Давай пойдём, лишь ты и я,

Когда распластается вечер по небу,

Как пациент на столе, под наркозом…

Давай пойдём по улицам полупустым,

По закоулкам шепчущим

Ночей бессонных в недорогих отелях

И пыльных ресторанов с панцирями устриц:

По улицам, что следуют, как нудный аргумент

Коварного желанья

Поставить пред тобой всесокрушающий вопрос…

О, не спрашивай же только: «Что такое?»

Давай пойдём – и нанесём визит

 

По комнате женщины ходят и ходят,

Говоря о Микеланджело.

 

Жёлтый туман, что трётся спиной о стёкла оконные,

Жёлтый дым, что мордою трётся о стёкла оконные,

Лизал языком закуты вечера,

Держался над лужами под водостоком,

Собрал на спине весь пепел из труб,

Скользнул по террасе, прыгнул внезапно

И, видя, что на дворе

мягкая ночь октября,

Взвился у дома и тут же уснул.

 

И на самом деле, будет время

Для жёлтого дыма стелиться по улицам

И спиною тереться о стёкла оконные;

Будет время, будет время

Готовить лицо к встрече с лицами, что ты встречаешь,

Будет время для убийств и творений,

И время для дел всех и всех дней труда,

Что вертят на блюде вопрос пред тобой;

Время твоё и время моё,

И время для сотни ещё промедлений,

Для сотни предвидений и пересмотров

Как раз перед тем, как тост взять и чай.

 

По комнате женщины ходят и ходят,

Говоря о Микеланджело.

 

И на самом деле, будет время

Спросить себя: «Отважусь ль я?»,

и «Отважусь ль я?»

Время назад повернуть – и вниз по лестнице,

И лысиной блеснуть среди моих волос –

(Пусть скажут все: «О, как он облысел!»)

Костюм парадный мой,

мой воротник,

стоящий плотно к шее,

Богат и скромен галстук мой, приколотый простой иглой –

(Пусть скажут все: «О, как он похудел!»)

Отважусь ль я

Тревожить мирозданье?

Есть в минуте это время –

Для решений и сомнений, что исчезнут чрез минуту.

 

Ибо знакомо мне всё, всё это я знаю:

Все вечера, и рассветы, и полдни,

Кофейными ложками я измерял свою жизнь;

Знакомы мне все голоса, что затихают

Под музыку из комнаты отцовской.

Так как же я осмелюсь?

Знакомы мне глаза уже, всё это знаю я –

Глаза, что превратят тебя

в законченную фразу,

И вот – оформлен я, к игле уже подвешен,

Приколот я, болтаюсь на стене –

Теперь как я начну

Выплёвывать окурки моих путей и дней?

И как осмелюсь я?

 

Знакомы руки мне уже, всё это знаю я –

В браслетах руки, белые и голые,

(При свете лампы, в русых волосках!)

Что это, платья аромат,

Сбивает меня с темы?

А руки на столе и кутаются в шаль.

Как я осмелюсь?

Как же я начну?

 *** 

Скажу ли я, что на закате шёл

по узким улочкам,

Смотрел, как поднимается дымок из трубок

Покинутых мужчин, торчащих из окон?..

 

Я пару бы имел обломанных клешней

И бегал бы по дну морей безмолвных.

 ***

И день, и вечер, спит столь мирно!

Умело пальцы сгладили его,

Усталый… спящий… иль больной притворно,

Растянут на полу, он здесь, он рядом с нами.

Чай, кексы позади – достанет ли мне сил

Мгновенье подстегнуть и ввергнуть в кризис?

Но хоть рыдал, постился я, рыдал я и молился,

Хоть лысоватый череп мой внесли на блюде,

Я не пророк, и нету тут огромного значенья;

И видел я момент – погасла моя слава,

Схватил пальто и захихикал он – Лакей извечный,

Короче говоря, пришёл я в ужас.

 

И стоит ли того,

после всего,

После чаёв, и мармелада, кружек,

Среди фарфора, средь болтовни твоей, моей,

Да стоит ли вообще оно того –

Вцепиться в саму суть, да с милою улыбкой,

И сжать всё бытие в один лишь малый мячик,

И мяч тот покатить – к вопросу, что последний,

Сказать: «Я Лазарь, я восстал из мёртвых,

Вернулся рассказать, и всё я расскажу» –

Если она, поправивши подушку,

Вдруг скажет: «Но это ведь не то, что я в виду имела;

Совсем это не то, совсем не то».

 

И стоит ли того,

после всего,

Да стоит ли вообще оно того,

После  садов, закатов, мокрых улиц,

После новелл, чаёв и после юбок,

шуршащих на ходу –

Всё это, и намного больше? –

И, что хотел, не в силах я сказать!

Чудесный свет вдруг высветил все нервы

в экранные узоры:

Да стоит ли вообще оно того,

Если она, поправивши подушку, сбросив шаль,

Направившись к окну, вдруг сразу скажет:

«Совсем это не то, совсем не то,

Всё это ведь не то, что я в виду имела».

 ***

Нет! Я не Гамлет, и не претендую;

Я лишь слуга при нём, один из тех,

Что действие вперёд толкают,

и сцены начинают,

Совет дам принцу; я лишь инструмент,

Почтительный, я рад, что я полезен,

Учтивый, осторожный и дотошный;

Сентенций полон, но немного туп;

По временам почти смешон –

А иногда почти как Шут.

 

Старею я… старею…

И закатаю я края штанов.

 

Но зачешу ль я волосы назад?

Отважусь ли я скушать персик?

Ходить я буду в брюках белых –

и буду я по пляжу в них гулять.

Слыхал я, как поют русалки,

одна другой.

 

Не думаю, что мне они споют.

 

Видал я, как плывут они вглубь моря,

Расчёсывая пряди белых волн,

И ветер дул, вода – бела, черна.

Но задержали нас в дворцах морских

Морские девы в красно-бурой тине,

Пока нас не разбудят голоса людей –

и мы утонем.

1917

В отсутствие времени и свободного пространства в мозге ввиду диплома и прочих радостей, решил вот поместить ещё один перевод. В очередной раз принёс рифму в жертву смыслу. Хотя корпел над ритмом - правда, вряд ли он кому-либо ясен, кроме меня.

Есть, кстати, австралийский фильм "Пока не разбудят нас голоса живых ", видимо навеянный этим стихотворением (впрочем, Элиот там открыто цитируется), с Гаем Пирсом в главной роли. Ну, и с темой психоанализа. Не ахти какой шедевр, но атмосферен и хорошо смотрится ночью в одиночестве.