Как люди, как люди, ведь мог бы.
Сегодня даже в школу пошёл. Правда, после уроков.
По дороге туда спрашивал себя: помнишь, тут в детстве на велосипеде навернулся? А тут в песочнице зарылся? А тут познакомился с одним из лучших друзей – Лешей? А тут ты гулял с Мисой-Чии…
…А в этой подворотне ты выкурил первую сигарету. На этом углу ночью зимой под фонарем и снегопадом сожрал первую ЛСД. В этом подъезде вколол себе гер. На подоконнике того окна были рассыпаны белые дорожки, качалась в клубах сигаретного дыма, греясь, казенная лампа, и Лаки Страйк красным кругом – перед тьмой и домом напротив?
Лёша, наверное, все так же пьёт. Правда, он старше и вообще пуленепробиваемый. У Чии анорексия. Усердно лечится. Балерина. Хрупкая. Красиво? Мда. Так изменилась. Так изменилась…
…Долго стоял возле спортивной площадки. Опоздал на пол седьмого урока – все разбрелись уже, наверное. Но, во-первых, не хотел видеть Дже… Мессалину. Во-вторых, на поле гоняли в футбол – замечаю на трибунке парня в кепке и наушниках, шарфе по нос.
Без сомнения, это он и есть – Криг. Эта тёмная личность была моим личным драгдиллером. Остальное излишне.
…-Вот тебе нравилось так жить?
-Колоться в подворотнях, запивать ЛСД пивом, нюхать дрянь?
-Да.
-Нравилось.
-Так вот колись ты дальше. Наслаждайся жизнью! Тем более, что уже всё равно!
Я подумал, что ведь он говорит это искренне. Он верит в свои слова! А значит, отчасти прав.
-Знаешь, Можно, конечно, колоться, совокупляться в подъездах с девочками, у которых менструация-то ещё не началась, жрать всякую дурь, сдохнуть и ничего в жизни не успеть понять. А я так хочу успеть.
Жмёт плечами.
-А был бы Сид Вишес. Что в наушниках?
-Джен Эйр.
-Знаешь Самойлова Глеба?
-Солист Агаты.
Криг вздыхает:
-Он ведь тоже так загнётся.
Я внутренне пускаю себе пулю висок. Простите, но – блядь…
-Он успел, - ничего глупее и адекватнее сказать не могу и иду к школе.

И всё равно ты не узнаешь, что я скажу в последнюю очередь – перед самой смертью. Я скажу: я успел. Я счастлив. Я свободен.

Вечер, чашка чая. В наушниках – Зем, «Мальчик-желает-быть-богом…»
Выгнали из кухни. Что-то прояснилось. Хотелось бы, конечно, чтобы все впереди было полной неизвестностью, но, похоже, не выйдет…
Не хотят, чтобы я слышал…
Забота. Благими намерениями…
Замечаю.
Женька, младшая сестра, стоит у порога и мнётся. Я стаскиваю наушники и смотрю на это белокурое чудо-существо.
-Глеб…
Смотрю, у неё уже слёзы. Ну все, думаю. Рассказали. Ироды…
-Чего случилось, Женька?
-Почему ты уйдёшь навсегда?..
И вот я уже думаю, мне сразу сползти с дивана или сначала для вида посидеть. Ляпаю самое глупое:
-потому что мама так сказала.
-Она пошутила?
-Мама пошутила.
Женька смотрит в окошко, кусает губы и не хочет плакать, потому что она знает, что я не плачу, и хочет быть похожей. Она такая молодец. Она будет жить за меня. Будет.
-Глеб, уйдёшь навсегда, это значит… Умрёшь?
Голос дрожит. Так трогательно. Так больно. Но у меня даже кома в горле уже нет.
-Жень…
Молчит.
-Жень, чего они сказали?
-Они просили не говорить. Я пыталась спрятаться за сервантом, но меня нашли. Сказали, что если я расскажу, то ты уйдёшь прямо сейчас.
Обдумываю услышанное.
Сестра опускает глаза в пол – заплакала. Я ведь её не виню совсем. Она маленькая, но она такая сильная. Она сможет все. Она сможет. На ламинат слезы капают. Но она так хорошо держится, даже я так в восемь лет не умел.
Женька нажимает на ручку двери, уходит в коридор, и тут я будто вспоминаю. С бешеной надеждой, с бешеным страхом говорю:
-Жень, я доживу до нового года?..
Женька оборачивается, и я понимаю, что вот – она плачет.
-Нет… Не доживёшь.
[600x261]