешь.
– А вы делали куклы для театральных спектаклей?
– Довелось один раз участвовать в театральной постановке. Володя Каминский пришел к тогдашнему главному режиссеру ТЮЗа им. Брянцева Анатолию Праудину с предложением поставить на Малой сцене «Макбета». Тот сказал, что все мужчины заняты, а женщины – свободны. И тогда решили поставить спектакль с актрисами, только одну роль – самого Макбета – исполнял Влад Комаров. Все остальные персонажи – ведьмы, сторожа – были в масках, и я эти маски создавал для этого спектакля. Работали все на голом энтузиазме. Понятно, что гонорар мне так и не заплатили – время было безденежное, конец девяностых. Но я благодарен судьбе за этот опыт.
– Театральная история продолжилась?
– Совершенно иначе. Меня пригласили работать в бутафорский цех в Комиссаржевку. Там я уже никаких своих идей не претворял – воплощал чужие эскизы. Но зато были возможность и время придумывать свои проекты.
– Там и родился замысел «Петербургского ангела»?
– Этот кукольный образ возник лет за двенадцать до того, как поселился во дворе Молодежного театра путешествующий петербургский летающий ангел с зонтом и книгой.
– Он такой скромный, небольшой по размерам. Не хотелось бы его увеличить и расположить где-то в центре?
– Нет-нет. Он именно таким и должен быть – маленьким, душевным, чтобы к нему могли прийти, посидеть рядом, почти обнявшись. Мне совсем не нужно славы Зураба Церетели. Мой ангел – это такой абсолютный петербургский интеллигент. В основе его характера – терпение, тяжелая судьба после войн, блокады и репрессий. Он символизирует собой достоинство, честь, любовь к людям, иронию, юмор.
– Кто-то конкретный явился прообразом?
– Это собирательный образ. Я и себя к нему причисляю, и своих родителей, и бабушку. Мама и бабушка перенесли блокаду. Бабушка, конструктор одежды, работала после войны в легендарном ателье «Смерть мужьям». Во время войны бабушка обшивала жен высоких чинов – пайки давали там чуть побольше и это спасло жизнь моим близким. А мама, танцовщица Театра Музкомедии, во время блокады, еще юной девочкой, выступала с хореографической бригадой в госпиталях – поднимали дух раненым бойцам. Сколько себя помню, мама всех гостей усаживала за стол, кормила обильно, холодильник был по возможности набит продуктами, вот такое ленинградское гостеприимство. Мой ангел артистичный. В нем есть черты и моего отца, певца ансамбля песни и пляски, и моего старшего брата Александра Шустрова, артис-та пантомимы, учившегося у Марселя Марсо в 60-е… Наверное, не случайно ангел и поселился около театра.
– Роман, не кажется ли вам, что в городе не хватает уютных уголков с историей города, с жанровыми сценками?
– Именно так – не хватает! Я предлагал в нашей петербургской Коломне устроить на пересечении Английского проспекта и улицы Декабристов уютный Театральный бульвар с зелеными насаждениями, с музеем под открытым небом, в котором отразилась бы история места. Пусть была бы открытая сцена, выставки современных художников, скульптура. Ведь именно здесь в ХХ веке жили самые известные художники, артисты, балетмейстеры, поэты, они создавали художественный контекст и атмосферу Коломны. Почему бы это не продолжить? Но ответ чиновников был прост: а у нас и так все хорошо…